Разноцветные молнии вспыхивали на непогашенном мониторе. Издалека, сквозь биение пульса в ушах, он слышал горькие, отчаянные всхлипывания Юлиуса.

- Это я виноват... я не смог его остановить...

Мелькнула мысль ответить, сказать, что если уж Катце решил что-то сделать, то остановить его вряд ли было возможно. Рауль промолчал; внезапно комната пошла кругом. Он оперся пальцами об угол стола - и тут же выпрямился. Нет, у него не было времени на слабость.

- Я дал ему себя обмануть...

Не только ты, эхом отозвалось у него в мыслях. Он провел по лицу рукой, откидывая волосы, стараясь не слышать захлебывающиеся слова Юлиуса. Оцепенение прошло. Рауль знал, что ему надо делать. Надо сесть к компьютеру и попытаться понять, что именно сделал Катце - оценить ущерб. Надо думать только об этом - и ни о чем больше.

Он пододвинул к себе клавиатуру; пальцы не дрожали. Вот так, хорошо... только не думай о нем. Только не задавай вопросов.

Впрочем, разве все уже не было кончено? Юпитер не простит того, что произошло - не простит Раулю его неосторожности. Его будет ждать такое дознание, которое не оставит целой ни одной частички его мозга. Рауль не вздрогнул, просто тупо напомнил себе об этом.

Хотя - если за ним до сих пор не пришли - значило ли это, что Юпитер пока ничего не знает? Возможно... вероятно... но почему для него было так легко выяснить, что произошло? Неужели Катце сделал это специально? Может быть, это было что-то вроде предупреждения - чтобы он, Рауль, имел шанс подготовиться?

Он почувствовал холод.

Нет, прекрати, оставь эти дурацкие надежды. Он предал тебя, холодно и спокойно. Отвечал вчера на твои поцелуи, сплетал твои пальцы со своими - и все это время готовился... Рауль резко оборвал мысль. Все равно. Это не имело значения. Важнее было найти другие ответы.

Например, кому это было нужно. И можно ли было что-то сделать - хотя бы попытаться сделать.

Небольшой значок полученного сообщения вспыхнул внизу экрана. Рука Рауля дернулась, его сердце подпрыгнуло - в противоречие всем приказам быть спокойным. А если... если Катце сейчас все ему объяснит, если все это было всего лишь каким-то чудовищным недоразумением?

Он увидел отправителя, и надежда улетучилась, оставив после себя пустоту и горький привкус. Да, конечно, саркастически подсказал он себе - всего лишь недоразумение. Как тебе хочется верить в это.

Он все же нажал на значок, открывая письмо.

Мгновение он просто смотрел на экран, а маленькие буковки прыгали у него перед глазами, не желая собираться в слова.

Ну что ж - ты хотел объяснений?

Рауль встал. Случайно, его взгляд упал на скорчившуюся на коленях фигурку в розовом комбинезоне - и удушающий приступ гнева нахлынул на него. Когда-то был другой мальчик, с темно-рыжими волосами, который носил такую же форму. Но этого мальчика больше не было - и каким-то образом Юлиус должен был заплатить за это. Рауль почувствовал желание ударить его, ощутить, как пощечина бросит несопротивляющееся тело на пол. Он поднял руку - и остановил себя.

Отлично. Давай ударь его. Накажи его - ведь он это заслужил, правда? Он ведь ожидает этого - примет твой гнев без удивления, без слова протеста.

Неожиданный стыд охватил его. Он знал, что не должен был этого чувствовать - вообще не должен был бы испытывать никаких эмоций по отношению к чему-то столь низкому, как мебель. И он ведь знал, чем заканчивается такой стыд, такая слабость. Но было уже поздно. Как будто что-то в его перспективе изменилось, как будто в глаза ему попал осколок стекла, который заставил его видеть по-другому.

Он не мог ударить Юлиуса.

Вместо этого он приподнял за подбородок покрасневшее, залитое слезами лицо мальчика.

Ему было, о чем подумать в дороге - и он думал. Сначала старательно изгонял из мыслей другие вопросы, другие воспоминания - а потом, когда части головоломки стали складываться в целое, ему уже не нужно было нарочно отвлекать себя.

Он понял почти все. Только поверить в это было практически невозможно.

Воздух был сырым, немного колючим от крошечных капелек дождя - и пока Рауль дошел от машины до подъезда, его волосы покрылись тонкой пленкой влаги. В зеркальной стене лифта он видел свое отражение, с этими сверкающими капельками на волосах. Он встряхнул головой, почувствовав, как пряди намокают, теряют блеск - и отвернулся. Лучше было смотреть вниз, на уносящийся под ним город.

Он прошел по освещенным разноцветными огнями пустым комнатам, до купола с прозрачными стенами.

- Леон?

Блонди оглянулся - белый шлейф волос и светло-голубой лед глаз, сверкнувших с таким торжеством, что Рауль не мог больше отрицать то, что подозревал.

- Ты помнишь?

Волосы Леона пахли сиренью и миндалем, как всегда - и его участившееся дыхание так же звучало над ухом Рауля, его шепот был таким же теплым и чуть хрипловатым, как раньше.

- Я помню... мой маленький.

Рауль попытался освободиться - но руки сжались еще немного сильнее, настойчиво удерживая его. Он почувствовал ладонь Леона у себя на щеке, прижимающую его голову к своему плечу. В такой позе Рауль едва мог видеть склоненное лицо Леона, легкую улыбку на его губах.

Не может быть... это все не происходит, в отчаянии подумал он.

- Каким... каким образом?

- О, - губы Леона дрогнули, раздвигаясь в улыбке. - Это не твоя заслуга, ангел. Ты выполнил свою работу отменно, стерев из моей памяти все, что мешало Юпитер... что мешало тебе.

- Ты ненавидишь меня? - это был неправильный вопрос - как он мог надеяться, что Леон ответит отрицательно. - Как же ты, должно быть, меня ненавидишь...

Сильная рука с длинными пальцами прижала его голову крепче, поглаживая по волосам - словно успокаивая. И когда Рауль вздрогнул, услышав ответ, это рука не дала ему высвободиться.

- Я ненавижу тебя, мой маленький. Ты не представляешь, как я тебя ненавижу.

- Тогда ты можешь быть доволен.

Его собственный смешок прозвучал вымученно. Хотя то, что он сказал, было правдой. Как только Юпитер узнает о взломе - узнает, откуда было произведено вторжение - он окажется в том же кресле, где когда-то сидел Леон. Только от памяти Рауля после этого вряд ли что-то останется.

Но знал ли Леон, насколько действительно полной была его месть? Эта мысль почему-то ударила Рауля сильнее, чем откровения Леона. Знал ли он о них с Катце? Нет, вряд ли - вряд ли Леон предположил бы, что Рауль - Рауль, правильный до отвращения, мог что-то чувствовать к бывшей мебели. Как говорится, there is no prude like a reformed whore... да?

Он торопливо выбросил эту мысль из головы - как будто даже подумав о Катце, он рисковал, что Леон догадается. Нет уж, он сам справится с этим... это будет его собственный секрет.

- Доволен, Рауль? - Леон рассмеялся почти весело. - Я только начинаю получать удовольствие.

- И ты не боишься играть с Юпитер ради этого?

- Хмм... с чего ты взял, что это игра? - наконец Леон отпустил его, отступил на пол-шага. Рауль жадно вдохнул воздух, словно руки Леона действительно не позволяли ему дышать. Но запах - сирень и миндаль - все еще был на нем. - Поверь, мой маленький, это было бы слишком бессмысленной тратой ресурсов, если бы все это было сделано только для того, чтобы отомстить тебе. Катце действительно блестящий хакер - он осуществил то, что мы подготавливали годами.

- Мы?

- Мне вернули мою память, - продолжал он. - С тем, чтобы я стал частью организации. И я стал. Мне больше не хотелось быть одному.

Кровь пульсировала в его венах, горячо и сильно. Рауль чувствовал, как щеки у него горят от мучительного стыда, от понимания. Уже несколько лет Леон все помнил. Все эти годы, когда он принимал Рауля у себя, вел с ним светские беседы...

Даже мысль о том, что это была за организация, о которой говорил Леон, на мгновение показалась менее значимой. Впрочем, Рауль тут же опомнился.

- Что вы собираетесь сделать?

- Ведь это понятно, Рауль. Мы хотим покончить с Юпитер.

- Это безумие.

- Почему?

- Потому что... - потому что Она всегда была - казалась незыблемой, как земля Амой. Но это был плохой аргумент.

Ясон, внезапно подумал он - Ясон смог бы с этим разобраться. Рауль вдруг почувствовал себя таким одиноким и беспомощным - каким он не чувствовал себя с тех первых дней после смерти Ясона.

Но что если... что если Ясон думал бы так же, как Леон? Что если в своем бунте против норм, установленных Юпитер, он пошел бы так далеко?

- Что вы можете предложить взамен Юпитер? Почему вы считаете, что можете управлять лучше, чем Она?

- Лучше - хуже... - смех Леона был презрительным, почти грубым. - Ты думаешь, меня это волнует? Мы будем управлять. Это все, что имеет значение. Она превратила меня в безмозглую куклу, декоративного блонди с мозгами пэта...

- Это неправда...

- Не смей меня перебивать. Ты превратил меня в это. Но теперь мы запрем Юпитер в ее собственной келье - в этакой разновидности гарема, а мы будем у власти. Знаешь, я все-таки должен благодарить тебя за ту промывку мозгов, Рауль. До нее я был наивным романтиком, старым доверчивым дураком. Ты избавил меня от иллюзий.

Значит, это я все сделал, подумал Рауль. Но это было действительно так. Это была его вина - и он платил за нее.

- Теперь я точно знаю, что сколько стоит. И сейчас я собираюсь предъявить счет.

Голос Леона сорвался; Рауль вздрогнул. Этот надлом в голосе испугал его чуть ли не больше, чем смысл слов Леона. Он все же изменился, действительно изменился - когда-то он ни за что не позволил бы себе такой срыв.

Он... не совсем нормален. Эта мысль оглушила Рауля, заставила его сжаться от растерянности и горя. Леон был полу-безумен. И это тоже была его, Рауля, вина.

Внезапно Леон вытянул вперед руку - что-то сверкающее блеснуло в ней - и мгновение спустя Рауль задохнулся от боли, брошенный на колени неистовым спазмом. Светящаяся дуга ошейника опоясала его горло, пронзая его пиками мучительной агонии.

Он захрипел, пытаясь сорвать ошейник, но только раня себе пальцы. Сквозь пелену он видел силуэт Леона, возвышающегося над ним. Потом боль прекратилась. Некоторое время он все еще вздрагивал, хватая ртом воздух, ощущая тонкую полоску неактивированного ошейника вокруг горла.

Он чувствовал себя таким слабым, что не мог даже попытаться встать. Перед глазами все казалось мутным.

- Болевой ошейник, - мягко прокомментировал Леон. - Мне привезли его с Камааса. Блестящее приспособление.

Рауль не мог ответить. Его дыхание все еще было отрывистым, судорожным. Он оперся руками о ковер, пытаясь выпрямиться.

- Ну что ты, - пальцы Леона приподняли его подбородок - и со стыдом Рауль осознал, что его лицо мокро от слез. - Очень больно, да? Но все же не так больно, как было мне, когда я узнал, что ты изменял мне с Ясоном Минком - когда ты предал меня ради Ясона.

Его язык кровоточил - он прикусил его, когда ошейник сработал. Рауль облизнул пересохшие губы.

- Ты... сумасшедший.

Слова были оскорбительными - но губы, которые коснулись лица Рауля, были мягкими и теплыми. Язык провел по его щеке, слизывая слезы.

- Пойдем, - сказал Леон.

Его рука легла вокруг талии Рауля. Большой палец другой руки все так же покоился на кнопке активатора.

- Куда? - прошептал Рауль.

- Со мной.

По дороге он понял, куда они шли. Истерический смех сорвался с его губ.

- Когда-то ты не беспокоился о том, чтобы добраться до спальни.

Ему показалось, что это почему-то задело Леона.

- Ну, я не становлюсь моложе. Теперь меня больше заботят удобства.

Из-за всей нелепости этой ситуации - а может из-за натянутых от фантомной боли нервов Рауль не мог перестать хихикать. Юпитер, они собирались заниматься сексом. Плевать на Амой, на новую попытку бунта, которая - о ужас! - может увенчаться успехом. Леон хотел от него - постели.

- Ты мог бы мне сказать, что тебе это так нужно, - пробормотал он. - Должно быть, я бы тебе не отказал.

- Я и не ожидаю, что ты мне откажешь.

Тон Леона заставил его сжаться в ожидании очередной вспышки боли. Рауль почувствовал, что по спине у него стекает струйка пота. Он боялся этой боли - она была слишком сильной... такой, что к ней нельзя было быть готовым. Но Леон не нажал на кнопку. Он открыл дверь и втолкнул Рауля в комнату.

Все так же, как и раньше - блестящий шелк бледно-лиловых простыней - и запах сирени был здесь таким сильным, что Рауль невольно приложил руку к виску. Лихорадочная веселость пропала. Внезапно то, что Леон хотел от него, не показалось таким уж незначительным.

Леон развернул его к себе, ладони обняли лицо Рауля - с одной стороны тепло кожи, с другой прохладный корпус пульта ошейника, прижатый к его щеке. Рауль чувствовал острую металлическую грань, неосознанно пытался уклониться - но в следующее мгновение рот Леона накрыл его губы, властно сминая, раздвигая их. Его язык с легкостью преодолел сопротивление, вошел в рот Рауля.

Это было не больно, только оскорбительно.

- Ты забываешься, Леон...

- Мне кажется, это ты забываешься, мой маленький. Мне напомнить тебе, кто сейчас контролирует ситуацию?

Черная коробочка пульта сверкнула в белых пальцах.

- Нажать?

Рауль не мог смотреть на эту проклятую вещь. Чтобы вот так усмирить блонди, превратить его в покорное животное – это было нестерпимо унизительно. В этом было что-то извращенное.

Но он знал, что проиграл. Леон сделает это, стоит Раулю дать ему повод. А может быть, он сделает это и без повода - просто потому, что ему это нравилось.

- Ну давай, - Рауль вскинул голову. Дурак, не надо злить его... ногти до крови вошли в ладони. - Это, конечно, поможет.

Несколько долгих секунд ничего не происходило, потом Леон рассмеялся и опустил руку.

- Мне нравится, когда ты показываешь характер. Ты стал таким... самостоятельным за эти годы. Десять лет назад ты был просто смешным щенком - с этими пушистыми кудрями. Ты вырос, мой маленький - и ты вырос без меня. F-14!

Движение в комнате позади него заставило Рауля оглянуться. Только сейчас он заметил, что в спальне был еще и андроид, до этого стоявший у стены, а теперь двинувшийся на голос Леона.

- Я не стану делать тебе больно, - прошептал Леон. - По крайней мере, пока.

Он не успел отступить, почувствовал, как руки андроида сомкнулись на его запястьях. Это был андроид усиленной конструкции, даже блонди не мог с ним справиться. Рауль все же попытался, в бешенстве стараясь выдернуть руки из зажимов.

- Ты хоть соображаешь, что ты делаешь, Леон? Как ты смеешь?

- Тише, успокойся, ты сломаешь себе запястья, - но Рауль не мог успокоиться. Ошейник - это было унизительно; но чувствовать на своих руках захват андроида - это было еще хуже! Только те, кого Юпитер приговорила к наказанию, подвергались этому.

О... от понимания этого Рауль даже перестал бороться. Рот у него приоткрылся, но он ничего не сказал. Конечно... Леон хотел, чтобы он почувствовал это. Это была хорошая месть.

Почувствовав на себе взгляд Леона, он поднял глаза, как загипнотизированный. Пальцы снова пробежали по его щеке.

- Помнишь, когда меня усадили в кресло... ты знаешь, почему я ничего не пытался сказать тогда? Я мог бы попробовать - докричаться до тебя. И мне хотелось кричать. Но я ждал, что ты сам что-то скажешь. А ты не сказал ни слова. Ты даже не смотрел на меня.

Я не мог, хотел было сказать Рауль - но оправдания не имели уже никакого смысла. Сейчас-то он должен был смотреть в глаза Леона, не мог отвернуться. Леон дернул ворот его туники. Рауль услышал треск ткани. Рука Леона проникла в разрыв, скользнула по его груди.

- На кровать, F-14.

Сопротивление могло только вывихнуть ему руки. Его бросили на кровать, навзничь; адроид все еще сжимал его запястья, заставив вытянуть руки над головой. Неторопливо, Леон опустился рядом.

- Не смотри так, Рауль, пожалуйста. У меня сердце ноет, когда ты смотришь таким раненым взглядом. Я не сделаю ничего, что тебе не понравится. Ведь раньше тебе это нравилось?

Его руки скользнули под ткань туники, поглаживая грудь, сжимая соски. Рауль прикусил губу, пытаясь сосредоточиться на боли, отвлечься от бесконтрольной реакции своего тела. Леон просто манипулировал им - как заводной куклой - нажми здесь, погладь там - и все получится. Но в том-то и дело, что все получалось - так легко, как будто Рауль был запрограммирован отвечать на эти ласки.

- Тебе и сейчас это нравится, - улыбнулся Леон, склоняясь к его груди.

Его губы были теплыми и бархатными, его зубы сдавливали с чуть большим усилием - и Рауль дернулся, до острой боли в запястьях - но на этот раз не пытаясь освободиться, а выгибаясь, стремясь навстречу рту Леона. Он услышал шелковый, свистящий звук открывающегося зиппера - и знал, что за этим последует - и задрожал от ожидания - и от отвращения к себе. Рука Леона обвила его горячий, напряженный член.

Нет...

- Нет... - он услышал, как сказал это вслух.

- Почему? - Леон провел рукой по его вискам - и это была такая невинно-короткая ласка, что можно было почти поверить, что никаких десяти лет не прошло - и ничего не случилось между ними.

Почему? Рауль не знал, что ответить - и что бы изменилось, если бы он ответил? Леон отпустил бы его? Рауль закрыл глаза - рука снова начала скользить по его члену.

- Ты расскажешь мне, как Ясон ласкал тебя, хорошо? Потом, когда мы закончим. Ты расскажешь мне все.

Ясон... почему он спрашивает о Ясоне? Но это было хорошо, это ему не нужно было защищать. Если ему не придется делиться другими воспоминаниями... На мгновение в его памяти мелькнуло бледное лицо в разметавшемся круге темно-рыжих волос, медленно поднимающиеся полукружья темных ресниц над насмешливо-нежными, странно задумчивыми глазами цвета темного янтаря.

Не думай об этом!

Его тело выгнулось, и, застонав, он кончил в руку Леона - и снова упал на кровать, задыхаясь.

Прядь волос Леона касалась его щеки, и, открыв глаза, Рауль встретил улыбающийся взгляд.

- Отпусти его, F-14, - мягко произнес Леон. - Он больше не будет сопротивляться, ведь правда?

Стальной захват на его запястьях разомкнулся, и Рауль непроизвольно подтянул руки к груди, хотя защищаться было уже поздно.

- Не спрашиваю, было ли тебе хорошо, - Леон показал ладонь, измазанную белым. Рауль почувствовал тошноту, отвернулся. - Теперь моя очередь, чтобы мне было хорошо, правильно? Ну же, повернись - так, как мне нравится.

Если он не будет смотреть, будет легче... Он повернулся на четвереньки, уткнулся головой в подушку. Так он мог не видеть ничего, кроме паутины собственных волос.

Он сжал простыню в руках, когда Леон вошел в него. Его тело отвыкло от вторжения, но он помнил все - этот ритм, эти руки у него на бедрах, эти толчки, заставляющие его прижиматься лбом к сплетенным рукам.

Через несколько минут все было кончено. Он почувствовал, как Леон встал с кровати. Рауль начал натягивать на себя одежду.

