ЧАСТЬ 2

Посиделки в баре "Depraved" были чем-то традиционным для прежних Бизонов. Здесь обсуждались дела, праздновались удачи, и просто ребята убивали время, играя в карты и болтая, когда больше нечем было заняться. К чему избавляться от хороших традиций. Новые Бизоны так же почти не выбирались из бара.

Прежние члены команды не знали всего об этой истории с Рики, Гаем и Ясоном. Они, как и прежде Гай, считали, что Рики их предал, оставил ради Блонди. Но в отличие от своего нынешнего лидера давно простили и не таили на него обиды. Возможно даже, было что-то внутри них такое, что заставляло их понять и простить Рики. Но Гаю, который все больше и больше ощущал вину за содеянное, постоянно казалось, что он видит немой упрек в глазах Катце, своего любовника. Ему хотелось избавиться от этого чувства. Стало быть, все, что он делал, было ради себя, а не ради банды, не ради ребят. Возможно, так и было. Но, скорее всего, - и того, и другого понемногу. Гай совсем запутался в своих чувствах. Все, что он знал - он будет вести Новых Бизонов к успеху, сделает их лучшей бандой, стяжает прежнюю славу. Конечно, такое рвение своего лидера только поддерживалось ребятами. Гай делал все, как надо.

Тяжелые мысли клонят голову Гая. Эта ответственность - это сложно. Всегда принимать решения. Правильные решения, которых от тебя ждут. Постоянно... Нельзя ошибиться. Однажды он это уже сделал. Разве теперь можно испоганить второй шанс не только вернуться к жизни, но и сделать это для других, для своих ребят, с которыми они вместе столько пережили, которые были его семьей. Может Рики и предал их, может у него были на то причины... Может быть... Не Гаю его судить... Впрочем, это он уже сделал... пора бы сделать что-то действительно правильное. Остальные не должны расплачиваться за их ошибки, все не должно разрушиться из-за личных обид... из-за того, что уже не вернуть. Это то, что Гай поставил перед собой, как цель. У него есть, по крайней мере, к чему стремиться. И жизнь уже не так пуста... В ней есть уже столько много... Столько, с чем нужно разобраться. Когда он с Катце, то это собственные чувства, чувства Катце и их отношения. Это так сложно для Гая. Но когда он со своей бандой, все просто и понятно, он точно знает, чего ждут от него. Гай знает, как этого добиться. Они должны быть лучшими, они должны избавляться от конкурентов.

Сейчас они были сильными, как никогда, но были и другие, не менее сильные группировки, враждующие с ними. Особенно Волки. И их главарь - Вольф, главный соперник Гая на сегодняшний день. Сильный и дерзкий, полный самоуверенности и чувства собственного превосходства. Он открыто бросил вызов Гаю, железному Гаю, как уже успели его прозвать за пару месяцев, благодаря не только лишь искусственной руке, но и несгибаемому характеру. Волки разгромили подпольную кибер-лабораторию, где Гаю приделали руку. Такое простить невозможно.

Вольфа Гай не боялся. Подобный страх был ему неведом. Если и пугали Гая какие-то вещи, то совсем иного характера, в частности, касающиеся его самого и его внутреннего мира. Внешнего он не боялся. Но Вольф был опасен, и с ним приходилось считаться. Главный противник, конкурент, претендент на полное и безраздельное влияние на улицах Цереса. Именно Вольф объявил главным призом титул "королей улиц Цереса". Этим он поставил цель для каждого лидера многочисленных банд, в том числе и для Гая. Прежде они были лучшими, пусть многие с этим не соглашались, но Бизоны не раз это доказывали. Пора б теперь ему доказать чего он стоит, и вновь стать лучшими.

-Он бросил тебе вызов, ты должен принять его, - подстрекательски сказал Гаю Зик, юный новичок в их банде, своим задором и пылом напомнивший Килли. Гай даже скучал по тому маленькому мерзавцу, который их кинул. Что с ним стало после?

В Зике горела неудержимая жажда к подвигам, он видел в Гае настоящего лидера и героя, почти такого же кумира, которым несомненно был для него и всей молодежи Цереса Рики. Гаю это льстило и ему бы очень хотелось оправдать ожидание этого мальчишки и всех других новичков их банды.

Но на подбадривания Зика с другой стороны слышались возражения старших членов банды.

-Он опасен, - недоверчиво говорил Сид, - что-то я ему не доверяю. Такие, как Вольф, вечно что-то задумывают. У них всегда козырной туз в рукаве.

Гай знал то, что правы и новички и бывалые - и он должен был поступить так, чтобы удовлетворить и тех, и других.