- Ты не хочешь принять душ?

- Я... мне надо идти...

- Как угодно. О, - казалось, Леон впервые заметил разорванный ворот. - Извини, что испортил тебе одежду.

- Ничего.

- Рауль?

Подчиняясь невысказанному приказанию, он встал перед Леоном. Взгляд бледно-голубых глаз был почти нежным.

- Что бы ни произошло между нами когда-то, Рауль, я хочу, чтобы ты знал - я всегда ценил тебя. Я и сейчас ценю. Так что, у тебя есть шанс - один-единственный шанс. Ты можешь присоединиться к нам - и это спасет тебя. Ты должен быть на нашей стороне, когда все произойдет. Нет, даже не так – ты должен быть на моей стороне. И тогда я смогу защитить тебя. Ты понимаешь, мой маленький?

Чего уж тут было не понять?

- Так ты согласен?

- По-моему, у меня нет выбора, - криво улыбнулся он.

Зеркало в лифте отражало растрепанного блонди, кутающегося в плащ, словно ему было холодно. Блонди выглядел взъерошенным и больным. Рауль почувствовал, как его желудок сжался. Отлично; если его сейчас вырвет, это только дополнит картину. Но ему удалось сдержаться - сделал несколько глубоких вдохов, и тошнота отступила.

Почти против воли он поднес руку к шее, дотронулся до тонкой розовой полоски обожженной кожи.

Кажется, его действительно сейчас стошнит. Рауль прикрыл ладонью рот. Но лифт уже остановился, и холодный воздух привел его в себя. Несколько мгновений он стоял, судорожно вдыхая - пока не поймал на себе странный взгляд прохожего.

Осторожнее. Нет необходимости вести себя так заметно - все еще не кончено. Он нырнул в полутьму машины.

- Домой.

Дома на него хотя бы никто не будет смотреть. Он стянул плащ поплотнее вокруг себя. Конечно, думать, что дома безопасно - это была ошибка. Безопасно теперь не было нигде.

- Мы свяжемся с тобой, - сказал ему Леон.

Нет, нет... Он сжал виски - боль от этой мысли была почти такой же сильной, как от ошейника. Ведь Рауль сам захотел - сам вытащил Катце из полиции, сам хотел видеть его. Им не могли манипулировать вот так!

Могли, наверное. Леон знал его достаточно хорошо, когда они были вместе - и кто знает, как ему удалось изучить Рауля за последние годы, наблюдая за ним со стороны.

Может быть, именно поэтому Рауль и не спросил ничего - потому что боялся услышать, что все было запланировано, что Катце просто играл с ним.

Юпитер, он-то думал, что слабость Ясона оказалась губительной. А куда привела его собственная слабость, когда он допустил, чтобы бывшая мебель...

Да, верно - именно так ему и нужно было думать о Катце. Что можно было ожидать от ублюдка, от мебели? Рауль сам навлек на себя это. Ублюдкам следовало оставаться там, где они были - в Цересе. И неужели он был настолько безумен, что допустил одного из них в свою постель?

Допустил - и не только. Наслаждался этим - плакал от удовольствия, чувствуя, как волосы Катце щекочут его бедра...

Он рванул плащ, распахивая его. Дышать было трудно. Машина въехала во двор, и Рауль торопливо вышел, прошел в спальню, не останавливаясь. Он бросил одежду на пол, открыл воду в ванной.

Наконец-то... и он не знал, что именно он старается смыть со своего тела - следы близости с Леоном или память о прикосновениях Катце. Он успел заметить, что простыни на кровати были чистыми - слава Юпитер. Теперь ничего не останется, даже запахов.

И он сможет забыть, что он позволил себе делать, что он позволил с собой делать... если нужно, он вытравит это из себя кислотой - память о нежном рте Катце, обнимающем его член, об этих неуверенных, осторожных ласках, с которых они начинали – об их близости.

Все это было временным опьянением - и Рауль всегда знал, что Катце не заслуживал даже того, чтобы о нем думать. Он был всего лишь эпизодом в жизни Рауля - постыдным эпизодом, который надо забыть.

Его тело горело - так сильно он тер его мочалкой. От пара он едва мог видеть собственные руки - но это было даже лучше, он не хотел ничего видеть.

Как тогда, в ночь после того, как он скорректировал Леона. Но тогда Катце пришел и вытащил его из-под душа.

Ты все еще хочешь, чтобы он пришел?

Рауль повернул кран, закрывая воду. Тонкие струйки стекали с его волос и падали на дно ванны с мелодичным звоном. Он застыл, опираясь о стену.

Нет, он не хотел, чтобы Катце возвращался. Все было кончено. В конце концов, у него же была хоть какая-то гордость?

Да, очень забавно - гордость блонди сломана... мебелью.

Он вылез, вытерся. На кровати в комнате уже лежала свежая одежда. Ощущение прохладного шелка на разгоряченной коже заставило его чуть-чуть вздрогнуть. Но теперь, когда он был соответствующим образом одет, взять себя в руки оказалось легче.

Рауль провел расческой по волосам. Пряди были еще влажные, но быстро сохли. Он взял флакон с духами и брызнул на себя. Чувствовать только свой собственный запах было облегчением.

Ну что? Блонди, который смотрел на него из зеркала, был тщательно одет, красиво причесан - но глаза у него были затравленные - и это не понравлось Раулю больше всего.

Они не оставили ему выбора, да? Леон и Катце - они сделали все для этого. Ерунда. Выбор был всегда. Только нужно было решиться на это.

Даже если это убьет его. Даже если ему придется заплатить любую цену. Он не будет играть в их игры.

Флакон с духами сверкнул хрустальными гранями в его ладони. Он метнул его в зеркало, увидел свое собственное отражение, расщепленное на длинные осколки, обрушивающееся на пол.

Запах цитруса и морской соли сделался невыносимым. Рауль развернулся и вышел, стараясь не наступать на осколки.

Юлиус встретил его в коридоре, с тревожным выражением лица.

- Уберешь там. Я уезжаю.

- К Юпитер.

Когда ты отпустишь его, сука?

Он не произнес этой фразы, даже не прошептал ее про себя. Она сверкнула у него в мозгу, ослепляющая, как молния - но лицо у Юлиуса не дрогнуло, даже взгляд не изменился. Он все так же стоял неподвижно, с плащом в вытянутых руках.

В зеркале он видел Ее отражение - как Она неторопливо поправила тунику, провела пальцами по волосам, позволив одной пряди небрежно упасть на лицо. Юлиус сжал зубы до боли. Этот жест... Она присвоила его - как присвоила и все остальное. В зеркале Ее взгляд упал на него - холодно-насмешливый - такой, что он понял, что ему не удалось ничего скрыть. Она прочитала его мысли - как всегда.

Длинные золотистые ресницы Рауля опустились - и его лицо, без этого безмятежно-ледяного взгляда, вновь стало ранимым и таким знакомым.

Юлиус набросил плащ на его плечи. Рука с длинными пальцами открылась ладонью к нему, и он привычно вложил в нее перчатки.

- Машина готова?

- Да, сенатор Юпитер.

Синева Ее глаз была почти нестерпимо яркой, а взгляд далеким, как будто Она могла видела то, что другим было недоступно - и то, что Она видела, ей нравилось.

- Замечательно, - Она улыбнулась. - У нас сегодня много дел.

У Нее всегда было много дел, не так ли? И Она с блеском успевала все. Юлиус мог бы восхищаться Ею, если бы... если бы он не ненавидел Ее так.

И это было самое мучительное: смотреть в лицо, которое он так любил, и знать, что, кроме прекрасных черт, от его хозяина не осталось ничего. Это было невыносимо... это убивало его.

А его хозяин - был ли он уже мертв?

Все произошло в тот чудовищный день - начавшийся так ужасно, что Юлиусу казалось, хуже не может быть ничего. Он с радостью умер бы, если бы ему удалось предотвратить предательство Катце. Но когда это все же случилось, в глубине своей маленькой души он испытывал тихую, тайную радость. Теперь Рауль понял, кто такой был Катце. Теперь Катце больше не будет в его жизни. Теперь никого не будет между Раулем и ним, Юлиусом.

Каким глупцом он был...

А потом Рауль снова потребовал машину - и в его комнате аромат разбитых духов был таким, что Юлиус чуть не потерял сознание, когда зашел туда.

Рауль сказал, что едет к Юпитер - это Юлиус запомнил. Его не было до следующего утра. За это время все на Амой изменилось.

И когда Рауль в конце концов вернулся, это был уже не он - Она.

Иногда Юлиус думал, знал ли его хозяин, что все так произойдет. Возможно, он полагал, что это будет временная мера - только чтобы подавить бунт. Или Рауль все знал и на все согласился заранее - потому что ему невыносимо было жить, потому что даже это не-бытие было лучше, чем причинящая боль реальность?

Позже Юлиус узнал, что произошло - читал официальные сводки, которые на этот раз, кажется, соответствовали действительности. Заговор с целью изолировать Юпитер... лишить Ее связи с Ее народом... угрожающие стабильности действия... И верный сын Юпитер, сорвавший заговор, предоставивший свое собственное сознание для слияния с Ней.

Больше Ее никто не мог запереть - Она вышла из своей защищенной лазерами комнаты. Интеллект компьютера получил воплощение в теле одного из тех, кого Она сама создала.

Кажется, Она давно хотела это сделать - переселить свое виртуальное сознание в физическое тело. Все было почти готово - вот только "заговор высших", как его стали позже называть, заставил Ее поспешить.

Переход сознания потребовал такого расхода энергии, что большая часть Танагуры погрузилась во мрак. Наверное, заговорщики поняли, что происходит. Они пытались взорвать энергетические коллекторы - но было поздно. Юпитер уже ничто не могло удержать.

Это была безумная ночь. Юлиус помнил погасшие огни - вибрацию отдаленных взрывов - всполохи огня. А потом горизонт как будто занялся красным. Горел Церес.

Говорили, что блонди-заговорщики использовали ублюдков для организации взрывов. И когда из-за короткого замыкания в Цересе начались пожары, Юпитер отдельным указом запретила их тушить.

- Они сами навлекли это на себя.

В конце концов пожары потухли сами - когда пошел дождь. Выгорело почти пол-Цереса - и несколько дней спустя некоторые дома еще тлели.

Юлиус вспомнил интервью, которое Юпитер давала одной из федеральных ТВ-компаний.

- Вы считаете, это нормально, что вы допустили гибель сотен ваших граждан, даже не попытавшись ничего сделать для их спасения?

- Жители Цереса не являются гражданами Амой.

- Но они люди. Это геноцид.

Юлиус смотрел, как пальцы Рауля отводят с лица пушистую прядь волос до смерти знакомым жестом - и сердце у него, казалось, сейчас разорвется.

Юпитер нравилось давать интервью. Ситуация на Амой привлекла внимание - так что желающих было хоть отбавляй. Юпитер вообще нравилось появляться на публике, позировать для снимков... Юлиусу было поручено собирать все, что было сказано или написано о Ней. И с десятков фотографий на него смотрело безупречное - лицо прекрасной куклы - лицо Рауля.

Юлиус мог бы уйти - снять кольцо и вернуться в обугленные развалины Цереса, попытаться выжить там. Может быть, у него бы даже получилось. Он мог бы уйти - и не видеть как взгляд Юпитер делает лицо Рауля чужим и холодным. Уйти и забыть обо всем, чему ему пришлось стать свидетелем, служа Ей.

Ей так нравилось Ее новое тело, что Она хотела испробовать все возможности, которые оно Ей предоставляло. И Ей на все хватало времени: на работу, на секс, на развлечения с пэтами... нет, Она не нарушала правила, хотя могла бы сделать это с легкостью, ведь Она сама их устанавливала.

И были те дни - недели - когда, надевая белоснежные перчатки Рауля, Она уезжала в Лимб - к арестованным заговорщикам, вести дознание - и приезжала с пьяными, шальными глазами, в синеве которых, казалось, прятался алый отсвет... слухи о том, как сенатор Юпитер расправлялась с теми, кто пытался покуситься на Ее власть, были такими, чтобы Юлиус едва мог в них поверить - но в то же время знал, что все они могут быть правдой.

Он не уходил не из-за боязни последствий. Как-то Она обратила на него внимание - не просто воспользовалась его услугами, а посмотрела на него, и Юлиус замер, как кролик перед удавом. Она положила ему руки на виски и сжала.

Боль была настолько страшной, что он даже не смог закричать - вывернула его наизнанку, разбила его сознание на тысячи пронзающих осколков. Наверное, это длилось совсем недолго - Ее руки разжались, и он упал на пол, пытаясь свернуться, как зародыш. Его униформа была мокрой - он обмочился.

Юпитер смотрела на него сверху вниз, улыбаясь.

- Так ты настолько любишь его?

Юлиус не мог говорить, только вздрагивал.

- Хорошо, - сказала Она. - Значит, будешь верен.

Она назначила его секретарем вскоре после этого, и Юлиус сменил свой розовый комбинезон на серую униформу. Он не знал, почему Она так повысила его. Ведь, выворачивая его сознание, Она не могла не прочесть там его ненависть, его отвращение к Ней. Решила не обращать внимание - зная, что он никогда не сделает ничего против Нее?

Она была права - Юлиус ничего бы не сделал - по той же причине, по которой он оставался рядом с Ней, даже если иногда это было почти так же больно, как сканнирование мозга, которому Она его подвергла.

Он верил, что Рауль был жив. Иногда, на короткий момент, из-под маски Юпитер - в дрожании ресниц, во взгляде - Юлиус снова видел своего прекрасного хозяина. И тогда в синих глазах Рауля были не холод и насмешка - но такая боль и одиночество, что Юлиус не сомневался: Рауль там - и ему нужна помощь. И ради веры в то, что когда-нибудь Юпитер все же отпустит его - когда-нибудь Рауль вернется - Юлиус готов был ждать сколько угодно.

Шаттл приземлился в четверть восьмого утра. В салоне было всего несколько человек, в основном бизнесмены и дилеры. Планета, представлявшая интерес для политиков, стала не очень популярной среди туристов - так что посещающих Амой в последнее время было немного. Катце вышел последним, прошел по длинному рукаву внутрь космопорта, встал в очередь. Из пяти идентификаторов работал только один.

- Гражданство?

- Амой.

- Введите идентификационный номер.

Две буквы и четыре цифры - он никогда не забыл бы их. Когда-то, получив с помощью Ясона гражданство, он любовался этим номером - цифры казались ему самой прекрасной комбинацией в мире.

- Проверка кода радужки.

Он услышал легкий щелчок, с которым сработал идентификатор кода.

- Гражданин K1418D, окэй.

Двухсекундная пауза, и турникет перед ним раздвинулся.

На какое-то мгновение Катце не мог поверить, что это произошло. Вот и все? Его впускали обратно? Он же был уверен, что его арестуют сразу же, как только он введет свой номер. Но тревога не зазвучала, никто не собирался его останавливать.

- Проходите же, не задерживайте, - раздраженно произнес кто-то сзади.

- Извините, - Катце шагнул вперед.

Ну вот. А ведь он так рассчитывал на то, что его задержат сразу по прибытии, что его планы не шли дальше этого момента. Но он, очевидно, даже не был в розыске. Что, посчитали его слишком мелкой сошкой, чтобы тратить на него время и силы? Впрочем, Юпитер никогда не отличалась снисходительностью к низшим, а Рауль...

Что ж, наверное, это и было самое лучшее "fuck you" со стороны Рауля.

Здание космопорта была полутемным из-за нехватки энергии - последствия той аварии все еще не были полностью ликвидированы. Впрочем, свет был пригашен в довольно изысканной манере - а на стенах мерцали огромные экраны.

- Сегодня сенатор Юпитер встречается с делегацией Республики Терры. Это первая встреча такого уровня за десятки лет...

Темно-синий шелковый плащ, золотистая прядь волос, небрежно падающая на лицо. Катце замер; желание смотреть на это лицо было почти таким же сильным, как желание отвернуться, избавить себя от боли, от понимания, что это больше не был Рауль.

Он напомнил себе: нет, смотри. Это твоих рук дело.

Он вышел из здания, остановился перед стоянкой такси. Резкий порыв ветра ударил в лицо - знакомый ветер Амой. Он думал, что никогда сюда не вернется. Но вот - он снова был здесь; преступник на месте преступления.

Дверца такси приоткрылась.

- Куда вам?

Он сел в машину. Что ж, ему, конечно, было куда ехать. Например, квартира, которую он снимал, была оплачена за пол-года. Очевидно, он все еще мог туда вернуться.

- Поезжайте...

Дорога, мокрая от дождя, блестела в сером утреннем свете, как черный шелк. Таксист сделал музыку погромче - какая-то классическая мелодия, ужасно знакомая.

Пустые ландшафты пригородной дороги сменились улицами.

- Поворачивайте в Церес.

Таксист не выразил удивления. Наверное, ему и в голову не пришло, что Катце может иметь отношение к ублюдкам - а в остальном пассажир мог делать все, что угодно.

- Хотите взглянуть, что там осталось? Интересное зрелище. Некоторые туристы-экстремалы такое особенно ценят. Правда, в одиночку я бы вам не посоветовал...

- Ничего.

Машина свернула. Впереди, как гнилые зубья, торчали обгорелые дома Цереса.

Впрочем, он ведь все это уже видел - и Церес, и все остальное, что случилось на Амой - в новостях, когда был на Линеа.

Ему так и не удалось увезти Килли в тот дом, который он купил для них двоих. Состояние Килли было таким, что лучше было оставить его в клинике. Наверное, специалисты там действительно были отличные - именно поэтому Килли и прожил так долго. Почти три месяца.

Катце знал, что так будет. Знал, что процесс необратим - необратим с того дня, как было проведено стирание памяти. Но, наверное, он все-таки на что-то надеялся - на какое-то чудо.

Как будто то, что он сделал, должно было выкупить право Килли на жизнь.

Только было уже слишком поздно.

Он вспомнил, как впервые вошел в клинику. Он был почти готов, что блонди - Леон Тэн, теперь Катце знал это имя - имя "предателя Амой" - обманул его, что Килли не было - и что сам Катце, должно быть, умрет. Его это не слишком волновало - умереть было бы лучшим вариантом.

Но его провели в палату, как будто не удивившись его приходу - и спящий человек на кровати был Килли - Катце узнал его безошибочно, хотя глаза Килли и были закрыты.

Черт... он не хотел видеть этого мальчишку! Катце не чувствовал ничего к нему. Когда-то давно было раздражение и презрение - и он полностью одобрял решение Ясона убрать наглого ублюдка с дороги. В конце концов, чего еще заслуживал Иуда, предавший своих друзей?

Наверное, было бы справедливо, если бы плата Катце за предательство не была бы выплачена так уж честно.

Почему он сделал то, что сделал? От этого вопроса было не уйти - не важно, как старательно Катце пытался не думать об этом. Предал ли он Рауля ради Килли? Ради брата, к котрому он не испытывал никаких чувств?

Или он сделал это потому, что подсознательно все время был готов к тому, что ему не суждено быть с Раулем? И думать об этом было так невыносимо, что он предпочел уничтожить все сам - таким образом, чтобы не оставить себе даже тени надежды?

Возможно, Килли был вовсе не при чем. Тогда зачем Катце приехал сюда? Он уже выполнил свой долг - чего же еще? Может быть, оплаты больничных счетов будет достаточно - и он сможет никогда больше не видеть Килли.

Медсестра - не та самая, другая, Катце обратил внимание - спросила:

- Хотите поговорить с ним?

Нет, собирался сказать он, с него было достаточно. Но паузу она приняла за ответ, ввела лекарство.

Тело Килли слегка дернулось, глаза открылись, с трудом фокусируясь. Взгляд остановился на медсестре, и в нем мелькнуло узнавание. Катце увидел, что он улыбается.

- Ну же, мальчик, - мягко сказала она. - Смотри, кто к тебе пришел.

Килли перевел взгляд на Катце - и Катце почувствовал, как будто что-то толкнуло его в грудь. Все его рассуждения, самоуговоры внезапно показались такими бессмысленными, пустыми.

Катце сделал шаг вперед. Медсестра отступила, подпуская его ближе.

- Ты помнишь меня? - спросил он, зная, что это звучит нелепо, не имеет смысла. - Я твой брат.

Очень внимательные, серьезные глаза Килли изучали его несколько мгновений. Потом он кивнул.

- Я помню. Я видел тебя во сне.

Катце никуда не уехал. Деньги у него были - он мог оставаться здесь, сколько было нужно.

На какое-то время, Катце не знал, почему - Килли стало лучше. Он находился в сознании более длительные периоды времени - они даже иногда проводили время вместе, в парке. Они не очень много разговаривали - не о чем было. Та жизнь, которая была доступна Килли, была совсем короткой, а Катце не хотел ничего рассказывать из своего прошлого.

Потом память Килли стала уходить, как вода в песок. Так доверчиво встретивший Катце при первой встрече, Килли порой переставал узнавать его.

- Вы ведь от моего хозяина, да? Вы приехали, чтобы забрать меня?

Сначала память возвращалась, и он снова радостно встречал Катце. Но потом "пустые" периоды стали все длиннее - а после и вовсе не прерывались. И когда Катце входил в палату, его встречал далекий, равнодушный взгляд.

Оставаться в сознании Килли стало трудно - и что толку было мучать его? Последние дни он почти все время спал. А как-то утром Катце пришел - и по расстроенному лицу медсестры все понял.

- Это только что произошло, неожиданно - мы как раз хотели вам сообщить. Он даже не пришел в себя...

Конечно, это должно было случиться, рано или поздно. Катце не ожидал, что это ударит его так сильно. Он вошел в палату и увидел пустую кровать - и внутри у него все сжалось в такой болезненный комок, словно его сердце отказывалось биться.

Круг замкнулся. Он потерял своего брата - и у него не было никого в жизни.

Он выполнил все формальности, связанные с кремацией - и купил билет на Амой.

Хотел взглянуть на результаты своего предательства?

Конечно, если бы тогда Катце не сделал этого, блонди нашли бы кого-то другого, кто мог бы выполнить их поручение. Катце напоминал себе об этом; но только это ничего не меняло. Может быть, если бы это сделал не Катце, Рауль бы не пошел на такую крайнюю меру. Может быть, заговор даже оказался бы успешным.

Все равно. Предполагать, что могло бы быть, не было смысла. Катце сделал это - и должен был жить с последствиями.

Например, вот с этим...

Машина остановилась на окраине Цереса. Катце расплатился и вышел. Под ногами у него была жидкая, черная грязь, и она понял, что это сажа, размоченная дождем.

Теперь здесь все выглядело по-другому. Когда-то ему казалось, что Церес не изменится и за десятки лет. А сейчас он едва мог найти путь среди полуразрушенных домов.

Он знал, что за ним следили - внимательные, оценивающие глаза, взвешивающие, насколько выгодной добычей он мог оказаться. Он сунул руку в карман, зная, что жест был замечен - и, скорее всего, никто не рискнет напасть - разве только совсем отчаявшись.

Разрушенные кварталы сменились менее пострадавшими, и он почувствовал какой-то всплеск надежды. Но потом он обогнул почти неповрежденный дом и... дальше были одни руины. Дома, в котором он родился, просто не было.

А чего он ожидал? Что судьба будет благосклонна к нему - после всего, что он сделал? О чем он думал по дороге сюда? Как он расскажет матери, что увиделся со своим братом, что брат умер у него на руках?

Никогда он ей уже ничего не расскажет. Да ей и было бы все равно.

Позади него раздался шорох. Он оглянулся - сердце упало при виде закутанной в лохмотья фигуры с развевающимися прядями седых волос. Ему показалось, это может быть его мать.

- Эй, сэр... - женщина остановилась, пристально глядя на него. - У вас не найдется десяти кредитов - для погорельцев?

Он вынул несколько бумажек, почти автоматически. Цепкие грязные пальцы схватили деньги - но она все продолжала приглядываться к нему.

- Это... сдается мне, я вас раньше встречала... вы, часом, не сын Терезы?

Он вздрогнул, обернулся к ней.

- Она жива?

- Нет, нет, что вы - сгорела, как головешка - из нашего дома все сгорели - одна я осталась. А я вас видела, как вы ее навещали - да и она всегда говорила, какой у нее хороший мальчик вырос...

Он сунул ей в руку еще несколько бумажек, не ожидая, пока она начнет просить - лишь бы она замолчала.

- Спасибо, спасибо, - она сжимала деньги и кланялась, повторяя ему вслед. - Жаль Терезу, жаль - славная женщина была... а осталось от нее - ну точно головешка...

Ветер отнес ее голос в сторону - Катце больше не слышал ее.

Дом Слайвера был такой же грудой обуглившихся кирпичей и полусгоревших балок. И здесь никто не вышел к нему - хотя Катце стоял достаточно долго, как будто надеясь, что мальчишка может быть жив, может увидеть его и выйти к нему. Он вспомнил свой гнев в ту ночь, когда обнаружил Слайвера, стоящего под его окнами. И вот теперь он стоял перед домом Слайвера - но никто не спустился к нему.

Наверное, Катце знал, что так будет. Он ведь заслуживал этого.

Да, он заслуживал - но мальчишка... но все остальные, погибшие здесь?

Давай, продолжай думать, что даже если бы ты не сделал этого, кто-то другой сделал бы это все равно.

Он дошел до дороги и поймал такси, на этот раз все отправился к себе домой. В его квартире все было по-прежнему, только слой пыли на экране компьютера, на крутящемся календаре, на фигурке, вырезанной из кости.

Машинально он включил телевизор – иначе тишина была невыносимой. На экране дежурно улыбающийся диктор частил, сообщая последние новости. Катце сел прямо на пол, нашарил в кармане пачку сигарет и сунул одну в рот.

После первой затяжки он скосил глаза на сигарету. Белая. В пачке оставалось еще пять штук. Одна из них была "Black Moon" - и рано или поздно до нее дойдет очередь.

Ее голос вплетался в его сознание, ласковый и чуть ироничный. Кроме Ее голоса, у него не было ничего - там, где он был - в глубине. Только звук Ее голоса подтверждал, что он все еще существует.

Он сам хотел этого - хотел потерять контроль, отказаться от самого себя - потому что надеялся, что это позволит ему обрести покой; потому что иначе жить было слишком горько - невыносимо. И вот он был заперт здесь, сознавая все, что Она делает, используя его тело - но неспособный ничего предотвратить.

Он не нашел покоя - только утратил себя.

Впрочем, Она всегда отзывалась, когда Рауль обращался к Ней. Да и что Ей стоило - Она могла это делать в любой миг, не отвлекаясь, не прерывая разговора - и со стороны Ее - его - лицо казалось все таким же безмятежным, брови все так же чуть насмешливо приподняты.

Она владела им лучше, чем Рауль когда-либо владел собой.

Даже сейчас, когда ему, казалось бы, нечего было терять - и когда Она и без того знала все его мысли, он все же не мог ответить откровенно. И Она понимала это, наслаждалась его нерешительностью.

Он знал, что это правда - Она получала удовольствие от каждой минуты своей свободы. И ожидать, что Она откажется от этого ради того, чтобы вернуться в клетку виртуальной реальности - было нелепо.

Верно. Но, может быть, ему было бы легче, если бы Она не делилась с ним этими ощущениями, если бы окончательно похоронила его сознание в глубине своего собственного. Тогда его просто не стало бы. Не было бы даже надежды на возвращение. Не было бы этих моментов, когда Ее контроль вдруг соскальзывал, как перчатка - и Рауль обнаруживал себя на поверхности, одинокого и растерянного.

Эти мгновения были очень короткими, конечно - обычно одна-две секунды, не более - но именно они напоминали ему, что он все еще существует.

Ее глазами он видел свое собственное отражение в зеркале - спокойное, идеально правильное лицо - струящиеся золотые волосы - блестящий шелк одежды. В Ее глазах он видел легкий оттенок удовлетворения. Ей нравилось то, на что Она смотрела.

Выражение лица Рауля в зеркале не изменилось.

Юлиус накинул плащ на Ее плечи. Тонкие пальцы мебели застегнули пряжку. Ах нет, Юлиус ведь больше не был мебелью - в какой-то момент Юпитер решила, что он достаточно сообразителен, чтобы выполнять и более сложные поручения.

На какой-то миг присутствие Юпитер исчезло - и Рауль ощутил тепло рук Юлиуса сквозь ткань одежды. Мальчик поднял глаза - встретился взглядом с Раулем. В глазах у Юлиуса было отвращение, смешанное с горем.

Не думай так громко, захотелось попросить Раулю, Она не прощает такие вещи - но контроль Юпитер возобновился.

- Замечательно, - произнесла Она вслух. - Сегодня у нас много дел.

Ему хотелось закрыть лицо руками, хотелось свернуться в комок и не видеть, не слышать никого - но вместо этого он направился к машине; Юлиус тихо последовал за ним.

Он не ждал, что Она поймет. То, что он находил невыносимым, Она считала правильным - даже приятным. Ей нетрудно было жить с этими воспоминаниями.

Но как ему было жить с тем, что он сделал?

Выжженный Церес. Темные улицы и дома. Крики Леона, когда Она разрывала его сознание в клочья - и его всхлипывания, когда рука Юпитер - рука Рауля – перебирала его волосы, а из ушей у Леона медленными струйками сочилась кровь.

Леон был мертв; как и остальные заговорщики. Юпитер не решилась ограничиться корректировкой, последствия которой можно было бы устранить. Впрочем, для них смерть была скорее облегчением.

Рауль не хотел об этом думать. Но что ему еще оставалось делать?

Это все была плата за то свое решение, принятое в минуту гнева - когда он готов был разрушить весь мир, чтобы расквитаться за боль, которую ему причинили. Ну что ж, он подошел близко к этому - разрушил весь мир.

Может быть, к лучшему, что Юпитер не отпускала его. Он вряд ли бы смог жить сам по себе, после всего этого.

- Я не хочу делать тебе больно, дитя мое, - на этот раз Ее голос не был насмешливым - он был почти просительным. - Не хочу, чтобы ты страдал.

- Мы едем в Кибелу, - Она слегка тронула водителя за плечо. Машина свернула на одну из боковых улиц. - Это не займет много времени, мой Рауль.

Автомобиль затормозил возле высокого темного здания с зеркальными окнами. Кибела была районом офисов и предприятий - и этот дом выглядел практически так же, как все другие.

Она кивнула Юлиусу:

- Жди в машине.

Здание охранялось. Второй уровень безопасности - андроиды, лазеры, идентификаторы. Первый уровень до сих пор был только в обиталище самой Юпитер... А Рауль даже ничего не знал о том, что могло бы происходить здесь.

Седоволосый мужчина с молодым лицом склонился, увидев Ее.

- Сенатор Юпитер.

- Как объект?

- Все в порядке. Прошу вас, сэр.

В полутемной комнате свет исходил только от огромного, во всю стену экрана с медленно кружащимися разноцветными фигурами на нем. На полу, обняв колени, сидел человек - подросток. Его волосы длиной до плеч были серебристо-белыми.

Ясон? Боль, как ослепляющая вспышка, пронзила сознание Рауля, настигла его даже в глубине его изоляции. Он узнал эти черты, это светлые глаза. Это был Ясон-почти мальчик - такой, каким Рауль помнил его еще в школе - но это был он, ошибки быть не могло.

Глаза Ясона, не моргая, смотрели на светящийся экран. Он даже не повернулся.

От шока он не знал, что сказать - беспомощно искал слова - и не мог оторвать взгляда от сидящего перед экраном мальчика.

Ясон был жив - Юпитер сохранила его! Но...

- Я так любила моего Ясона, - грустно произнесла Она. Она шагнула к мальчику, коснулась его волос - и на миг Рауль отчетливо ощутил шелк белых прядей под кончиками своих пальцев.

Прекрасное лицо Ясона осталось безмятежным, глаза не перестали смотреть на экран.

Этого не могло быть... Она не могла этого сделать с Ясоном, не имела права... Его рассудок отказывался это принимать.

Ее рука сжалась на волосах Ясона, запрокидывая его голову - и Ее губы накрыли его рот, язык скользнул внутрь. Сквозь призму Ее чувств Рауль ощутил тепло и податливость полуоткрытого рта... какое счастье, что Она не перестает контролировать его, что он не может почувствовать это по-настоящему...

Глаза Ясона оставались открытыми. Когда Юпитер выпустила его, он снова повернулся к экрану.

- Но он там, внутри...

- Это уже просто оболочка, Рауль - ничего больше. Но я понимаю, мой мальчик - ты боишься, что, когда у меня будет Ясон, я буду любить тебя меньше? - Ее голос стал снисходительным, нежным. - Нет же, глупыш. Когда я буду Ясоном, ты по-прежнему останешься со мной. Ты самый прекрасный из блонди после Ясона. И ты мой самый верный сын. Ты будешь моим консортом, Рауль - навсегда.

Он не хотел просыпаться - зажмурил глаза покрепче, словно мог этим обмануть уходящий сон. Но все было бесполезно, и он знал это. Медленно, он поднял ресницы. Потолок над ним был исчерчен черными волнами сажи - зрелище, к которому он должен был бы привыкнуть за эти дни, но которое неизбежно вызывало у него тошноту.

Запах... не думай о запахе... Слайвер сжал кулаки так, что ногти поцарапали ладони. Это помогло. То, что он видел перед собой, была просто обугленная штукатурка. Огонь давно погас.

Стекла в окне не было - проем загораживал лист фанеры, пропускающий неровный утренний свет в щели. Ветер тоже проникал сквозь эти щели, достаточно холодный, чтобы Слайвер натянул одеяло до самого носа.

Ну зачем, зачем он проснулся так рано? Но ничего уже было не поделать - как только он пытался закрыть глаза, они распахивались, словно на пружинках.

Единственным звуком в комнате был размеренный, негромкий храп Хинли. Он лежал в своей обычной позе - на спине, руки раскинуты; ему почему-то никогда не было холодно. Его косица была расплетена, волосы рассыпались по подушке. Горло у него вздрагивало и клокотало при каждом вдохе.

Тихонько, Слайвер пододвинулся к нему, лег головой на вытянутую руку. От Хинли пахло дешевыми сигаретами и мускусом - и Слайвер все еще мог чувствовать этот запах на своем теле. Этот запах, казалось, заглушал тот, другой запах, который Слайвер больше всего боялся ощутить.

И рядом с Хинли было тепло.

Слайвер вздохнул, потерся щекой о руку Хинли. Хинли был сильный и добрый - почему Слайвер раньше этого не замечал? Хинли не бросил Слайвера, не прогнал его - остался с ним, когда все остальные...

Грудь Хинли дрогнула, храп оборвался. Слайвер увидел, как его веки затрепетали, но не поднялись. Ощупью рука Хинли нашла голову Слайвера.

Вкус был горьким - неудивительно, после вчерашнего Хинли не помылся - но Слайвер не возражал. В конце концов, это был его собственный вкус. А через несколько секунд, когда Слайвер начал работать ртом всерьез, горечь и вовсе исчезла.

Здесь, под одеялом, было даже жарко - и мускусный запах, исходящий от паха Хинли, был оглушающе резким. Слайвер почувствовал, как рука Хинли легла на его голову, надавливая - и наклонился еще ниже, пропуская член Хинли в горло. Хинли не нужно было им управлять - он сам делал это так глубоко и так быстро, как мог.

Наконец пальцы в его волосах сжались, и горьковато-соленая струя ударила ему в рот.

К этому вкусу он не привык - он ведь всегда делал это с резинкой. Но от Хинли он, конечно же, не мог ничего подхватить, поэтому резинки были не нужны. Его горло невольно сократилось от приступа тошноты, но Слайвер подавил позыв усилием воли, проглотил все, что попало ему в рот.

Когда он вынырнул из-под одеяла, Хинли широко улыбался.

- Вот это способ будить меня, малыш - уверен, многие о таком бы мечтали.

Он потрепал Слайвера по волосам, и Слайвер благодарно прижался к его ладони.

Когда-то, слушая комплименты Хинли его матери, он думал, что это просто слова, которые ничего не значат. Он не знал тогда, насколько приятно было слышать эти слова, когда они обращены к тебе - даже если ты знаешь, что совсем их не заслужил.

Он выскользнул из постели, знаками показал, что сейчас приготовит завтрак. Хинли кивнул, откидываясь обратно на подушки.

Дом, в котором они жили, пострадал от пожара только частично - но почему-то его хозяева не вернулись сюда. Может быть, они были мертвы. По крайней мере, никто не возражал, когда они с Хинли заняли эту квартиру - и никто не беспокоил их с тех пор.

Кухня обгорела хуже других помещений, но Хинли принес откуда-то газовую плитку, на которую Слайвер и поставил чайник и ковшик с двумя яйцами. Продукты они тоже нашли в брошенной квартире, что было кстати, потому что оба супермаркета в Цересе все еще не работали.

На плитке было только две горелки, поэтому ему пришлось ждать, пока закипит чайник, чтобы поставить сковородку и сделать тосты. На мгновение, когда масло зашипело и запахло, он замер, почти отключившись.

Нет, конечно, это другой запах - даже ничего похожего... Ничего не горело... Клади быстрее хлеб, если хочешь, чтобы все было готово вовремя.

За последние недели такое с ним случалось все реже. Наверное, он начал успокаиваться, по крайней мере, ему хотелось так думать. Может быть, когда-нибудь он и вовсе забудет.

Если проживет достаточно долго.

А он вообще не должен был остаться жив. Если бы не этот конверт с деньгами, который они получили в тот день - толстый конверт без единого слова приписки.

Слайвер помнил, как его мать высыпала кредитки на кровать - и пересчитывала их, и пальцы у нее слегка дрожали, а лицо было такое, каким он очень давно ее не видел - лицо девчонки.

- Это точно нам? - говорила она. - У нас ведь не отберут?

- Это точно нам.

Слайвер знал, от кого эти деньги. Ну, нетрудно было сообразить - даже если не было написано ни слова - даже если этому не было никакого объяснения.

Его мать, сияя глазами, говорила, что теперь Слайверу не надо будет работать, что этих денег хватит надолго, если они будут экономными. А они будут экономными - а потом Слайвер подрастет и его примут в какую-нибудь банду...

А может быть... тут она умолкала, скрещивала пальцы и говорила приглушенным голосом, что, конечно, ничего не имеет ввиду... но все эти красивые вещи из дорогих магазинов, которые для ее Роми купил человек из Танагуры - и теперь эти деньги... может быть...

Но Слайвер сразу понял, что значат эти деньги - что никакого продолжения не будет. Он не знал, почему - но он знал, что больше никогда не увидит Катце. Эти деньги означали, что все кончено.

Улыбаться, слушая радостную скороговорку матери, было невыносимо - но он все же вытерпел целый день. А вечером выскочил из дома, сказав, что ему нужно куда-то... забежать на бывшее место работы, отдать фенечку... А вместо этого он знакомым путем пошел к дому Катце.

Окна квартиры были темными - и это не удивило Слайвера. Он ожидал этого - но все равно, он должен был убедиться. Он поднялся наверх и звонил, долго звонил в дверь, хотя и чувствовал, что за дверью никого нет.

Может быть, Катце вернется позже? Слайвер повторял себе с упрямой надеждой, что Катце мог уйти куда-то, в клуб или в ресторан - ему же необязательно было торчать дома. Сев на пол, Слайвер оперся спиной об дверь и стал ждать.