Бросить вызов в состязании на байках - что ж, это справедливо и разумно, отличный способ показать свою смелость. Гай делал это много раз, он не был зеленым новичком, чтобы бояться. Но опытные Бизоны предупреждали Гая о наличии какого-то обязательного подвоха, что нужно ждать со стороны Вольфа. Гай и сам чувствовал нечистоплотность и коварство этого человека, в конце концов, на то он и лидер, чтобы чувствовать с виду незаметные вещи.

Но с другой стороны новички смотрели на Гая горящими глазами, в которых читалась жажда этого вызова, возвысившая бы Гая в их глазах. Они верили в его силу, а что будет, если он откажется? Прослывет трусом в их глазах, низвергнется, как лидер в этих юных горячих сердцах. Нужно уметь выбрать во всем золотую середину. Он уже не мальчишка, чтобы кидаться очертя голову в любую подвернувшуюся опасность.

Гай вспомнил нависшую над столом фигуру Вольфа, его презрительно суженые глаза, искривленные губы, бросающие усмешку.

"Покажи на что ты способен, Железный Гай, - выплюнул Вольф, - мне кажется, что ты растратил свою былую смелость, да и Бизонов уже не вернуть. Пора тебе уходить на покой..."

От этих слов пробирала мелкая противная дрожь. Какой парень способен спокойно снести подобное оскорбление и не ответить на вызов? Особенно такой горячий, как Гай. И эти холодные глаза Вольфа... похожие на глаза Катце, на глаза того Катце, который презирал Гая. Он на все готов пойти, чтобы в глазах любовника больше не появлялось это выражение, и ему невыносимо видеть отголоски этого чувства в глазах кого-то еще. Нет, он не уйдет в сторону даже из благоразумных соображений. Он уберет с этих губ противную усмешку, он заставит эти глаза гореть страхом, уважением, собственным разочарованием Вольфа, когда Гай докажет ему, чего стоят Бизоны и их лидер...

"Я делаю это не только ради себя самого и искупления вины, не только ради Рики, - убеждал он себя, - но и ради них, этих ребят, бывалых и новичков, которые ждут от меня верного решения, которое я должен принять, тем не менее, не потеряв себя..." Непростая дилемма. Но трудности не пугают Гая, они куда слаще, чем собственные любовные муки, куда желаннее, чем неопределенность отношений с Катце, и они помогают забыть на время о той преграде, что существует между ним и его любовником...

-Я принимаю вызов, - твердо объявляет свое решение Гая, - но обещаю, быть начеку, - успокаивает он настороженные взгляды старых друзей.

Ему нужен риск, ему нужна опасность и схватка, чтобы ощутить себя прежнего и чтобы забыть себя нынешнего. Гай так запутался во всем, ему так нужно какое-то сильное отвлечение.

Остовы проржавевших машин громоздились друг на друга, подобно башням. Эти странные небоскребы окружали все пространство свалки, устланной мелким красноватым песком, который взвивался при малейшем дуновении ветерка. Красноватое небо и сиреневые тучи, розовый диск солнца и черные громады свалки - причудливый и соответственный пейзаж для этого состязания. Рычание байков прорезает воздух. Нетерпеливые взгляды и возгласы пересекают все пространство пустыря, воздух напрягается электрическими разрядами и сухой пылью.

Все отлично понимали, что такие разборки были запрещены. Гай знал это от Катце - новые постановления Консула. Знал и то, что Катце вряд ли стал бы его покрывать. Но сейчас не время и не место, чтобы думать о любовнике, а уж тем более о том, что Гай нарушает закон. Закон Блонди...ха, да он плевать на него хотел. Неприятно кольнула та мысль, что Катце работает как раз на Блонди, всячески следя за исполнением этого закона. Ну и черт с ним... Пусть Катце полностью изменил его изнутри, поменял его личную жизнь, но этой стороны Катце не должен касаться. Чтобы откинуть ненужные сейчас мысли о Катце, Гай поддал газу, как бы призывая противника к готовности.

Из-под русой челки блеснули хищные глаза Вольфа, он презрительно облизнулся, глядя на Гая. Его взгляд, его готовое разжаться тугой пружиной тело, кривящийся рот - все выражало презрение и готовность быть первым. Похоже, они ни во что не ставил лидера Новых Бизонов. Гай собирался показать этому новоявленному выскочке, чего он стоит.