Он не заметил, как заснул, а когда открыл глаза, была, должно быть, глубокая ночь. И Катце не возвращался - не смог бы пройти мимо Слайвера незамеченным. И эта мысль будто заставила Слайвера осознать всю нелепость своего поведения. Он встал и вышел на улицу.

Он сразу понял, что проспал что-то важное - увидел погашенные фонари и услышал звуки сирен. Но только на пол-пути он осознал, что зарево, которое он видит на горизонте - это не какое-то природное явление, а пожар.

Он бежал почти всю дорогу - но даже тогда он не думал, что то, что случилось, может как-то коснуться его. То, что дома горели, было жутко - но это, конечно, происходило не рядом с его домом - в каком-то другом районе.

А потом он увидел свой дом - и балки с шумом обрушивались в полыхающее пламя. Но даже тогда Слайвер верил, что мать и Томми успели выбраться - обязательно успели. Он тыкался в толпу, как слепой кутенок, пытаясь разыскать их. А потом рука легла на его плечо, развернула - и он увидел скорбное лицо Хинли, залитое потом и измазанное сажей.

- Да, - сказал Хинли грустно. - Вот так мы и потеряли их.

Он прижал Слайвера в себе, несмотря на сопротивление - и в этот момент Слайвер впервые осознал, что это был за запах, который он чувствовал, не переставая, с тех пор, как вошел в Церес. Угли и горящий пластик, конечно - и сильнее этого был другой, сладкий и тяжелый запах.

Он забился, пытаясь вырваться от Хинли, пытаясь сказать, что этого не может быть, это неправда. Но когда он поднял голову, глядя в лицо Хинли, и открыл рот, он понял, что не может издать ни звука.

Его речь так и не вернулась к нему с тех пор - но Слайвер не слишком расстраивался из-за этого. Ему незачем было говорить.

Завтрак был готов. Он выложил яйца и тосты на тарелки, поставил их на поднос и принес в комнату.

- Спасибо, малыш, - Хинли одарил его улыбкой, сел, потирая руки с аппетитом. Слайвер устроился на краешке кровати, глядя, как он ест. - Ты чудо, - пробурчал Хинли с набитым ртом. - Кстати, пойди пока прими душ, хорошо?

Горячей воды не было, поэтому Слайвер влез под холодные струи, стуча зубами. Выдержать это он мог всего несколько минут, поэтому постарался вымыться как можно быстрее. Когда он вернулся обратно в комнату, Хинли уже покончил с завтраком, оделся и собирался куда-то.

Слайвер схватил его за руку в отчаянии, заглядывая в глаза - и его взгляд, должно быть, был достаточно выразительным, чтобы Хинли понял.

- Да, мне надо уйти, - он улыбнулся успокаивающе. - Нет, тебе со мной нельзя. Но я скоро вернусь. Не волнуйся, я не оставлю тебя. Ты же веришь мне, правда?

Слайвер кивнул. Он должен был верить Хинли - больше ему некому было верить.

- Вот и хорошо, - широкая ладонь Хинли легла поверх его рук, чуть задержалась. - А пока меня не будет, потренируйся с этим.

На колени Слайвера упал тяжелый, поблескивающий темным металлом пистолет. Он сжал его, чувствуя, как холодная сталь нагревается в его руках. Хинли вышел.

Как завроженный, выполняя указание Хинли даже когда тот не видел, Слайвер сжал пистолет в руках и поднял его. Он уже начал привыкать к этому весу, с этому ощущению. На противоположной стене углем был нарисован силуэт - и штукатурки была уже украшена дырами во многих местах.

Легкий свист и щелчок попадания - и еще одна дыра расцвела с левой стороны груди силуэта. Последнее время он не промахивался.

Целься в голову, говорил Хинли, это будет наверняка. Но Слайвер хотел попасть именно в сердце.

Слайвер не собирался бежать. Он будет стрелять - пока не попадет. Или пока его не убьют. Впрочем, его скорее всего убьют - и тогда все закончится.

Все равно. Он сможет.

Силуэт на стене был крайне условным - но, прикрыв глаза, Слайвер, казалось, мог видеть шлейф золотых волос, струящихся по голубому шелку плаща - высокомерно-прекрасное лицо с плотно сжатыми, нежно-розовыми губами.

Еще один свист и щелчок. Новая дыра - почти там же, где и предыдущая.

Если почувствуешь, что дело кончено, постарайся не сдаться живым, ладно? Пальцы Хинли перебирали его волосы. Впрочем, ты все равно им ничего не скажешь...

Слайвер знал, что они ничего не добьются от него - знал это так же твердо, как свое имя.

Он обнял пистолет, прижал его к груди и свернулся на кровати, на одеяле. С пистолетом ему тоже не было холодно.

Он сможет отомстить. За свою мать, за Томми, за всех остальных. Компьютер или блонди - ему было все равно; он знал, кто виновен в смерти его семьи.

Реальность поплыла - так с ним случалось в последнее время - и когда он пришел в себя, Хинли уже вернулся, стоял и смотрел на него, улыбаясь. В руках у него был какой-то длинный футляр.

- Рад, что тебе так нравится этот пистолет - но не прострели себе ногу. Сегодня у нас особенный день, малыш. Ожидание закончилось. Ты сможешь сделать это.

В спускающихся сумерках экран телевизора отбрасывал белые блики на ковер и на его лицо. Катце посмотрел на погасшую сигарету в руке и бросил ее на пол. Вставать не хотелось. Не хотелось делать вообще ничего - может быть, просто лечь, закрыв глаза и уши - как те обезьянки, что стояли у него на столе. Впрочем, именно так он ведь и старался прожить всю жизнь - и смотрите, куда его это привело.

Боль пронзила его, физически ощутимая и такая сильная, что заставила его сжаться. Но он не издал ни звука; он заслужил эту боль - и не имел права жаловаться. И все же... это было почти невыносимо - его рука снова потянулась к пачке, на этот раз, чтобы уже определенно найти нужную сигарету. Тогда все будет в порядке. Тогда уже ничего не будет.

Его пальцы дрогнули, но он не позволил себе дотронуться до сигарет. Ему нужно было сделать еще одну вещь - такую же горькую, как взгляд на развалины Цереса. Он должен был увидеть полностью, в подробностях, что именно он сделал.

И может быть, он хотел это увидеть.

На экране опять были новости - встреча с делегацией Терры прошла успешно, запланирован обед в одном из элитных клубов Эоса... На экране появилось несколько мужчин с замкнутым выражением - представители Терры. Камера лишь слегка задержалась на них, как будто что-то ее отвлекало...

Прекрасное лицо в окружении волн золотых волос, розовые губы раздвинуты в легкой улыбке.

Сенатор Юпитер была совершенна - и в жизни, и на экране.

Катце должен был убедиться, что это была именно Она - что ничего в Ней не осталось от Рауля. Он должен был увидеть его... Ее... все равно - должен был. Хотя бы еще один раз.

И он ведь знал, в каком именно из элитных клубов Ясон обычно обедал с важными людьми. Вряд ли Рауль изменил этим привычкам... и вряд ли Юпитер обрела новые привычки.

Он встал, поднял с пола сигареты, бросил их на стол. Он закончит все, когда вернется. Тогда все обязательства будут выполнены.

Такси довезло его до Эоса. Он отпустил его за несколько кварталов и пошел пешком. Ну конечно... его предположение оказалось верным. Возле клуба уже выстроилось несколько андроидов, загораживавших путь.

Разумеется, Катце был не единственным любопытным - и хотя андроиды приказывали людям проходить, все же небольшая толпа собралась вокруг. Но так было даже лучше - он не будет привлекать к себе внимание.

Засунув руки в карманы, Катце остановился в гуще людей, ожидая. Толпа была приличной, вполне респектабельной - впрочем, другие в этом районе и не появлялись - и голоса звучали приглушенно, с достоинством.

- А правду говорят, что иногда сенатор Юпитер просто гуляет по Танагуре, вообще без охраны - для того, чтобы поговорить с людьми? Ну как бы, блонди - они же все похожи - иногда сразу и не заподозришь, что это Он.

- Правду - только это не Он, а Она.

- Да, никак не могу привыкнуть - с этой внешностью...

- Ну что вы, надо привыкать...

- А правда, что Церес скоро окончательно снесут - и там будут продавать участки для застройки по девять кредитов за метр?

- Скорей бы...

- Едут! - чей-то голос перекрыл приглушенный диалог. Почти бесшумно три низких длинных автомобиля подъехали к зданию клуба.

Непроизвольно Катце сделал шаг вперед. Он вдруг вспомнил, как однажды на холодной улице Рауль окликнул его, выглядывая из машины - тогда, перед полицейским участком - как светлые пряди блестели в желтых тусклых лучах фонарей...

Тогда у него все еще было впереди - вся эта томительная, дурманящая нежность, которую он ощущал к Раулю - их близость... Больше этого не будет никогда. Один раз в жизни у него было что-то, что стоило помнить - и он все разрушил своими руками... разрушив и Рауля при этом.

Его толкнули - он отступил, пропуская вперед человека - тощего мальчишку в короткой курточке, держащего руки в карманах. Иссиня-черные волосы падали на тонкую шею. Внезапно Катце узнал его.

Не может быть. Слайвер?

Радость накатила на него вместе со страхом - вдруг он ошибся, принял желаемое за действительное? Сколько таких парнишек в обтягивающих штанишках и с отчаянно независимой осанкой бродило по улицам Танагуры? Катце хотел окликнуть его, убедиться - и в этот момент дверцы машин открылись.

Впрочем, вряд ли кто-то видел остальных. Рядом с блонди обычные люди всегда казались незаметными - серыми. А рядом с сенатором Юпитер, когда Она хотела быть заметной - контраст был еще сильнее.

Боль снова пришла - от узнавания, от того, что Рауль был так близко, всего лишь в нескольких шагах - и от того, что Катце знал, что это не Рауль. Она... Ее глаза - ярко-синие даже при свете фонарей - скользнули по толпе - и остановились на нем.

Нет, не Она. Рауль! Должно быть, это была иллюзия - но на какой-то миг Катце вдруг показалось, что это Рауль смотрит на него - настоящий Рауль - и что он узнал Катце.

То, что произошло дальше... наверное, это случилось мгновенно - и Катце не знал, каким образом ему удалось запомнить столько деталей. Как будто время для него остановилось.

Он увидел, как мальчишка - Слайвер - вынимает что-то из-под курточки - и еще до того, как он поднял этот предмет в вытянутых руках, Катце понял, что это пистолет.

Безумец, что ты делаешь?! Катце знал, что сейчас произойдет - за миг до того, как ударит выстрел, вспыхнет белым защитный экран - отразив пулю, послав ее в стрелявшего. Мальчишка будет мертв - через мгновение.

Катце вытянул руку, пытаясь задержать Слайвера - но его движения тоже были замедленными - он знал, что не успеет. Он видел улыбающееся лицо Юпитер, знал, что Она заметила наведенный на Нее пистолет - и Она не боялась. Это доставляло Ей удовольствие.

Экран не вспыхнул. Вместо этого Юпитер вытянула руку и поставила перед собой хрупкую фигурку в серой униформе. Раздалось шипение – человек дернулся, как марионетка, и на груди у него появилась воронка выжженной плоти.

Это не Слайвер сделал, мелькнуло в голове у Катце - это не был выстрел из пистолета, это плазменная винтовка... А андроиды уже выстроились, загораживая Юпитер и остальных, наводя оружие.

Катце наконец смог дотянуться до плеча Слайвера, дернул его к себе. Пистолет выпал из рук мальчишки. Катце сорвал с себя куртку, обмотал ее вокруг Слайвера и потащил его из толпы.

Он знал, что не успеет, что сейчас андроиды уложат всех, кто был там - а потом будут разбираться, кто прав, кто виноват.

- Не стреляйте! - крикнул кто-то рядом - и потом - другой голос, голос, который он узнал:

- Не стрелять.

Нескольких мгновений замешательства было достаточно, чтобы Катце удалось вырваться из толпы, нырнуть в слабо освещенный переулок. Закутанный в куртку, мальчишка слепо бился в его руках.

Ему некогда было разговаривать. Он сдернул куртку с головы Слайвера, залепил ему две пощечины - таких, что голова у мальчишки мотнулась. Слайвер перестал сопротивляться, стал послушным и податливым.

- Веди себя тихо, - сказал Катце.

Из переулка проход вел на оживленную улицу - Катце знал это - как знал такие ходы в большей части Танагуры, изучал их для работы. Пройдет несколько минут, и район будет оцеплен. Но еще можно было успеть.

Он остановил такси, затащил Слайвера на заднее сидение. Таксист бросил любопытный взгляд.

- Мальчика сняли?

- Да уж, - Катце повалил Слайвера на сидение, нагнулся, накрывая его рот своим.

Если ему придется ехать всю дорогу, изображая похоть - лишь бы таксист не увидел лица Слайвера - он был согласен. Потому что через пол-часа портреты Слайвера будут по всему городу.

Рот Слайвера покорно и мягко открылся, пропуская его язык. Но Катце вовсе не собирался его целовать. Их лица были так близко, что открытые глаза Слайвера казались огромными и нестерпимо черными. Катце осторожно погладил его по волосам.

К счастью, радио в такси не было включено - они доехали без приключений. Катце остановил машину достаточно далеко от дома, расплатился. Отсюда они доберутся пешком.

Он по-прежнему держал руку Слайвера в своей - сжимал так, что, должно быть, мальчишке было больно - но Слайвер не издавал ни звука. Он шел рядом с Катце, тихий и какой-то весь... как будто он до сих пор не понимал, что случилось.

Им повезло - они никого не встретили на пути. Катце втолкнул Слайвера в квартиру и запер дверь.

Всю дорогу он думал, что стоит им добраться до дома - и тогда уж он выскажет все, что он думает о Слайвере. Но сейчас, глядя на оцепеневшего мальчишку, уставившегося в пол, он не мог заставить себя сказать ни слова. Да и что можно было сказать? Отчитать его и заставить пообещать больше так не делать? Это был не пустяковый проступок, за который можно было отделаться выговором. Он пытался стрелять в Юпитер - и этим подписал себе смертный приговор. Они не остановятся, пока не поймают его.

Чувствуя, как будто внутри у него что-то оборвалось, Катце обнял узкие плечи и прижал мальчишку к себе.

Несколько мгновений руки Слайвера все так же висели как плети вдоль его тела - а потом вдруг взметнулись, обняли Катце, судорожно-сильно - и Катце почувствовал, как мальчишку начала бить дрожь.

Слайвер не просто обнимал его - он цеплялся за него, конвульсивно перебирая пальцами, словно пытаясь убедиться, что Катце был реален. Его трясло так, что зубы у него стучали, а его лицо все глубже вжималось в куртку Катце.

Продолжая гладить его по плечам, Катце присел перед ним на корточки, пытаясь заглянуть ему в лицо. Глаза у Слайвера были сухие и непереносимо жаркие - и Катце едва не отшатнулся, так сильно его поразило то, что он прочитал в этом взгляде: как будто видеть Катце одновременно доставляло ему мучение и радость.

- Ну что ты наделал... - прошептал Катце, касаясь его волос. Слайвер вздрогнул и замотал головой как от боли.

Зачем, хотел было спросить Катце - но он знал ответ, он ведь видел сгоревшие кварталы в Цересе. Только Слайвер не знал, что тот, кто действительно был во всем виноват, был сейчас перед ним.

Господи, но Слайвер ведь даже не выстрелил! Кто-то просто использовал его как прикрытие, чтобы отвлечь внимание - кто-то с плазменной винтовкой...

Слайвер продолжал все так же пристально смотреть на него - а потом губы его разомкнулись, и он что-то прошептал - но Катце не услышал ни звука.

- Что?

Взгляд у Слайвера был виноватым - его губы снова попытались что-то произнести.

- Ты не можешь говорить? Подожди, открой рот! - Катце внезапно запаниковал, испугался, что те, кто дал Слайверу пистолет, могли отрезать ему язык, чтобы он не выдал их. Язык был на месте. - Это только что случилось? Или давно?

Слайвер качнул головой, потом кивнул. Катце не сдержался, снова прижал его к себе. Он никогда не думал, что будет так рад сжимать в руках это хрупкое тело, будет хотеть, чтобы ему никогда не пришлось отпускать от себя Слайвера. Горячая щека Слайвера прижалась к его плечу.

Он почувствовал, как Слайвер снова вздрогнул, освободился от него. Он пытался что-то сказать, потом отчаялся, нашел на столе у Катце листок бумаги и начал писать. Буквы выходили кривые, падающие друг на друга.

Катце поднял глаза от бумаги. Слайвер посмотрел на него горьким взглядом, покачал головой.

- Но ты ведь не успел выстрелить? - сказал Катце. Слайвер вздрогнул - и глаза у него стали широкими и изумленными - словно до того он об этом не думал. - Ты ведь не успел выстрелить.

Слайвер втянул воздух с удивлением - посмотрел на свои руки - а потом кивнул. В глазах у него застыл вопрос.

- Ты не убивал его, - сказал Катце. Внезапно, как на фотографии, он вспомнил мотнувшиеся темно-русые пряди волос человека, которого Юпитер поставила перед собой - и понял, что он знает, кто это был. - Но все равно, тебя ищут. Ты пытался убить Юпитер - этого достаточно, чтобы...

Замолчи, чего ты его пугаешь... Но взгляд у Слайвера был не испуганным, а каким-то покорным. Да и что было его пугать - это была реальность - то, что он был обречен.

Слайвер кивнул, словно подтверждая, что он понял и недосказанные слова - а потом освободился от Катце и направился к двери.

- Куда? - Катце поймал его. Серьезные глаза Слайвера ответили красноречивее слов. Он слегка развел руки, как будто говоря - что же еще делать? - Никуда ты не пойдешь.

Снова бумажка и разбегающиеся слова.

- А вот об этом позволь позаботиться мне, - сердито сказал Катце.

Он поднялся на ноги, подвел Слайвера к дивану и надавил ему на плечо.

- Сиди здесь.

Он не включил телевизор - так было проще всего узнать ситуацию, но он подозревал, что если Слайвер увидит, что там говорят, это может разрушить шаткое равновесие. Поэтому он включил компьютер - в Сети была та же информация.

Пятьсот тысяч кредитов за информацию, которая приведет к поимке. Ну что ж, никто не скажет, что Юпитер себя недооценивала. Впрочем, внизу не было обычного добавления о том, что его нужно взять живым или мертвым. Катце не знал, хорошо это или плохо. Наверное, попасть в руки Юпитер живым было еще хуже.

Где бы Слайвер не появился, его опознают. И пятьсот тысяч - это была сумма, которая соблазнит любого. Катце даже не мог надеяться на то, что ему удастся подкупить кого-нибудь, вывезти Слайвера тайно.

Не было никаких шансов. И это был только вопрос времени, когда разыщется водитель такси - и опишет Катце - и начнут проверять окружающие кварталы...

Черт... черт возьми! Он смел со стола все, что там лежало - календарь, фигурку - обезьянки упали на пол и раскололись. На диване Слайвер дернулся, глядя на него потрясенными, испуганными глазами.

Катце вздохнул.

- Извини. Это я так...

Это я так... от отчаяния, от того, что я не могу тебя спасти - от того, что моя жизнь настолько никчемна, что даже пожертвовав ею, я не смогу защитить тебя... от того, что все это моя вина.

Из Сети он мог бы стереть портреты Слайвера - или заменить их другими. Но что было делать с телевидением... он ничего не мог.

Но что, если... Нет, конечно, это была просто мысль, продиктованная отчаянием... Его разум хватался за соломинку - тоньше, чем соломинка - струйка дыма, фантом. Что, если... Тогда, на какой-то миг, это были глаза Рауля, смотревшие на него.

Что если Рауль все еще там - вместе с Юпитер? Что если до него можно будет добраться - докричаться?

Это все равно ничего бы не меняло - Рауль ненавидел его, имел все основания ненавидеть.

Но если Катце предложит ему месть - взамен на жизнь Слайвера? Ведь мальчишка действительно ничего не сделал, какой смысл был наказывать его? Рауль должен был это понять.

Он отказывался продолжать логическую цепочку - отказывался задуматься о том, что Рауль - или Юпитер - могли сделать и то, и другое - получить и Катце, и Слайвера. Ему нужно было что-то делать - он не мог просто сидеть и ждать.

Он встал. Слайвер смотрел на него снизу вверх, отчаянным взглядом.

- Я попробую что-нибудь придумать, - сказал Катце. - Оставайся здесь.

Ледяные хрупкие пальцы вцепились в его руку до боли. Слайвер мотал головой так неистово, словно надеялся этим заменить убедительность слов.

- Пожалуйста, - Катце отцепил его руки, с трудом. - Поверь мне. Я сделаю все, что могу.

Если не получится... значит так оно и будет.

Слайвер смотрел на него с таким горем, что Катце испугался. А что если, когда он уйдет, мальчишка сделает что-нибудь с собой? От Слайвера можно было это ожидать.

- Пообещай мне, - сказал он. - Пообещай, что дождешься меня.

Он ждал, не отводя глаз - и в конце концов Слайвер кивнул.

- Помни, ты обещал, - сказал Катце. - Я скоро вернусь.

Юлиус не просто мебель... но как он мог оспорить справедливость Ее слов? Он даже должен был бы считать так же, как Она - что жизнь мебели стоила меньше, чем расходы на создание экрана. Только почему-то он не мог так думать.

Почему-то горе и гнев, охватившие его, ощущались почти физически. Даже сейчас он не переставал видеть, чувствовать, как тело Юлиуса обмякло перед ним, ткань его одежды вплавлена в черные зияющие раны.

Рауль застонал. Но Юпитер, владеющая его телом, даже не изменилась в лице, все так же любезно беседовала с делегацией Терры, извиняясь перед ними за сорванный обед.

Юлиус был жив, когда его увозили на "скорой" - но даже врачи знали, что это бесполезно.

- Прекрати, Рауль, - впервые в Ее голосе послышалось раздражение. - У нас есть обязанности, которые мы должны выполнять.

- Я хочу увидеть его, - упрямо повторил он.

Она не ответила - и на мгновение ему показалось, что Она вообще больше не ответит, будет игнорировать его, пока он сам не перестанет сознавать свое существование. Ярость, вызванная этой мыслью, удивила его самого. Он не позволит Ей...

- А как ты собираешься мне помешать, Рауль? - Она спросила это почти мягко. - И кстати, почему ты тогда приказал андроидам не стрелять?

На короткий миг он выскользнул из-под Ее контроля - чтобы отдать этот приказ. Значит, Она не поняла, почему он это сделал? Возможно, Она даже не знала, что именно он увидел... Неужели в эти кратчайшие промежутки времени Она была невластна над ним?

Рауль торопливо оборвал эту мысль.

- Похвальное намерение, - он так и не понял, уловила ли Она ложь. - Ну что ж, если ты так хочешь взглянуть на свою мебель, я позволю тебе это.

Он не ожидал Ее согласия; именно поэтому Она его и дала, подумал Рауль.

Он следил, как Юпитер прощается с представителями Терры, садится в машину, отдает приказ водителю.

Ее тон почти обманул его - когда Она добавила, со все той же легкостью в голосе:

Он понял, что Она имела ввиду. Но перспектива корректировки - потом, когда Она отпустит его - была такой далекой. Это не могло его пугать.

Андроиды кучно держались вокруг Юпитер, когда Она входила в клинику - на случай еще одного покушения. Врачи и сестры на мгновение замерли в шоке при виде Ее, потом засновали с удвоенной энергией.

- Что с моим секретарем?

Вытянутое лицо доктора стало еще более минорным.

- К сожалению... вы же понимаете, такие повреждения... мы делаем все возможное...

- Он умер?

Ей бы хотелось, чтобы все уже было кончено, не так ли, саркастически подумал Рауль.

- Еще нет, но...

- Проводите меня к нему.

Рауль осознал, что он сам произносит эти слова - что Ее присутствие больше не довлеет над ним. Впервые за эти месяцы он оказался один и свободен на достаточно долгий срок. Она ушла - он почти не чувствовал Ее.

Все ощущения казались новыми - даже воздух, который входил в его легкие, даже острый больничный запах. Он последовал за врачом.

Над Юлиусом склонились несколько человек - Рауль не знал, что уж там они пытаются сделать, когда сделать ничего было нельзя - и по жесту врача они вышли, без единого слова. Рауль оглянулся - доктор отступил под его взглядом, вышел из комнаты и притворил дверь.

Юлиус лежал на высоком столе, укрытый до середины груди простыней. В рот у него была вставлена трубка - и в тишине комнаты звук, с которым работала машина, присоединенная к его телу, казался нестерпимо громким. Но был еще один звук - и через мгновение Рауль осознал, что это воздух, выходящий из полусожженных легких Юлиуса через раны на его груди.

К его телу были присоеденены и другие машины - очевидно, его действительно пытались спасти. Но конечно, он ведь был человек из окружения Юпитер - даже если он и был мебелью... и даже если Она сама убила его.

С откинутыми назад волосами лицо Юлиуса смотрелось совсем детским - и было таким бледным, что казалось восковым. Как будто он уже был мертв...

Рауль не думал... он не думал, что будет так.

Он протянул руку и коснулся лба Юлиуса. Кожа была теплой и чуть влажной - и волосы тоже были немножко влажными. Рауль провел по ним пальцами.

- Прости меня, - прошептал он.

Он никогда не думал, что будет просить прощение у своей мебели - у Юлиуса, мальчика-мышонка, которого он выбрал когда-то именно за то, каким незаметным - обыкновенным - тот был. Он никогда не думал, что будет чувствовать такое горе - такое одиночество...

Юлиус был последним, кто верил в него - последним, кто помнил о нем - как о Рауле, а не о сенаторе Юпитер... может быть, именно этого Юпитер ему и не простила.

И вот теперь Юлиуса тоже не будет.

Бледные ресницы Юлиуса внезапно дрогнули, поднимаясь - и его взгляд распахнулся навстречу Раулю. У него были темно-зеленые глаза - зеленые, как вода; Рауль никогда раньше не замечал этого.

Он отвел руку, не желая пугать Юлиуса - каково ему было чувствовать прикосновение того, кто в действительности убил его - но в глазах Юлиуса не было страха, а только огромная, невероятная радость.

Трубка дрогнула, когда Юлиус попытался сдвинуть ее языком. Рауль хотел было остановить его, но не успел. Слова вышли нечеткими, и все же Рауль понял.

- Это вы? Это действительно вы?

- Да, - он опустил голову, не в силах видеть эту отчаянную радость.

- Она отпустила вас? Насовсем?

- Нет, только на время.

- А, - радость немного угасла. - Но все равно... может быть, потом она отпустит вас.

- Тебе нельзя говорить, - сказал он и тут же понял, что это уже ничего не изменит.

- Это ничего, - прошептал Юлиус, - уже можно.

Его глаза смотрели на лицо Рауля жадно, не отрываясь - словно он пытался насмотреться в счет всего того времени, когда ему приходилось опускать глаза, находясь рядом с Раулем. Словно пытался насмотреться на всю жизнь... но так оно и было.

- Прости меня, - снова повторил Рауль, - если можешь.

Хотя как он мог ожидать прощения? Что у этого мальчишки было, кроме его жизни - и ту Рауль у него отнял, вот так, бессмысленно, по дешевке.

- Не надо... - Юлиус покачал головой; глаза у него стали умоляющими. - Это хорошо... что она это сделала... я бы и сам хотел... но не успел бы.

Рауль не мог ничего ответить - не знал, что сказать - и казалось, даже если он найдет слова, он все равно не сможет их произнести.

Внезапно рука Юлиуса приподнялась, потянулась к его руке. Его взгляд стал сосредоточенным - вопрошающим - как будто он ожидал, что Рауль не даст ему до него дотронуться, отдернет руку. Вполне возможно, что когда-то так бы и случилось. Когда-то Юлиус просто не осмелился бы прикоснуться к нему.

Но теперь, Рауль понял, ему нечего было бояться.

Холодные пальцы Юлиуса обвились вокруг его руки - и его глаза стали удивленно-счастливыми, словно он все еще не мог в это поверить... словно все, что ему было нужно - это вот так держать руку Рауля в своей.

Никто никогда не хотел от Рауля так мало... И от стыда, от того, что ничего уже нельзя было исправить, кровь зашумела у него в ушах. Его пальцы дрогнули - но Юлиус, кажется, ничего не заметил. Он поднес руку Рауля к своей щеке, прижался к ней. Он больше не пытался говорить; его глаза сияли, обращенные к Раулю. А потом стали меркнуть - и Рауль понял, что все кончено.

Он был мертв, а машина продолжала качать воздух. Рауль осторожно освободил свои пальцы из руки Юлиуса и выключил аппарат. Наступившая тишина казалась оглушающей, нереальной.

Он провел рукой по лицу Юлиуса, закрывая ему глаза. Трубка нарушала спокойствие лица - но об этом позаботятся другие.

Рауль встал, осторожно проверяя присутствие Юпитер внутри. Он знал, что Она была рядом - но смотрела ли, слушала ли Она? Сколько у него было времени, пока Она вернется?

Он оглянулся, увидел поблескивающие на тележке инструменты - взял один из скальпелей и сунул его за манжету рукава - все это стараясь не думать, не фиксировать в мыслях, что именно он делает.

Он вышел из палаты - и снова вокруг были люди, снова склонялись перед ним. Она действительно умела вызывать уважение, Юпитер...

К нему протолкался один из его ассистентов.

- Портрет готов, мы передадим его по телевидению, по Сети, развешаем листовки - все, как необходимо.

Ему была протянута бумага; на какой-то миг Рауль не понял, что он него хотят - потом взглянул. На фотографии был изображен черноволосый мальчишка с вытянутым вперед пистолетом. Наверное, снимок был сделан одним из андроидов - качество было прекрасным.

- Судя по цвету волос, один из ублюдков, - произнес ассистент.

Юлиус ведь тоже был ублюдком, не так ли?

Впрочем, кто скажет, что мальчишка не имел причины желать смерти сенатору?

- Однако выстрел, убивший вашего секретаря, был сделан из плазменной винтовки, а не из пистолета, - вмешался врач.

Все понятно. Там был кто-то еще. Кто-то, кого, отвлеченные на мальчишку, не заметили - кому дали ускользнуть.

Возвращение Юпитер было таким внезапным, что Рауль почувствовал головокружение. Мгновением раньше он был один в своем теле - и вот он уже слышал как со стороны, как Она произносит:

- Взять мальчишку живым. Через него мы сможем выйти на остальных.

- Именно это я и собирался сказать, - ответил он Ей.

- Я знаю, мой мальчик, - кажется, Она улыбалась.

Пожалуйста, пожалуйста, не дай Ей ничего заподозрить...

Он молчал - затаился - пока Она вернулась в машину и отправилась домой. И когда они вошли в дом и Она привычно сбросила плащ, он даже не напомнил Ей, что Юлиуса, который мог бы подхватить его, больше не было. Ей нужно будет искать другую мебель, другого секретаря.

Он ждал - пока Она заканчивала дела, занималась обычными мелочами. Сегодня Она была одна - и это было удачно. Он знал, что придет момент, когда контроль соскользнет - как это обычно бывало. И тогда он сделает это - он будет готов. Он не сомневался ни в чем. Все было так просто - он должен был остановить Ее. А если не получится... Если не получится - то чем дороже он заплатит за свою попытку, тем лучше. По крайней мере, где-то там его наверняка ждет покой.

Он просто не мог больше, вот и все.

Первый раз Она утратила над ним контроль только на миг - слишком короткий, чтобы успеть что-то сделать - и Рауль не пытался. Он знал, что у него будет только одна возможность - и надо было распорядиться ею наилучшим образом.

Но потом проходили часы, и ничего не происходило - и он начал было бояться, что Она решит ложиться - разденется и заметит спрятанный скальпель. Но все произошло даже лучше, чем он задумывал.

Она была в ванной, смотрела на себя в зеркало - как Она часто проводила время, любуясь своим лицом - и в этот момент Рауль почувствовал, как Ее сознание уходит, оставляя его в одиночестве. Он видел свое отражение своими собственными глазами, знал, что это он стоит здесь.

Тогда он выдернул скальпель из-за манжеты и торопливо провел лезвием по лицу.

Он успел сделать это трижды - до того момента, как Она вернулась. От Ее ярости его тряхнуло. Рука со скальпелем остановилась в дюйме от его лица, отдернулась - и, как Рауль ни старался, он уже не мог ничего сделать.

На какой-то миг воцарилась тишина. Не было ничего - ни мыслей, ни гнева, ни даже боли. Ее глазами он смотрел, как тонкие линии порезов на его лице вспухают кровью, как алые струйки начинают сбегать вниз по коже. Кровь попала ему в глаза - он моргнул.

Боли не было - ну, может быть, чуть-чуть. Но ущерб, который он нанес, был неисправим. Торжество нахлынуло на него.

- Зачем... зачем ты это сделал? - Ее голос был тихим, мучительным. Она не кричала в ярости и агонии, как когда-то, потеряв Ясона - но он мог чувствовать Ее боль с той же ясностью.

Внутри у него звенела натянутая струна триумфа и ненависти. Господи, он ведь действительно ненавидел Ее - ненавидел так же, как самого себя.

- Как ты можешь быть таким жестоким? - произнесла Она с упреком. Но в беспомощности этих тихих слов он почувствовал предвестие бури.

А ты? Ты разобрала мою жизнь по кусочкам...

- Тебе нравилось в этом теле, да? - он не внял предупреждению, не хотел останавливаться. - Ты так любила позировать перед камерами! Что ты теперь собираешься делать? Куда ты поместишь свой разум - обратно в запертую комнату? Это все же будет лучше, что жить так, верно? Все будут шарахаться от тебя. Ты будешь самым безобразным блонди из всех!

- А как тебе понравится это?! - вот теперь Она закричала - закричала в голос - и Ее вопль, смешанный с внутренним криком, оглушил его.

Скальпель все еще был в его руке - и Рауль почувствовал, как его рука поднимается, как лезвие прижимается к его веку, надавливает.

На этот раз боль сверкнула горячим всплеском - и кровь потекла широкой струей. Наверное, кровь ослепила его наполовину - он не мог видеть. Ее рука стискивала скальпель, снова резала и резала.

Он не кричал, не пытался сопротивляться - пусть Она делает, что хочет... Он был согласен на все - лишь бы в конце концов это закончилось. А это закончится, ведь правда?

Крови было столько, что она стекала ему в рот, и он закашлялся. Смутно он видел, как ярко-красные струи бегут по белым стенкам раковины. Потом Она выпустила скальпель.

Ее руки были залиты кровью - как будто одеты в скользкие, блестящие перчатки. Она оперлась о край раковины, глядя в зеркало - но Рауль не знал, что Она там видела. Все казалось ему красным - а его левый глаз... и вовсе не видел.

Кажется, Она пошатывалась. Наверное, Она тоже чувствовала боль и слабость. Но Она контролировала это тело гораздо лучше. Она выпрямилась и пошла в комнату.

Телефон... как Ей удалось набрать номер, этими скользкими руками, не глядя на цифры?

- Питер? Немедленно привозите объект. Да, в дом Рауля Эма. И все оборудование.

Она уронила трубку, и Рауль услышал, как Она смеется - захлебываясь кровью.

- Ну что ж, я всего лишь сделаю это раньше, чем планировала.

Я не буду отвечать тебе, думал он - но Она достигла его мыслей, коснулась его почти ласково.

Они приехали удивительно быстро - четверо ученых и с ними светловолосый высокий мальчик с отрешенным взглядом.

Три месяца назад Рауль уже проходил через это - провода, подсоединенные к его вискам... но только сейчас им пришлось повозиться, из-за льющейся крови. И сейчас его соединяли не с машиной - с другим человеком.

Надеюсь, Она сказала правду, была его последняя мысль, Ясона действительно нет в этом теле.

А потом пришла боль. Тогда, три месяца назад, это тоже было мучительно - но это было нельзя сравнить с тем, что происходило сейчас. Тогда Она берегла его. Сейчас Она просто выдирала свое сознание из его, не заботясь о том, что Она оставляла за собой.

Он не слышал ничего, кроме своих криков, и не видел ничего, кроме алой пелены, застилающей глаза - а потом и это все раскололось на мелкие кусочки - кусочки головоломки, сметенные со стола небрежной рукою. Он перестал чувствовать, перестал понимать - он забыл, кто он такой и что сделал. Его просто не было.

Он не знал, что лежит на ковре, свернувшись в комок, зажимая лицо руками, а тонкий мальчик с серебристо-белыми волосами стоит над ним - и его глаза цвета светло-голубого льда уже не кажутся пустыми. Хрупкая полудетская рука вплелась в его волосы, сжалась, как будто хотела повернуть Рауля лицом вверх - но, видимо, раздумала.

- Глупец.

Мальчик вышел из комнаты до того, как струйка крови успела добраться до его ботинок из светлой кожи.

Большинство улиц было перекрыто. Впервые за последние месяцы улицы Танагуры были освещены ярко, как раньше. Сигнальные огни казались почти иллюминацией, а над головой слышался постоянный стрекот вертолетов. Но Катце использовал такие улицы, которые не хватило людей перекрыть - даже не улицы - переулочки. Он не знал, известно ли им о том, что он казался вовлечен - но лучше было не рисковать.

Путь до дома Рауля занял полтора часа - и все это время Катце упрямо отказывался думать, что будет, если все пойдет не так - если ему просто показалось, и Рауля вовсе нет там - есть только Юпитер. Или если Рауль откажется его выслушать.

Наверное, это была бы лучшая месть с его стороны.

Тогда Слайвер просто умрет. Катце тоже умрет - но это его не беспокоило - это было именно то, что он в любом случае собирался сделать. Мальчишка... он не заслужил этого.

А кто заслужил?

Из темноты узкой улочки он вышел к ярко освещенному дому Рауля. Кажется, здесь все было, как раньше - Юпитер нравилось пользоваться вещами Рауля так же, как Ей нравилось пользоваться им самим.

Он приблизился к дому, насколько мог, стараясь оставаться в тени. Далекое, почти фантомное ощущение боли пришло на мгновение. Когда-то в этом доме он был счастлив - так, как не думал, что может быть счастлив. Но все это было в прошлом. Он потерял то, что ему было дано.

Юпитер... Рауль... он не мог думать о том существе, которое увидел сегодня, как о Рауле - и все же его надежда основывалась только на одном: что Рауль все еще был там... и что ему было все еще больно от того, что Катце сделал.

Он решил рискнуть - направился к дому - и внезапно увидел, как свет в окнах гаснет. Темнота сгустилась мгновенно - словно дом был единственным источником света вокруг. Катце застыл. А потом двери открылись - несколько человек вышли оттуда, направились к стоящей у дома машине.

Все они были обычные люди - уже немолодые - кроме одного. Этот один был блонди - его невозможно было спутать, хотя по росту он и был лишь чуть выше других. Мальчик...

И в следующее мгновение Катце узнал его.

Конечно, Ясон был старше, когда Катце начал работать на него - но только немного старше - и эта осанка, это холодно-совершенное лицо под крылом светлых, почти белых волос - все это невозможно было спутать.

Это был его хозяин - его господин - прекрасный, как прежде... живой.

Катце рванулся вперед, чувствуя, как сердце у него падает, пропуская удары. Радость была такой пьянящей, такой острой, что трудно было дышать - и невозможно было думать ни о чем другом. Ясон вернулся! Катце принадлежал ему, душой и телом. И больше ничего не имело значения.