Байки рванули с места почти одновременно, почти, но не совсем... На какие-то доли секунды Гай отстал, задерживаясь позади Вольфа, с расстоянием отрываясь от него все больше и больше, чтобы дать фору противнику и тем самым получше изучить его... Нет, Гай уже не тот заносчивый и горячий юнец, каким был прежде... И у него нет больше возможности полагаться на Рики. Он сам теперь лидер и сам принимает решения, он должен действовать мудро и осторожно. Изучить противника по рисунку напряженных мускулов, скрученных в жгут неимоверных усилий, по сгорбленной позе резкой фигуры, прижимающейся почти грудью к баку, по нервно сведенным пальцам на руле, по капелькам пота на висках, и даже глухому кому, подступающему к горлу... Все это он видел разом, единым мигом охватив и оценив всю картину, сверив их силы, выбрав нужную тактику - Гай определенно знал, что делать. Как он и обещал друзьям - он не собирался рисковать, но и упускать победу тоже...

В Вольфе кипела недюжинная внутренняя силы, ярость, огромная воля и упорство - отличные качества для победителя... Но трезвый рассудок, умение анализировать свои и чужие поступки, умение задержать свой пыл, когда это нужно - так же необходимые качества.

В облаке песчаной пыли Вольф победоносно обернулся на настигающего его Гая. Байки ревели, как мощные металлические животные, их блеск потух, покрывшись грязью, приглушенный дымом и скоростью. Два черных диких зверя, и на них два всадника... Кончиками пальцев Гай ощущал сам пульс своего железного коня, его внутренний рокот, словно собранное усилие, которое он чувствовал сам - вторая рука, искусственная, была уже настолько чувствительна, как и настоящая, что Гай порой забывал о том, что она чужеродная, и сейчас она полностью вбирала в себя мощь байка, как и все остальные клетки его тела...

Заметив, что Гай стал приближаться, Вольф решил перейти к более действенным маневрам. Толпа зрителей нервно и разочарованно загудела, когда очередной поворот лабиринта свалки скрыл от них картину состязания. Этого было достаточно для Вольфа, чтобы упорно протаранить байк Гая. Потом еще и еще, довольно ухмыляясь, радуясь слабости противника. Тот хладнокровно удержал равновесие и злорадно усмехнулся:

-Грязные трюки! Я так и знал...

-Заткнись, - рявкнул Вольф, и выжал из своего байка максимальную мощность, наверстывая упущенную скорость.

Гай понял, что это финальный рывок, когда противник выкладывает полную свою силу. Он взвил свою машину на дыбы, резко пропорол песок одним задним колесом, а потом оголтело бросился вперед под шквал одобрительных возгласов Бизонов. Они узнали прежнего Гая, того самого, который прежде, потеряв Рики, как безумец загонял свой байк, пытаясь убить то ли свое горе, то ли себя... Сейчас вся его безумная ярость была как раз кстати. Выходка Вольфа не только показала Гаю, что силы противника на исходе, но и раззадорила его, зажгла в его душе мрачный огонек...

Байки заносило на виражах, казалось, колеса плавились от невыносимого жара... Красная пыль поднималась в воздух, скрывая сиреневые силуэты свалки...

-Он сумасшедший, - выдохнул Вольф, все его тело стягивало страшное напряжение.

Несмотря на всю браваду, он боялся Гая, особенно теперь, и даже не его скорости и выносливости, а того фанатичного огня в глазах...

Длинные волосы Гая растрепались, лицо покрылось грязью и копотью, он, вырвавшись далеко вперед, с мрачным удовольствием оборачивался на соперника, выжимающего остатки своих последних сил... Байк Гая несся с запредельной, невозможной скоростью, притом каким-то чудом Гай удерживался в седле. Кривая усмешка, как ядовитый шрам, рассекала его спокойное лицо... Он знал, что победил, знал, что он лучший... Это приятно согревало и успокаивало...

Байк Вольфа занесло на повороте, машина залегла на бок, невероятная сила сбросила ее с дороги, парень, беспомощно дергаясь, отлетел в сторону, рухнув в песок. К нему тут же подбежали соратники по банде с испуганными и смущенными лицами.

-Он сумасшедший, - бормотал Вольф, держась за разбитую голову. В его глазах читалось неверие и растерянность.

-Он лучший, - ровным и торжествующим тоном произнес рядом с ним Норрис.

-Надеюсь, теперь у вас нет сомнений, кто тут короли Цереса, - победно усмехнулся Зик, с трудом подавляя желание победоносно пнуть Вольфа.

Все взгляды уставились на подходящего Гая, который небрежно стряхивал пыль с куртки. Его лицо было спокойно, безумие в глазах угасло или просто затаилось где-то глубоко внутри. Весь он выражал спокойную уверенность и осознание собственной победы.