Мальчик остановился, позволяя одному из своих спутников накинуть на его плечи плащ. Пурпурно-алый блестящий шелк - ослепительно яркое пятно даже в сумраке. Мгновение он стоял, словно вдыхая ночной воздух полной грудью - а потом опустил на глаза широкие радужные очки.

Его лицо в этих светлых очках без оправы стало еще более знакомым - безошибочно лицом Ясона - и все же именно в этот момент Катце понял, что это не Ясон. Он замер на самой границе тени и света, за миг до того, как люди у машины могли заметить его. Он поднял руку ко рту, чтобы даже по случайности не издать ни звука - чтобы не допустить стона разочарования.

Катце не знал, как он смог понять это - может быть, что-то было во взгляде, в изгибе губ - а может быть, он просто чувствовал это... инстинктом, чутьем? - так же, как он чувствовал Ее в Рауле. Тело Ясона было лишь оболочкой. Внутри была Она.

Он следил, как Она села в машину - хрупко-прекрасная и кажущаяся такой юной и уязвимой - но он видел, как, склонив головы, остальные выслушивают Ее приказы. Машина тронулась с места.

Да, уезжай, уезжай! Ее близость внезапно показалась ему невыносимой - как будто дышать с Ней одним воздухом было невозможно. Видеть Ее в лице Ясона... в этом было что-то кощунственное.

Катце ощутил такую слабость, что осел бы на землю, если бы не прислонился к стене. Холодные струйки пота стекали у него по вискам. Он уже не мог понять, слышит ли отдаленный шум вертолетов или это кровь пульсирует у него в ушах. Он закрыл глаза - и вздрогнул, когда воображение снова напомнило ему полудетское лицо Ясона, вид тонких рук, затянутых в перчатки.

Он помотал головой, пытаясь избавиться от этого воспоминания - и зная, что ему это не удастся.

Как ни странно, эта мысль напомнила ему, зачем он пришел - и тут же понимание пронзило его. Если Она теперь была в теле Ясона... то что было с Раулем?

Его желудок сжался от почти физического ощущения чего-то непоправимого. Дом с темными окнами казался тихим и пустым. Но этого не могло... это было не то, что он подумал!

Разочарование, которое он ощутил, когда понял, что перед ним не Ясон, было мучительным. Но то горе - тот страх - что он испытывал сейчас, на пути к дому Рауля, ожидая, что он найдет там - это чувство было сильнее, более разрушительным.

Никто не остановил Катце, не встретился ему, когда он вошел в дом - как будто там никого не было. Но ведь должны были быть - мебель, пэты, слуги, в конце концов! Впрочем, в панике он утратил способность контролировать свои действия - просто шел по комнатам, включая свет, не зная, что он пытается найти - может быть, убедиться, что Рауля здесь не было.

Но Рауль был - Катце нашел его, в одной из комнат, на полу - и замер, как будто наткнулся на невидимую преграду. Его мозг отказывался верить - это не мог быть Рауль - его волосы не могли так вымокнуть в крови... он не мог так лежать - сжавшись в комок, с лицом, закрытым руками - и со стекающей между пальцами кровью.

Те несколько секунд, когда Катце думал, что Рауль мертв, что все кончено, были самыми страшными. Потом он увидел, как свернувшееся тело Рауля вздрогнуло - услышал судорожный, мучительный вздох-всхлип. От облегчения у Катце закружилась голова. Что бы Она не сделала с ним - Она оставила его в живых. Значит, все еще можно было исправить!

Он упал на колени рядом с Раулем, осторожно попытался отвести его руки от лица. Кровь не прекращала литься - и все тело Рауля было заледеневшим, сопротивляющимся. Катце не мог убрать его руки.

- Рауль, пожалуйста, - он вдруг понял, что Рауль даже не видит его, не знает, что он здесь. - Я хочу тебе помочь. Пожалуйста, позволь мне.

Конвульсивное вздрагивание не прекратилось, и эти отрывистые редкие вздохи - слова Катце не оказали никакого влияния. Да и почему они должны были оказать, подумал он. С чего Рауль должен был почувствовать себя лучше в его присутствии?

- О Господи, Рауль... я понимаю... но пожалуйста, поверь мне сейчас - пожалуйста, не отвергай меня...

Запястья Рауля были скользкими от крови - но наконец Катце удалось отвести его руки. Он прикусил губу, чтобы не вскрикнуть. Крови было столько, что он не сразу заметил длинные линии порезов.

- Как... как это произошло...

Но он знал, что не получит ответа - и какое, в сущности, это имело значение?

Катце встал, намочил в ванной полотенце, прижал его к лицу Рауля. Едва ему удавалось смыть кровь, как новые струйки начинали сочиться из разрезов. Он даже не мог понять, сколько ран там было.

Рауль содрогнулся в его руках, застонал мучительно - и Катце усилием воли заставил свои руки не дрожать. Слабость не поможет ему - нужно было действовать.

Он снова намочил полотенце, положил его на лицо Рауля - порезы в основном шли через его переносицу, перекрещиваясь. Рауль продолжал вздрагивать, как будто от нестерпимой боли - и Катце с отчанием осознал, что дело не в этих ранах - в чем-то другом, чего он даже не знает.

Что ты сделала с ним, Юпитер?

- Рауль, - он провел рукой по волосам Рауля, ощутив на кончиках пальцев густую, застывающую кровь. - Рауль, я заберу тебя отсюда.

Он почти не надеялся, что его жест или слова достигнут Рауля - но все же сердце его сжалось, когда он понял, что так и случилось, Рауль не слышал его. Как будто он был так далеко - или между ними была непреодолимая преграда.

О нет, он не мог потерять Рауля вот так!

На какой-то момент эта мысль стала такой невыносимой, что Катце утратил контроль, просто прижал Рауля к себе, чувствуя под своими губами влажные от крови волосы. Когда-то его прикосновение могло успокоить Рауля - когда-то он имел эту власть, но потерял ее, по своей собственной вине.

Сейчас Рауль не чувствовал его объятий, все так же вздрагивая он боли, источника которой Катце не знал.

Нельзя было здесь оставаться. Мускулы Рауля были как камень - отчаянным усилием Катце заставил его разогнуться, перебросил его руку через свое плечо и потащил к выходу. Что угодно, но он не оставит его здесь - где Юпитер могла вернуться в любой момент.

В гараже стояло несколько машин - он выбрал одну из них, уложил Рауля на заднее сидение.

- Я сейчас.

Все-таки люди в доме были - несколько перепуганных слуг, притихших на кухне. Они встрепенулись, увидев Катце - и похоже было, что они ожидали увидеть кого-то гораздо более пугающего. Должно быть, они слышали что-то из того, что происходило - и боялись выйти.

Катце встряхнул того, что носил водительскую униформу - это был не Дэмиан, кто-то новый.

- Ключи.

Парень даже не спорил - глаза у него были глупые и широко распахнутые. Он вложил ключи Катце в руку.

Катце вернулся в гараж, сел за руль - стиснул его так, что костяшки пальцев побелели. Каждый судорожный вздох Рауля отдавался в нем мучительной болью.

- Потерпи, пожалуйста - мы скоро приедем. Скоро тебе помогут.

Он вывел машину, одновременно нашарил мобильный телефон, набрал номер знакомого врача - того, на чье молчание он мог рассчитывать. Тот обещал быть через пол-часа, у Катце дома.

Всхлипывания Рауля стали тише - но Катце боялся, что это было просто потому, что он измучился - не потому, что боль утихла.

- Пожалуйста... - он не знал, кого умоляет, зачем вообще говорит это вслух. - С тобой все должно быть в порядке. Я смогу помочь тебе... все будет хорошо.

Дорога была перекрыта. Полицейский замахал рукой, приказывая остановиться. Катце торопливо поднял экран, скрывая Рауля от их глаз. Его лицо приняло привычное, презрительно-холодное выражение, которым он так часто пользовался, когда возил Ясона.

- Это машина сенатора - разве вы не заметили?

Полицейский мигнул, взглянул на номер и судорожно сглотнул воздух. Катце не сводил с него глаз, чуть улыбаясь.

- Извините... проезжайте.

- Спасибо, - он поднял стекло и нажал на газ. Больше его не останавливали.

Дверь за Катце закрылась с сухим щелчком – и Слайвер так и остался с поднятой рукой и приоткрытым ртом. Несколько секунд он смотрел на дверь, словно это могло заставить Катце вернуться. Потом плечи его обвисли, и он съежился, обняв колени.

Какой же ты глупец – глупец и неудачник – не смог даже остановить его! Ну почему ты не говоришь – если бы ты мог говорить... Слайвер шлепнул себя по губам, но это была слишком слабая боль, чтобы заставить его чувствовать себя лучше. Все было безнадежно... нет, это он, Слайвер, был безнадежен.

Слепо, он потянул на себя плед, брошенный на диван. Он даже не знал, было ли ему холодно – раньше ему никогда не было холодно в этой квартире. Плед немножко пах пылью, но он пах Катце тоже; Слайвер закрыл глаза, вдыхая этот запах, едва ощутимый.

Он так мечтал – все время так мечтал снова быть здесь. Даже в самые худшие моменты, не признаваясь себе, он все же думал, что если бы Катце вернулся, если бы он опять принял Слайвера – все могло бы быть хорошо.

И вот Катце вернулся; но хорошо уже ничего не могло быть. Слайвер сжал кулаки от ненависти к себе – так сильно, что ногти стали белыми. Он все испортил. Он убил человека – обычного человека, никакой ни компьютер и не блонди. Хинли говорил, что блонди заслужили смерть, так же, как сама Юпитер – потому что они предали Комитет. Но тот человек – он не был блонди, просто какой-то парень, кажется, только на несколько лет старше Слайвера.

Он был мертв по вине Слайвера – а теперь и Катце тоже погибнет. Зачем он начал помогать Слайверу... и зачем Слайвер допустил это? Ему нужно было оттолкнуть его, сбежать – ради самого Катце. Но Слайвер, в своем безумном эгоизме, не сделал этого – напротив, цеплялся за него, как будто отпустить Катце означало, что он снова исчезнет.

Там, в такси, Катце целовал его... В тот момент Слайвер не осознал это, но сейчас он осторожно прикоснулся к своим губам, словно все еще мог чувствовать теплый рот Катце на них. Если бы все было по-другому... если бы не все, что он натворил - он мог бы сохранить этот поцелуй в памяти, возвращаясь к нему и снова переживая его, наслаждаясь им. Так, как он делал с воспоминаниями о том дне, когда Катце взял его в город, и они завтракали в настоящем ресторане, и никто даже не решился сказать Катце, что они не обслуживают ублюдков.

А потом Катце привел его в магазин и купил Слайверу куртку из настоящего меха – такую легкую и теплую – и длинные перчатки, и новые ботинки – и все это выглядело не менее, а даже более привлекательно, чем алый жакетик Слайвера.

- По крайней мере, тебе не нужно будет мерзнуть, - пожал плечами Катце.

После этого он отвез Слайвера домой – и не запретил Слайверу приходить снова. Ну, по крайней мере, он ничего не сказал тогда – так что, можно было это толковать, как угодно. Слайвер верил в это – до того, как ему передали тот конверт с деньгами.

А сейчас... сейчас он сам все погубил. Слайвер застонал, но в этом стоне не было звука – и тишина вдруг показалась ему невыносимой. Он вскочил, уронив плед на под, щелкнул пультом. Телевизор ожил. То, что он увидел, было его собственным лицом с чуть прищуренными глазами и прикушенной губой. И только в следующий момент он заметил в своих руках пистолет.

Это был именно тот момент, когда он приготовился стрелять! Слайвера затошнило. И у него был такой холодный – сосредоточенный – вид. Как будто он точно знал, что делает, да?

Он не помнил, как нажимал курок – помнил только, что увидел, как перед высокой фигурой блонди вдруг оказался кто-то еще. Может быть, Катце был прав – и он действительно не выстрелил? Но кто тогда?

Слайвер не успел додумать до конца, потому что слова, произносимые диктором, наконец достигли его сознания.

Пятьсот тысяч... Ого! На мгновение Слайвер просто застыл, сраженный значимостью того, что он сделал. Он действительно был настоящим преступником, иначе за него не предлагали бы такие деньги! Ему было даже трудно представить эту сумму – но он полагал, что пятьсот тысяч пригодились бы в хозяйстве даже какому-нибудь очень обеспеченному человеку.

Но он вовсе не хотел бы, чтобы эти деньги достались какому-нибудь человеку, правда? Вот если бы Катце сдал его в полицию и получил эту сумму! Это было бы здорово.

И в следующий момент Слайвер бросился в ванную, зажимая ладонью рот. Он ничего не ел сегодня, так что его вырвало почти всухую – жестокими болезненными спазмами.

Нет, неправда: если бы Катце сдал его – это было бы ужасно! Он не хотел этого! Вот таким скверным он был – что даже не хотел, чтобы человек, всегда так помогавший ему, заработал бы немного денег. Но почему-то мысль о том, что Катце мог бы привести сюда полицию, была невыносимой.

Только Катце никогда бы этого не сделал. Он сказал, что попытается помочь – и именно ради этого он ушел. Слайвер не знал, как одновременно можно чувствовать такое облегчение и такой стыд – но это было так.

Он вышел из ванной, вытирая лицо рукавом – и почувствовал, что в комнате кто-то есть. Этот кто-то был не Катце. Слайвер не успел испугаться. Жесткие руки обхватили его, прижимая к себе.

- Что мы в тебе нравится, лапочка, так это то, что ты не верещишь, - прошептал ему на ухо Хинли.

Его руки стискивали плечи Слайвера так сильно, словно он ожидал, что Слайвер начнет сопротивляться. Но он даже не шевельнулся; все внутри у него как будто застыло – и ощущение разочарования и горя, которое вдруг охватило его, было неожиданно сильным.

Он не хотел, чтобы Хинли был здесь – здесь, в доме Катце. Здесь все должно было быть по-другому. Здесь Слайвер иногда даже мог поверить, что все, что было с ним раньше, не имело значения.

Он стоял, чувствуя жаркое дыхание Хинли на своем затылке. Потом рука, сжавшая его предплечье, развернула его.

- Ты что, не рад меня видеть?

Слайвер вздрогнул: Хинли догадался, что это было именно так. Изрытое мелкими шрамиками лицо Хинли было совсем близко, а Слайвер даже не мог поднять глаза, чтобы взглянуть на него.

- Ты боялся, я тебя брошу, да? Не думай, я товарищей не бросаю.

Почему-то ему не хотелось слышать самодовольный голос Хинли. И как... как он здесь оказался? Как будто Слайвер произнес этот вопрос вслух, Хинли ответил:

- Замки-то тут – пальцем откроешь. А за вами я следил – за тобой и этим типом. Откуда ты его подцепил? Впрочем, Марша мне что-то говорила, что ты там кого-то из Танагуры очаровал. Это он и есть?

На мгновение Слайвер ощутил гнев, что мать сочла нужным рассказать обо всем Хинли – и тут же устыдился своей мысли... она же умерла, как он мог сердиться на нее? Он поднял глаза на Хинли, но не кивнул.

- Удачно получилось, - Хинли рассмеялся, - я имею в виду, что он там под руку подвернулся, возле ресторана. Он от тебя, видно, действительно торчит – так что на него можно рассчитывать.

Слайвер не знал, почему эти слова вызвали у него такой гнев, такое желание опровергнуть их. Уже несколько месяцев он не испытывал к Хинли ничего, кроме благодарности – но сейчас та неприязнь, которую он чувствовал в той жизни, до пожара, вернулась.

- Он за полицией ушел, - четко артикулируя слова, произнес он. Хинли был единственным, кто мог читать по губам то, что Слайвер говорил – и сейчас он тоже понял.

- За полицией? – некоторое беспокойство отразилось на его лице, а потом он усмехнулся. – Испугать меня пытаешься? Зачем ему было идти за полицией – как будто он ее из дома не мог вызвать? Нет, у него какие-то ходы есть – и он тебя пытается вытащить. Пусть и ради меня поработает.

Но для чего Хинли нужно было... Внезапно Слайвер понял – вспомнил продолговатый кейс, который Хинли принес с собой сегодня – Слайвер видел по телевизору, что именно в таких носили оружие.

- Это ты стрелял в него, да? Это ты его убил?

- Умный мальчик, - широкая ладонь Хинли похлопала его по голове. – Только мы оба с тобой облажались – не того подстрелили.

Слайвер не знал, что больше вызвало его злость – этот легкий тон Хинли или то, что он все это запланировал заранее. Он вывернулся из-под ладони, лежащей у него на голове, сверкнул глазами.

-Ты меня использовал, - никогда он не старался говорить четче. Он знал, что Хинли понял – но не ответил, вместо этого снова поймал Слайвера за плечо, подтянул ближе. На этот раз Слайвер задергался, попытался освободиться, но пальцы впились в его руку до боли.

- Даже не знаю, как ты мне больше нравишься, куколка, - прошептал Хинли ему прямо в лицо; Слайвер попытался отшатнуться от запаха перегара. – То ли когда ты весь такой ласковый и подмахиваешь, то ли когда ершишься.

Его губы накрыли рот Слайвера, язык скользнул внутрь. В этом не было ничего особенного, Хинли столько раз делал это раньше – но сейчас Слайвера почему-то замутило. Он уперся Хинли в грудь, отталкивая его.

Тот завершил поцелуй, потом выпрямился.

- Что, целочку решил из себя поизображать? Давай, мне это нравится.

От этих слов Слайвер ощутил себя невообразимо глупым. Действительно, чего это он – как в первый раз? Этих нескольких секунд было достаточно, чтобы Хинли снова обхватил его, бросил на диван.

Правда была в том, что Слайвер позволил ему это сделать – почти не сопротивлялся. Он мог бы попытаться заехать Хинли между ног, выскользнуть – но он не сделал этого. Хинли перевернул его на живот, стянул с него штаны.

- А что так сухо? Я думал, он тебе первым делом засадил, как привел сюда.

Слайвер вздрогнул, когда палец Хинли нашел путь внутрь него. Легкий звук расстегивающейся ширинки – и Слайвер почувствовал тупое давление члена Хинли. Режущая боль возникла только на несколько секунд, а потом осталось лишь ощущение вторгающегося в него члена. Слайвер опустил голову на руки и стал ждать, пока Хинли кончит.

Он не хотел, чтобы это было вот так. Он думал, что когда-нибудь ему удастся уговорить Катце – и тогда они сделают это – может быть, здесь, на этом диване. А получилось, что Хинли имеет его вот так... Он закусил губу, чтобы не дать подняться очередной волне тошноты. Хинли пыхтел позади него, его пальцы впивались в бедра Слайвера. Впрочем, он всегда кончал довольно быстро. Вот и сейчас...

Теплые струйки жидкости потекли у Слайвера по внутренней стороне бедер; Хинли вытащил свой член, похлопал Слайвера по заду. Пружины дивана слегка зазвенели, и Слайвер понял, что Хинли поднялся.

Он торопливо натянул штаны обратно, все еще чувствуя, что между ногами у него мокро, чувствуя запах Хинли на себе, на своей коже, на волосах. Голос Хинли заставил его обернуться.

- Так вот, насчет того, кто кого использовал, кукленок. По-моему, все совсем наоборот. Когда у тебя никого не было, так старый Хинли был достаточно хорош для тебя. А теперь ты, значит, от меня нос воротишь?

Слайвер дернулся, как будто от удара. Это было так... Хинли был прав. Ему было стыдно, так стыдно...

- Впрочем, дырочка у тебя такая же сладкая, как всегда, - добавил Хинли. – И не скажешь, что тебя имели все, кто хочет.

Вот эти слова почти не затронули его – он уже ненавидел себя слишком сильно. Его снова зазнобило, и он обхватил себя руками, пытаясь согреться. Почему-то он не мог опять взять плед – ему казалось, что он осквернит любую вещь, принадлежаю Катце, если дотронется до нее.

Хинли прошелся по комнате, поднял что-то с пола и сунул в карман, потом ткнул пальцем в кнопку компьютера.

- На пароле... черт. Ну да ладно.

То, что Хинли трогал вещи Катце – это было плохо, было нечестно – и Слайверу хотелось, чтобы он прекратил это. Хинли открыл ящик стола, оглянулся, услышав, как Слайвер зашевелился.

- Что такое?

- Не лазь у него в столе.

- Извини, не понимаю, что ты там шепчешь. Говори вслух, золотце.

Все получилось только хуже – Хинли выдернул один ящик, высыпав на пол то, что там лежало – потом еще один. Опять прикарманил пару вещичек. Слайвер не мог на это смотреть.

- О, а это что?

Он не видел, что Хинли держал в руке, пристально рассматривая – а потом Хинли вдруг снова оказался возле него, толкнул его на подушки, крепко прижав. На его лице было удовлетворение и насмешка.

- Так что, малыш, расскажи мне еще раз, как тебя там трахал твой любовничек, - рука Хинли притискивала его к спинке дивана, не давая вывернуться. – Он тебя хорошо отымел, да? И в зад, и в ротик? Тебе нравилось у него в рот брать, да?

О Господи... какое-то упрямство заставило его кивнуть.

- Он лучше, чем ты, - прошептал он.

- Я так и думал, - довольно усмехнулся Хинли. – Только вот, что интересно... почему это твой такой замечательный любовничек хранит у себя дома вот это?

Какой-то браслет? Слайвер не знал, что это – прищурился, пытаясь рассмотреть. На браслете были какие-то буквы, но так их было много, что он не мог прочитать.

- А ты случайно не заметил, что у него чего-то не хватает – когда обслуживал его? Например, между ног? Интересно, как это ты трахался с мебелью, а?

В первый момент слова Хинли не имели смысла – а потом Слайвер решил, что он не собирается этому верить. Хинли лгал – пытался сделать ему больно, отомстить. Этого не могло быть, просто не могло... Катце не был...

- Какой сюрприз, да? Твой покровитель из Танагуры оказался кастратом. Ну, тебе ведь всегда везет, маленький принц.

Хинли захохотал. И этот презрительный, несомневающийся смех был именно тем, что заставило Слайвера поверить.

- Связался с кастрированным ублюдком...

Слайвер бросился на него. Один удар - в пах - все же достиг цели – Хинли взвыл. Но уже в следующую секунду пощечина отбросила Слайвера на диван. В голове у него зазвенело. Хинли ударил снова, разбивая ему губы, потом еще и еще, пока Слайвер не скорчился от боли, задыхаясь. И все же слабость была не только от этого. Слабость была внутри него.

Значит, вот почему... Он вспомнил спокойный, задумчивый голос Катце, доносившийся до него в темноте:

Вот почему... вот почему он не хотел иметь дело со Слайвером... он... он вообще не мог...

- Ты что это? – рука Хинли вплелась в его волосы, развернула его лицом вверх. – Плачешь? Первый раз вижу, чтобы ты плакал. Из-за кастрата, что ли? Не волнуйся, от меня ты получишь все, что тебе не хватает.

Он снова чувствовал, как Хинли стягивает с него штаны – но эти ощущения были смутными, как будто это происходило не с ним. Он даже не вздрогнул, когда Хинли вошел в него. На диване перед ним лежал серебристый тонкий ободок браслета – и теперь Слайвер мог прочитать, что там было написано: “Мебель F103M, собственность Ясона Минка.”

Слайвер вытянул руку, коснулся браслета кончиками пальцев и не отпускал его, пока Хинли не кончил.

- Впрочем, кастрат или нет, а он может быть полезен, - проговорил наконец Хинли, закуривая. – И если он хочет вытащить тебя отсюда, то ему придется постараться и ради меня. Ты мой билет в лучшее будущее, малыш.

Он сел в кресло, расставив ноги, поманил Слайвера – и тот послушно опустился на колени, склонился к паху Хинли, вылизывая его обмякший член. Хинли потрепал его по голове.

- Давай, работай. По крайней мере, будет нескучно ждать, пока твой дружок вернется.

Браслет Слайвер продолжал сжимать в руке.

- Рауль, ты слышишь меня? – Катце не ждал ответа; просто звук его собственного голоса помогал ему бороться с горячими волнами паники. Он притормозил на перекрестке, обернулся; лицо Рауля, с промокающей кровью повязкой на глазах, казалось восковым. Его зубы были сжаты между полуоткрытых губ. – Черт, черт возьми, ну почему...

Что же Она сделала с ним? Это было хуже всего – не знать. И еще думать, что если бы он, Катце, не задержался, не ждал так долго возле дома – то, может быть, что-то можно было бы предотвратить.

- Рауль, прости, что я говорю с тобой. Я знаю, ты меня ненавидишь. Но это хорошо, ненавидь меня – только пожалуйста, пожалуйста, приди в себя.

Он знал, что то, что он говорит это, не имеет никакого значения. Да, Рауль ненавидел его. И он не нуждался в разрешении Катце. Так что, ничего не могло измениться. Но Катце больше не мог думать логично. Каждый раз, когда он слышал судорожный вдох-всхлип Рауля, он сжимал руль так, что пальцы немели – и все же машина виляла; к счастью, улицы были почти пусты.

Что, если Рауль умрет? Он не мог думать об этом – но мысль билась назойливо, как попавшая в паутину муха. Умрет вот так... даже неизвестно, что с ним – невозможно помочь.

Блонди нелегко было убить. Но иногда это получалось.

Я не могу потерять его, отчаянно подумал он. Напомнил себе: ты уже его потерял. Нет, не так... если Рауль никогда в жизни не посмотрит на него, это ничего, пусть будет так. Только пусть Рауль придет в себя, пусть с ним все будет в порядке.

Он затормозил возле дома. Автомобиля врача все еще не было – но Катце надеялся, он будет с минуты на минуту. Он открыл дверцу, склонился к Раулю. Его снова затрясло – видеть Рауля в таком положении – в этом было что-то чудовищно неправильное, что-то ненормальное. Катце провел рукой по мягким волосам, приобретшим какой-то грязновато-бурый цвет от крови. Если бы Рауль был в сознании, он никогда бы не позволил этого – никогда бы не позволил Катце дотронуться до него. Эта мысль кольнула, как иголкой, но еще более шокирующем было ощущение промокшей повязки под его пальцами. Катце отдернул руку. Рауль мучительно изогнулся, забился на сидении; Катце подхватил его, ощутил сопротивление. Зубы у Рауля были оскалены – очередная судорога сотрясла его.

Катце держал его, прижимая к себе, пока это не закончилось. Руки у него заныли от усилия.

- Шш, все будет хорошо, любимый...

Он ощутил странное чувство, когда необходимость держать Рауля, прикасаться к нему, прошла. Кажется, он назвал Рауля “любимым”... конечно, разве он мог бы сказать что-то еще.

- Все будет хорошо, - повторил он. – Я знаю, ты сможешь – ты сильный. Ты справишься и с этим.

Он снова забросил руку Рауля себе через плечо, вытащил его из машины. Тело Рауля, опирающееся на него, было тяжелым и обмякшим. Голова Рауля упала на плечо Катце; сердце у Катце сжалось от этого бессознательного жеста. Он больше не сдерживался, прижимал Рауля к себе все время, пока они ехали в лифте. Наверное, это был последний раз, когда он мог держать Рауля – хотя бы так...

Он повернул ключ в двери, заметил, что замок щелкнул как-то странно, но не успел задуматься об этом.

- Стой смирно. Слышишь, что я говорю?

Этого человека он никогда раньше не видел. Потрепанное лицо и тонкая косица, перкинутая через плечо. На полу, возле ног незнакомца – Слайвер, глаза широко распахнуты. Рука человека оттягивала голову мальчишки назад за волосы, а кончик ножа упирался прямо в ямку между ключицами Слайвера.

- И лучше не дергайся – если не хочешь, чтобы я отпилил ему голову, как куренку.

Губы у Слайвера были рассечены, под глазом свежий синяк – Катце поморщился. Он замер, поддерживая Рауля, чувствуя, как блонди снова начинает дрожать в преддверии судорог.

- Значит, это ты стрелял.

- Ага, я, - мужчина хохотнул. – Немного не вышло.

Катце увидел, как Слайвер вздрогнул – и под острием ножа показалась капелька крови. Взгляд у мальчишки был почти безумный – такой отчаянный, и Катце внезапно понял, что еще чуть-чуть – и он просто рванется вперед, насадит себя на нож.

- Слайвер, не двигайся. Пожалуйста.

- Да, малыш, осторожнее, я не хочу тебе повредить, - подтвердил мужчина. – Если он меня к этому не вынудит, конечно.

- Что тебе нужно?

Что он еще мог сделать? У него был парализатор в ящике стола, но до него было слишком далеко - слишком большой риск. И врач должен был быть здесь в ближайшее время - так что ситуацию надо было уладить как можно скорее.

- Вот это другой разговор, - мужчина усмехнулся. – Я был уверен, что мы поймем друг друга. В конце концов, мы же земляки.

Катце был слишком напряжен, чтобы задуматься над этими словами.

- Так что именно ты хочешь?

- Ты наверняка догадываешься, что. Я хочу смыться отсюда, с этой планеты.

- С чего ты решил, что я могу это сделать?

Он не мог этого сделать для Слайвера, ничего не добился – и этот сукин сын, этот ублюдок полагал, что для него...

- Придется постараться. И мне, конечно же, нужны будут деньги. Я ведь отказываюсь от пятисот тысяч ради этого.

Дерьмо собачье. Конечно, это был блеф – и они оба это знали: он не смог бы сдать Слайвера без всесторонней проверки со стороны Юпитер – и ему был бы конец. Но в том, что он успеет убить Слайвера, Катце не сомневался.

Дыхание Рауля снова стало прерывистым, захлебывающимся. Катце сжал руку вокруг его талии.

- Хорошо, давай обсудим это. Но сначала мне нужно сеть на диван. Я не собираюсь делать никаких глупостей, мы просто подойдем к дивану и сядем.

Он увидел, как глаза ублюдка, словно червяки, ощупали Рауля.

- Ты еще кого-то сюда приволок? Ну ты совсем сдвинулся, парень.

Катце облизнул губы; он не собирался реагировать. Следя за ножом, он двинулся к дивану, уложил Рауля. Тот вздрагивал; голова у него моталась по подушке – и Катце снова начал гладить его по волосам, полуосознанно.

- Смотрю, ты на короткой ноге с этим блонди, да?

Только сейчас Катце осознал, что этот тип, очевидно, не узнал Рауля. Впрочем, это было понятно – почти все лицо Рауля было закрыто... а волосы – на то они были и блонди, чтобы их волосы выглядели почти одинаково.

- Послушай... я смогу сделать так, чтобы ты выехал с Амой – не волнуйся. Насколько я понял, они не знают, что ты в чем-то замешан, правильно?

Он услышал нервный смешок в ответ.

- Похоже, что так. Они ищут кое-кого другого... малыша. Вот только есть люди, которые знают куда больше.

Ну конечно. С чего бы ему было пытаться убить сенатора, если бы кто-то не управлял им?

- И эти люди считают, что я им что-то должен. После “заговора высших”, ты понимаешь. А я считаю по-другому.

- Что тебе должны.

- Именно так. И эти долги придется платить тебе, мебель.

Кажется, это прозвище будет предследовать его всегда – здесь, на Амой. Хотя... не за этим ли он вернулся?

- Я заплачу, - собственные долги или чужие – все равно. – Я обещаю. Отпусти его – не бойся, я не причиню тебе вреда.

- С чего ты взял, что я боюсь? – однако нож только слегка отодвинулся от горла Слайвера. Катце глубоко вздохнул.

- Хорошо. Тогда...

Он видел, как это приближается – как тело Рауля начинает прогибаться в судороге – и прижал его к дивану – оглянулся на ублюдка.

- Не обращай внимание, это просто...

Потом он уже не мог говорить – ему нужны были все силы, чтобы удержать Рауля – а в висках у него непрерывно билась одна мысль: пожалуйста, пожалуйста, пусть это закончится, пусть ему не будет больно. Он не видел ничего, кроме искаженного рта Рауля, не слышал ничего, кроме его прерывистого, неглубокого дыхания – до тех пор, пока все не закончилось – и Рауль обмяк в его руках, как и прежде.

А потом до него донесся издевательский смех.

- Что, у блонди проблемы? Мне это нравится. Но ты, парень – ты действительно попал. Дефектный блонди – да еще пацан – что ты собираешься с ними делать?

Катце сжал зубы, чтобы не сказать ничего, что могло бы обозлить ублюдка. И если уж на то пошло, тот был прав: он действительно не знал, что ему делать.

Мужчина внезапно перехватил Слайвера за шею, подтянул ближе – и впился в его губы поцелуем. Рука с ножом опустилась на колени, и Катце подумал, что он мог бы рискнуть... Но нет, он не успел бы – он знал это. Горло Слайвера судорожно дернулось, когда язык мужчины скользнул ему в рот слишком глубоко.

- Я буду скучать по тебе, маленький принц, - проговорил мужчина, отпуская его. Слайвер снова скорчился на полу, обнимая колени. – А теперь давай решим, как ты меня будешь отсюда вытаскивать.

Это было сказано для Катце – и в голосе мужчины не было сомнений, что все будет по его. Даже его хватка на ноже ослабла. Он вытащил из кармана сигареты, достал одну.

Пачка показалась знакомой. Торопливо, Катце обшарил глазами стол, комнату. Кажется, он оставил ее на столе... или на полу... а теперь она была в руках у ублюдка... и сигарета, которую он сжимал между губ, была черной. Огонек зажигалки вспыхнул в руке.

- Не кури это.

Катце сам не знал, почему он сказал это – ради Юпитер, у него не было оснований желать добра этому подонку. Просто еще одна смерть на его совести... смерть, которую он приготовил для себя – это было бы слишком.

На мгновение рука с зажигалкой застыла в воздухе. Ехидный голос:

- А что, пожалел сигареты? Небось дорогие, да? У нас в Цересе такие не достать.

А может быть, Катце знал, что если попытается его остановить, то тем вернее заставит ублюдка закурить. Конец сигареты вспыхнул оранжевым пламенем. Затяжка; струя дыма, выпущенная в воздух.

- Мне нужно триста тысяч. Ты должен будешь перевести их на счет в межпланетном банке.

- В каком именно банке?

У него не было трехсот тысяч, но это не имело значения.

- Не играй со мной, парень. В банке, где я смогу добраться до них.

- “Пасифик Тайм” подойдет?

Дилер, продавший ему сигареты, показал ему пленку, как убивает Black Moon. Это было безболезненно - ты просто засыпаешь. Веки становятся тяжелыми, реальность расплывается – но ты не чувствуешь ничего.

- И не пробуй меня обмануть – ты понял, мебель?

- Хорошо. Сейчас я подойду к компьютеру и сделаю трансфер.

- Без резких движений. Я слежу за тобой.

Катце поднялся. Рауль вздрогнул, словно что-то побеспокоило его.

- Я передумал – пусть это будет четыреста тысяч. За мальчишку ведь обещают пятьсот.

- Хорошо.

Хоть миллион – он мог обещать все, что угодно. Человек потер глаза тыльной стороной руки, как будто веки у него саднило.

- Не думай, что ты можешь меня обма...

Он не закончил. Его тело внезапно обмякло, нож выскользнул у него из руки – и недокуренная сигарета упала на ковер. Катце сделал шаг, наступил на нее, растаптывая. Все было кончено.

Несколько мгновений он просто стоял, глядя на обвисшее в кресле тело – на спокойное лицо, ставшее почти привлекательным в смерти. Наступившая тишина была оглушительной – неглубокое дыхание Рауля было единственным звуком, казавшимся таким далеким.

А потом он услышал короткий вздох Слайвера.

Глаза у мальчишки были огромные, как блюдца – и взгляд застыл на безжизненном теле, словно он не мог не только поверить в то, что произошло, но и понять это. Он сидел у ног человека, глядя вверх – судорожно ловя ртом воздух. Внезапно Катце испытал приступ ужаса. Ему сказали, что выдыхаемый дым безвреден – но что, если это было не так – что если мальчишка тоже получил дозу яда?

Он схватил Слайвера за плечи, рванул вверх, заглядывая ему в лицо. Несколько секунд мальчишка, казалось, не узнавал его – и за это время Катце успел пройти через ад. Потом глаза Слайвера сфокусировались на нем – и очередной судорожный вздох превратился в всхлип.

- Все в порядке? – Катце не знал, спрашивает ли он или пытается убедить себя. – Ты в порядке, да?

Руки Слайвера рванулись, обхватывая его – и мальчишка прижался к нему, с силой, которую Катце даже не подозревал в нем. Он чувствовал, как маленькие пальцы вцепились в его куртку, как будто Слайвер пытался притиснуться к нему еще ближе. Всхлипывания мальчишки отдавались в его теле.

Его снова охватил страх – другого рода - как тогда, когда он держал в своих объятиях всхлипывающего Рауля – что он не знает, что ему делать, что он не заслужил такого доверия. Всю жизнь он пытался сделать так, чтобы не подпустить к себе никого на достаточно близкое расстояние – он просто не умел быть ни с кем рядом. Но теперь у него не было выбора, да?

Он поднял Слайвера – мальчишка казался почти невесомым. Горячий лоб Слайвера прижался к его плечу, а тонкие руки по-прежнему обнимали его за шею.

- Пожалуйста, - прошептал Катце, - прости меня.

Он почувствовал, как Слайвер дернулся – и внезапно в его всхлипываниях появился другой звук, попытка выговорить что-то. Это не очень хорошо получалось, какое-то время Катце не мог понять ничего – и только потом он стал улавливать слова:

- Я не хотел, чтобы он приходил... он следил за мной... я не хотел, чтобы он вредил тебе...

- Все хорошо, не бойся, - все вовсе не было хорошо, но что он еще мог сказать? – Все закончилось.

- Он умер?

- Да.

Он почувствовал, как Слайвер снова всхлипнул, на это раз почти беззвучно. Он не знал, был ли это все еще шок – или горе от того, что мужчина, кем бы он ни был, был мертв. Он держал Слайвера на руках еще немного, пока мальчишка почти не перестал дрожать, потом поставил его на пол, заглянул в заплаканное лицо.

- Мне нужна твоя помощь, хорошо?

- Сейчас сюда придет один человек – надо убрать этого...

- Его зовут Хинли... звали.

- Хинли.

Мысль о том, чтобы делить квартиру с трупом, была не слишком приятной – но что было делать? Катце подтащил Хинли к чулану, запихнул туда. Он увидел, как Слайвер наклонился за ножом, поднял его. Что-то соскользнуло у него с руки, упало с мягким стуком на ковер. Браслет мебели.

Ну конечно... вот, откуда Хинли узнал. На мгновение Катце встретил глаза Слайвера и понял, что тот знает. Но времени думать об этом не было. Дверь чулана захлопнулась, скрывая Хинли. Катце вернулся в комнату и сел на диван рядом с Раулем. Теперь нужно было только ждать.

Узкая тень упала на него – он поднял глаза и увидел Слайвера, заметил его застывший взгляд, обращенный на Рауля. Если Хинли не узнал бывшего сенатора, то Слайвер каким-то образом сумел это сделать.

- Не говори ничего, - Катце услышал предупреждение в своем голосе. – Это не сенатор... то есть, он другой человек, он не виноват ни в чем.

Конечно; это я виноват во всем, добавил он.

Широко распахнутые глаза Слайвера остановились на его лице – все такой же говорящий взгляд. Мальчишка покачал головой и не произнес ничего.

Стук в дверь. Катце быстро указал на соседнюю комнату. Слайвер вышел.