Вот так он увеличивал свое влияние на улицах Цереса, пока власть Катце росла во всем Мидасе... Оба они стремились собственными дорогами к своей в чем-то великой и бессмысленной цели...

С целой рекой выпивки в баре отмечалась победа лидера Бизонов, а значит и самой банды. Ребята не сомневались, что последуют и новые вызовы и разборки, но, несомненно, Гай сумеет с честью постоять за себя и авторитет банды. Гая всеобщее веселье не слишком трогало, он сидел чуть поодаль, чуть в одиночестве, замкнувшись со своими мыслями. Да, это было здорово и приятно, победить в честном поединке этого заносчивого Вольфа, заставить ребят гордиться собой и тем, что они Бизоны. Но горячка соревнования прошла, и он предоставил друзьям наслаждаться победой. К нему же вернулись все нерадостные и суматошные, но и полные горячего томления мысли о Катце... С некоторых пор ему стало казаться, что он влюбляется...

К Гаю подсел Сид, поставив на стол ополовиненную бутылку. Гай только мельком взглянул на него из-под ладони, в которую упирал лицо.

-Что у тебя с Катце? - без предисловий спросил его соратник по банде.

Гай чуть не поперхнулся. Он широко распахнул изумленные глаза.

-О чем это ты? - с незаметной дрожью в голосе произнес он.

-Ну, ты тусуешься у него, я так понимаю, у вас там какой-то бизнес, но почему ты нам ничего не рассказываешь? Это что-то крупное, серьезно дело или по мелочам?

-Это не имеет отношение к бизнесу, - сдавленный шепот вырвался из внезапно ссохшихся губ Гая.

Брови собеседника взлетели в удивлении.

-Это наши личные дела, - более твердо добавил Гай.

Удивление не покинуло взора его приятеля.

-Кажется, я ничего не понимаю. Вы что же, стали вдруг приятелями? Я думал, вы друг друга ненавидите?

-Теперь нет, - отвернулся Гай, - мы забыли о прежних разногласиях, - он в упор, с мрачным огнем, вспыхнувшем внутри, посмотрел на Сида, как бы бросая ему вызов, - а что, у меня не может быть друга?

Сид внутренне попятился назад. Он давно уже считал, что Гай немного не в себе. У него бывали странные взгляды, странные слова и, должно быть, мысли. Сейчас этот взгляд словно предупреждал: "не лезь ко мне". Сид счел лучшим оставить Гая в покое - пусть делает, что хочет. Главное, что для Бизонов он делает все лучшее.

-Ладно, как знаешь, дело твое...

К счастью, ему даже в голову не могло прийти, что Гай может испытывать к Катце какие-то чувства. Именно об этом подумал Гай и облегченно вздохнул. Нет, он вовсе не стыдился своего странного любовника. Просто еще не был готов к расспросам и уж тем более к разъяснениям по поводу их отношений.

Катце многое знал о делах Гая и в прошлом, и теперь, иногда у них были даже совместные интересы и дела с прежними Бизонами. И сейчас Катце отчаянно цеплялся за них, чтобы было о чем говорить. Он не переставал удивляться двойственному характеру их взаимоотношений. Их телесная любовь была наполнена взаимопониманием, полной отдачей, слиянием, взаимным проникновением мыслей и чувств, удивительным согласием. Но все, что касалось общения, доставляло невыносимые терзания. Общение давалось Катце трудно. И он был благодарен Гаю, который заводил разговоры о мелочах, о совершенно нейтральных вещах, о чем-то глупом, несущественном. Сам Катце говорить ни о чем не умел, поэтому покорно полагался в этом на Гая. А говорить о серьезном они оба страшились. Гаю казалось, что то, что у них происходит гораздо сложнее, чем все проблемы, чем раздел сфер влияния и стычки с другими группировками. Он и не предполагал, что внутренние движения души, противоборства с самим собой, чувства - все это так сложно, так давит на человека, выбивая его из привычной колеи внешней жизни, делая совсем иным.

Когда спала первая любовная горячка, Гай более спокойно попытался взглянуть и осмыслить свои отношения с Катце, и понял, что они его пугают... Да, пугают своей странностью и серьезностью. Это было очень сложно для его восприятия отношений, в которых все было совсем иначе, нежели с Рики. Да, с Рики все было не так. С Рики все получилось просто и естественно. Они подходили друг другу, да ведь они столько времени были вместе, столько испытали, были партнерами по банде, даже казалось, что они чертовски похожи - смелые, веселые, красивые и отчаянные парни. Они вместе мечтали, вместе пытались чего-то добиться. Испытали столько радостей и бед. Это было так правильно - то, что они сошлись с Рики, словно по-другому и быть не могло. Их столько связывало... Однако, даже этого оказалось в итоге не достаточно...