Резкий порыв ветра, неожиданно холодный, ударил в лицо. В рассветных сумерках медленно гасли тусклые огни. Катце притворил окно. Курить хотелось почти невыносимо, он, казалось, мог ощутить знакомый привкус дыма. Но вряд ли он мог бы взять незаконченную пачку сигарет с трупа Хинли. Может быть, он вообще бросит курить. Если только у него будет для этого достаточно времени.

Позади него тихо, безостановочно мурлыкал телевизор. Перемена носителя сенатором Юпитер была главной новостью – даже отодвинула на второй план поиски Слайвера. Впрочем, никто не отменил награду.

Иногда Катце видел, как Слайвер переводил странно вопросительный взгляд на лежащего на диване Рауля.

Врач ушел час назад. За что Катце ценил его – так это за то, что он не задавал лишних вопросов. Единственное, что он сказал, когда смыл кровь с лица Рауля:

- Мне было интересно, что произошло с предыдущим носителем. Вот оно, значит, как.

Но его любопытство не сделало его движения менее точными и ловкими.

- Восемь порезов, достаточно глубоких. Я наложу фиксирующую пленку, но должен предупредить – шрамы все равно останутся.

Катце повел плечами, как будто ему внезапно стало тесно. В этом было что-то чудовищно несправедливое, что утонченная, фарфоровая красота Рауля должна была быть повреждена. Шрамы – это было для обычных людей, для таких, как он. С Раулем этого не должно было случиться.

Он будет страдать, когда узнает, подумал Катце – а потом другая мысль пронзила его, жгучая, как огонь. Если только Рауль узнает... если только он придет в себя.

- И он не будет видеть левым глазом, - добавил врач.

Катце хотелось, чтобы он ослышался - чтобы это было не то, что он произнес. Но не было никакой ошибки. И все же... даже с этим можно было жить – Рауль справится с этим; если только он сможет справиться с тем, что разрушает его изнутри.

- Но что с ним – почему он вот такой?..

- Не знаю, - голос врача стал более холодным, словно он пытался отгородиться от вопросов. – Я не умею лечить блонди с поврежденной психикой. Я дал ему успокоительное – так что пока он будет спать. Может быть, он справится сам. Может быть... ему нужна будет помощь квалифицированных специалистов.

Квалифицированных специалистов? Типа корректировщиков личности? Я не отдам его Ей, отчетливо подумал Катце. Он не верил в Ее помощь – после того, что Она сделала с Раулем, выбросила его, как использованную вещь.

Хотя, может быть, у него не будет выбора

И вот теперь Рауль, с узкой повязкой, закрывающей верхнюю часть лица, лежал на диване, укрытый пледом – такой бледный, что, если бы грудь у него слегка не поднималась от дыхания, можно было бы принять его за мертвеца.

Впрочем, что если так оно и было? Что если его сознания было мертво? Успокоительные сняли судороги, но кто знает, что происходило у него внутри, что невозможно было видеть.

Нет, Катце отказывался думать об этом. Он сжал кулак, остановил себя за мгновение до того, как ударить по стеклу – только вонзил ногти в ладони поглубже. В кресле Слайвер зашевелился, глубоко вздохнул.

- Вы его любите, да?

Катце чуть не рассмеялся. После всего, что произошло – это действительно был самый важный вопрос, не так ли?

- Да, - сказал он. Не потому, что Слайвер ожидал ответа – а потому что ему самому хотелось это сказать.

- А он вас?

- Ты тоже должен меня ненавидеть, - неловко закончил он. Он знал, что именно Слайвер ответит, еще до того, как тот начал отчаянно мотать головой, словно пытаясь избавиться от слов, произнесенных Катце.

Наверное, это было хуже всего – что мальчишка ему так доверял. Когда-нибудь Слайвер поймет, что Катце говорил правду... то есть, если у него будет время понять.

- Если бы я знал, - сказал Слайвер, - что он тот, кого вы любите... я бы не стрелял. Правда.

Несколько мгновений Катце смотрел на него – пока значение этих слов не дошло до него. Слайвер уткнулся в чашку, чуть ли не загородился ею – как будто стыдился того, что сказал. Катце сделал несколько шагов к нему, коснулся его щеки – и мальчишка прильнул к его руке, торопливо и жадно.

- Спасибо, - проговорил Катце.

На мгновение ему показалось, что ничего больше не существует – только это место, только они втроем – и что вот так, рядом с Раулем, рядом со Слайвером, он мог бы остаться навсегда. Островок тишины в бурю. Но он знал, что так им уберечься не удастся.

Ему нужно было сделать что-то, нужно было вытащить их отсюда – пока не поздно. Слайверу больше не на кого было рассчитывать, а Рауль... Катце должен был их спасти.

И будь он проклят, если он не сделает этого.

Экран компьютера замигал бледно-голубым. Он коснулся клавиш и почувствовал привычную легкость соединения с машиной. За компьютером ему не надо было сомневаться ни в чем, он доверял себе – он знал, что все делает правильно.

Он хорошо помнил, где находился тот файл; хотя за десять лет он ни разу не прикоснулся к нему, даже не чувствовал желания сделать это. Один из двух файлов, которые ему удалось тогда открыть из дома Ясона. На мгновение руки Катце застыли над клавиатурой; он снова вспомнил ту ночь, когда Ясон должен был уничтожить, но только отметил его. Ясон никогда не спрашивал его, что он успел сделать с теми файлами, что открыл; если бы он спросил, Катце ответил бы ему – страх и благодарность не позволили бы ему утаить. Но Ясон, наверное, думал, что Катце едва успел взглянуть на них.

Катце никогда бы не использовал их. Но сейчас... у него не было другого выхода.

Файл был на месте. Он прикрепил его к письму, запустил программу и откинулся в кресле. В действительности он не колебался; просто на мгновение ощутил такую слабость от того, что собирался сделать. Но может быть, Ясон простил бы его. Он нажал кнопку вызова.

- Я хочу поговорить с сенатором Юпитер.

Позади него Слайвер издал короткий удивленный вздох.

- Оставьте свое сообщение.

- Нет, я должен поговорить с Ней лично. Речь идет о безопасности Танагуры.

Он знал, что разговор фиксируется, что трейсер уже определили источник звонка. Но это не будет иметь значения, они все равно не успеют.

- Передайте Ей, что файл 786 направлен федеральному правительству.

Пауза. Сколько времени у них займет, чтобы проверить это... и понять, что они не смогут это предотвратить? Они попытаются, конечно, он знал. Но Леон ведь не зря так настаивал на том, чтобы воспользоваться его услугами – Катце действительно был лучшим здесь, на Амой. Секунды проходили в молчании.

- Скажите еще раз, что вы хотите.

- Свяжите меня с сенатором.

- Сенатор Юпитер на совещании.

- Я думаю, что уже нет.

Он ждал этого, рассчитывал на это – и все же, когда на экране перед ним возникло тонкое юное лицо с прозрачно-голубыми глазами, он вздрогнул.

- Гражданин K1418D пытается шантажировать свою родную планету?

Голос был чуть насмешливым – тот голос, которым Ясон иногда говорил с кем-то, кто делал какую-нибудь смешную глупость – ничего такого, что заслуживало бы наказания – просто мелочь. Голос был немного выше и еще по-ребячьи колеблющимся – но тон, выражение... каким образом Ей удалось овладеть им?

Он не мог думать об этом, не должен был; даже смотреть на это лицо, в его душераздирающей красоте, было невыносимым. Ясон... Катце был готов умереть за одну его улыбку, за его одобрение – умер бы с радостью, если бы Ясон захотел этого.

Это не Ясон; это Она.

- Федеральное правительство получит этот файл через... 56 минут 32 секунды. Вы не сможете остановить передачу. Если каждые две минуты я не буду вводить новый пароль, передача данных произойдет автоматически.

Наверное, Она уже знала все это – Ее люди уже попытались и поняли, что не справляются – иначе Она бы не разговаривала бы с ним. Две минуты – он специально сделал промежуток таким крошечным – чтобы у Ее людей не было шанса атаковать.

- Файл десятилетней давности. Гражданин уверен, что федеральному правительству интересно будет это узнать?

- Насколько я помню, единственным основанием для вмешательства во внутренние дела Амой явялется угроза безопасности другим планетам. Сепаратные переговоры с Келлой – это достаточная угроза.

- Переговоры никогда не были завершены.

- Верно. Возможно, федеральное правительство предпочтет игнорировать факт переговоров. Но что, если нет? Что, если они только ждут повода, чтобы вмешаться?

Он видел, как тонкая морщинка пересекла чистый лоб Ясона, как светло-голубые глаза потемнели в задумчивости. Это мальчишеское лицо было более выразительно, чем лицо взрослого Ясона – и от этого еще более прекрасно. На него было больно смотреть.

Когда-то он скорее позволил бы разрезать себя на кусочки, чем вызвал бы огорчение Ясона. Но... но это был не Ясон; Катце снова напомнил себе об этом – должен был напоминать ежеминутно, иначе он просто не смог бы завершить то, что делал.

- Гражданин K1418D готов подвергнуть опасности целую планету?

- Надеюсь, что мне не придется этого делать.

Всего несколько часов назад он сам был объектом шантажа, когда Хинли пытался играть им. И вот теперь они поменялись местами; Хинли был мертв... а Катце почему-то надеялся, что ему удастся вытянуть это.

Тонкое лицо Ясона на экране снова стало спокойным, как будто он даже находил это чуть забавным.

- И что же хочет мой гражданин?

- Мне нужно, чтобы с мальчика были сняты обвинения в покушении на сенатора. Мне нужно разрешение на выезд. Для него, для меня и...

- Он с тобой, я так понимаю?

Не было смысла отрицать это. Катце кивнул. Он ждал, что Она скажет, что преступления такого рода не могут быть прощены, ждал даже, что экран может погаснуть – и начнется штурм. Вместо этого легкая улыбка пробежала по Ее губам.

- А мой Рауль – тоже у тебя?

Он вздрогнул. Она слегка склонила голову набок; светлые пряди упали на алый шелк плаща. Ясон никогда не носил красного...

- Я помню твое лицо – видела его в мыслях Рауля. Он пытался скрыть это, глупый малыш. Как там твое имя... Катце? Ты причинил ему боль.

Я знаю... о Господи, я знаю.

- Мой бедный Рауль... как мотылек на пламя. Позволил себе то, что не нужно было позволять – и обжег крылышки.

А что с ним сделала ты? Катце бросил взгляд на утекающие секунды, ввел пароль.

- Мне нужно разрешение и на выезд Рауля. Мы трое должны беспрепятсвенно покинуть Амой.

- Ты многого просишь. И что ты предлагаешь взамен, мебель?

- Я остановлю передачу данных, когда мы будем вне территории Амой.

- Но как я могу тебе верить?

Это было почти смешно. Юпитер торговалась – с ним?

- Я не обману. У меня просто... нет выбора.

- Выбор есть всегда

Улыбка сделала лицо Ясона прекрасным – чуть задумчивая улыбка, словно он прислушивался к чему-то внутри себя.

- Ну что ж, гражданин K1418D. Возможно, мне просто придется поверить тебе.

Сигнал пришедшего сообщение показался ему оглушительным. Катце открыл его. Пропуска.

Он больше не мог терять время, торопливо распечатал их, потом перевел передачу кода на свой мобильный телефон, повернулся к Слайверу.

- Мы уходим.

Глаза у мальчишки были полубезумные, но он только послушно кивнул, вскочил на ноги. Катце подошел к Раулю, перекинул его руку себе через плечо. Все та же кататоническая покорность в теле блонди. Он слегка провел по волосам Рауля.

Я не знаю, хочешь ли ты этого... Прости, если я делаю не то, что ты хочешь.

Их не остановили ни разу – система оповещения работала отлично. Но всю дорогу Катце сжимал руль с такой силой, что его пальцы оставили следы на прочной обшивке.

Их ждали в здании космопорта. Одной рукой Катце продолжал поддерживать Рауля, другую держал на клавише телефона. Если они попытаются что-то сделать, он все же успеет...

Чего он не ожидал – так это увидеть, как андроиды расступились, пропуская вперед улыбающегося мальчика со струящимися серебристыми волосами. Чего он не ожидал – так это то, что видеть Ясона так близко, встретить его взгляд – не с экрана, а вот так – будет так болезненно.

- Значит, вы уезжаете?

Голос сенатора был почти мягким; уж лучше бы Она угрожала – с этим он знал бы, что делать. Но эта улыбка – так Ясон никогда не улыбался ему. Перед этим Катце был почти бессилен.

- Пожалуй... Я отпускаю вас.

Она сказала это так, как будто он не вынудил Ее – как будто это было Ее собственное решение – и с мгновенным ужасом Катце осознал, что это было именно так. Неужели он действительно думал, что может переиграть Юпитер? Она могла бы остановить его – если бы захотела. Возможно, Она все еще хотела этого.

- Ты позабавил меня, мебель. Возможно, мне стоит подумать о том, чтобы уделить немного больше внимания ублюдкам. В конце концов, они заплатили за то, что их предки пытались сделать. А если среди них есть настолько сообразительные особи…

Он не верил Ей. Но от него уже ничего не зависило. Он никогда больше не вернется на Амой – никто из них не вернется. Он чувствовал, как Слайвер вцепился в него – как испуганный маленький ребенок, как будто Катце действительно мог защитить его.

- Что ж, - светлые пряди чуть мотнулись, когда Она покачала головой, словно в раздумьи. – Идите.

Он сделал несколько шагов к пропускному пункту, когда Она снова окликнула его.

- Впрочем, вы ведь можете остаться. Я гарантирую вам неприкосновенность – всем из вас. Даже маленькому неудавшемуся убийце.

Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Он не собирался покупаться на это – и по Ее насмешливому взгляду он понял, что Она знает это.

- Что – не веришь? А я поверила тебе.

- Нет, пожалуйста, нет, не надо, - он чувствовал, как Слайвер дергает его за рукав в панике, тихонько бормочет умоляющие слова.

- Я могу помочь вам. Могу даже восстановить психику моего прекрасного Рауля – если ты думаешь, что кому-то другому удастся это сделать – то ты ошибаешься.

Он бросил взгялд на занавешенное волосами, перечерченное белой повязкой лицо Рауля, ощутил тяжесть опирающегося на него полубессознательного тела. Если Она говорила правду… и если Рауль не придет в себя… что он будет тогда делать?

Почему ему захотелось верить Ей? Возможно, Она вмешивалась в его сознание... Он вдруг почувствовал так ясно – представил, как будто это действительно происходило – как Она подходит к ним – и он подчиняется Ей… и на миг ему показалось, что он испытал бы при этом облегчение.

Как он будет жить, если Рауль так и останется запертым в руинах своего собственного сознания? Как он будет жить, зная, что подвел его – в последний раз?

Мальчик-Ясон вытянул тонкую руку в белой перчатке, ладонью вверх – словно ожидал, что Катце положит в нее свою жизнь. И ему хотелось это сделать – хотелось почти непреодолимо.

- Пожалуйста, пожалуйста, не слушайте ее, - дрожащий голосок Слайвера доносился словно издалека – Катце почти не понимал слов. Он не видел ничего, кроме небесно-синих глаз Ясона. И он не хотел видеть ничего другого.

Разве он не мечтал умереть ради Ясона? Разве он хотел чего-то еще?

Да. Он хотел. Он хотел спасти Рауля – и спасти мальчишку… хотел, чтобы им больше не причиняли боли. Он хотел быть вместе с ними. Даже если он этого не заслуживал – он хотел быть с ними.

- Дайте нам пройти.

Легкая улыбка на лице Ясона не погасла – как будто ответ Катце был именно то, что Она ожидала.

- Да, конечно, - рука в перчатке опустилась. – Это твое решение. Желаю тебе никогда не пожалеть о нем.

Он слышал Ее голос все время, пока шел к выходу.

Шаттл вышел за пределы территории, контролируемой Амой, когда до конца назначенного срока оставалось полторы минуты. Катце остановил передачу. Несколько минут он сидел, оценев, ожидая, что шаттл повернет обратно. Этого не должно было случиться – это была независимая транспортная компания – но что, если Юпитер удалось организовать это?

Ничего не произошло. Хрупкая стюардесса подошла к ним с подносом с напитками.

- Мальчик хочет посмотреть мультфильмы?

- Думаю, что хочет, - Катце улыбнулся ей.

Слайвер так и заснул, с наушниками на голове и разноцветными бликами от экрана, пляшущими на лице. Катце украдкой смотрел на его худенькую фигурку, скорчившуюся в слишком просторном кресле, на полуокрытый рот и темные ресницы, отбрасывающие тень на бледное личико.

В его руках длинные пальцы Рауля были холодными и безжизненными – лицо блонди запрокинуто, волосы падают, полузакрывая повязку.

- …если ты думаешь, что кому-то другому удастся это сделать – то ты ошибаешься, - слова Юпитер всплыли в его памяти, невыносимо отчетливые.

Она знала, как подобрать свои прощальные слова. Наверное, это было лучшее возмездие с Ее стороны.

Почти не сознавая, что он делает, он поднес пальцы Рауля к губам. Он знал, что не имеет права это делать, пользоваться тем, что Рауль не чувствует, не может оттолкнуть его. Но он просто не мог противиться этому желанию. Даже если он больше никогда не осмелится это сделать – сейчас ему нужно было чувствовать Рауля.

Неподвижные пальцы, которые он прижимал к губам, были мягкими, несопротивляющимися. Закрыв глаза, Катце поцеловал подушечки пальцев, вспомнив, как когда-то, так легко, Рауль касался его лица. Если бы была возможность повернуть время вспять, не делать всех ошибок, которые были сделаны...

Но он должен был жить с тем, что совершил – жить, потому что Слайвер нуждался в нем… и, может быть, Рауль тоже нуждался в нем.

- Я всегда буду с тобой, - прошептал он. – Пока ты не отвергнешь меня.

Когда пальцы в его руке дрогнули, он почти упустил этот момент, почти не поверил в это. А потом узкая сильная рука сжала его ладонь – и тогда он уже не мог сомневаться. Жаркая волна радости и паники затопила его.

- Рауль…

Лицо, полузанавешенное волосами, чуть изменилось, брови сдвинулись, как от боли. Катце ждал, затаив дыхание.

- Катце?

Он не знал, что сказать, мог ли он просить прощения, как было заставить Рауля выслушать его?

- Катце, ты здесь? Почему так темно, я ничего не вижу.

- Все будет хорошо, - прошептал он, - это просто повязка, ее скоро снимут.

Он увидел, как словно ток пробежал сквозь тело Рауля – его рука сомкнулась на ладони Катце с еще большей силой, почти ломая ему пальцы. Рауль нагнулся в его сторону, устремился вперед, как будто пытался увидеть его.

- Ты вернулся.

Да… ты можешь делать со мной все, что хочешь. Ненавидь меня; только не уходи опять в себя!

Он вздрогнул; не от боли в сжатой как тисками руке – этой боли он почти не чувствовал. Куда большую боль причиняла мысль, что сейчас Рауль отпустит его – никогда больше не захочет дотронуться до него.

- Это ты. Это действительно ты.

Что-то острое оборвалось у него в груди, раня осколками. Лицо Рауля расплылось у него перед глазами; но Катце ведь не плакал, он не имел права плакать. Пальцы Рауля дотронулись до его ресниц.

- Что это? Мокро.

Он покачал головой; бессмысленный жест, Рауль не мог его видеть – но Катце знал, что если он попытается произнести хоть слово, то не выдержит.

- Что-то случилось? Где мы?

Ему нужно было ответить; он сумел справиться с собой.

- На корабле. Мы улетели с Амой. Юпитер… отпустила нас.

- Мы вместе? – голос у Рауля прозвучал как-то странно, словно он не был уверен в том, что слышит.

Катце кивнул; он знал, что Рауль почувствовал его жест – ладонь Рауля все так же касалась его щеки.

- Если ты хочешь, - добавил он. – Если ты хочешь, мы будем вместе.

Конец