С Катце их связывала одна только тоненькая ниточка взаимной ненависти и чужых смертей, но как ни странно, этим отношения только крепчали... Что же в них было? Гай не мог этого понять. Не мог выяснить для себя, как же к нему относится Катце, этот нелюдимый человек-одиночка. Казалось, что ему вообще никто на свете не нужен, кроме его драгоценного Блонди. Гаю даже хотелось горько рассмеяться - сначала он ревновал Рики к Ясону, а теперь еще и Катце? А есть ли в этом смысл? Забыл ли Катце своего Блонди? Что он чувствует к Гаю? И вновь мучительный вопрос - простил ли? Слишком много было невысказанного, чтобы Гай мог воспринимать ситуацию спокойно.

Может все дело в постели? Этот вопрос он не раз мучительно задавал себе. Да, секс значил многое, очень многое, пожалуй, гораздо больше, чем должен по своей сути. Как это ни банально звучит, но когда соединялись их тела, то соединялись и их души... даже не души, а их внутренние сущности, то что делало их самими собой, но вместе с тем же - кем-то новыми, какими они становились, лишь соединяясь. Как две половинки целого - и снова банальный штамп. Словно два черепка от одного разбитого сосуда. Они подходили так точно, но не полно. Между ними оставалась трещина, которая уменьшится, если черепки прижать друг другу сильнее... Или склеить. Но как склеить два разных материала? И пусть эти черепки одно целое, но каждый осколок не такой, как другой... Как же склеить камень и медь, железо и стекло? Как сократить или вовсе уничтожить трещину между ними, ту преграду, которую Гай чувствовал постоянно, по мере того, как росло его собственное чувство. И наличие подобной преграды, барьера, который он сам же и воздвиг - это убивало его...

Разговор с Раулем был не то, что неприятен, он был унизителен для Катце, стыден, безобразен. Его отчитали, как нашкодившего мальчишку.

-Я приказал тебе следить за этими бандами монгрелов, - ледяным тоном произнес Верховный Консул, - а они спокойно устраивают гоночные соревнования. Рев их байков, должно быть слышали и в самой Апатии...

Блонди был в гневе. Конечно, сам Рауль Ам не назвал бы так это чувство недовольства тем, что его приказы не исполняются. Но Катце хорошо знал Блонди, и этот синий, словно газовый огонь в глазах, был ничем иным, как гневом. Гневом, направленным теперь на Катце. Тот слушал, внешне спокойный и равнодушный, внутренне сгорая от гнева собственного... Нет, конечно не на Гая, а на себя. Гай знал, что в его положении нужно держаться потише, а лучше быть совсем незаметным, но законы не писаны для диких монгрелов.

А вот сам Катце... Знавший секреты Танагуры, с помощью которых можно было держать в руках самого Ясона Минка, он пренебрег всеми законами Амоя и своими собственными ради этого дикаря. И если первые законы обойти для него не вызывало ни сложности, ни угрызений совести, то пойти против себя самого... Нет, этого не было даже с Ясоном. С тех пор, как Катце перестал быть мебелью, а стал кем-то, приобрел значимость в глазах других и в своих собственных, он всегда отличался тем, что никогда не шел против своих принципов. В данном случае он просто забыл обо всем... О том, что было прежде.

Даже образ Ясона как-то потускнел...

"Неужели я влюбился в этого монгрела?" - отчаянно спрашивал себя Катце.

Стоило только пригреться в тепле, и вот уже он не отвечает за свои мысли, поступки и эмоции. Он не контролирует ситуацию, пустив все на самотек, позволив Гаю стать хозяином положения. И Катце понимал свою полную обреченность в сложившем положении. Изменить что-либо он не мог.

И все же он решил поговорить с Гаем. Даже ради самого себя, чтобы доказать, что они равны, что он еще не полностью сдался этому длинноволосому монгрелу, с такой дикой и соблазнительной улыбкой, с таким яростным блеском в глазах...

Он сам пришел в жилище Гая, в эту мрачную нелюдимую комнату, в которой он впервые сдался Гаю, в которой он испытал полную силу и сладость своего поражения и все очарование чужого тепла.

Увидев его, Гай был удивлен и обрадован. С тех самых пор, когда Катце обиженный напоминанием о Рики, убежал от него, он никогда не приходил к нему - Гай сам приходил к Катце, и он не знал, а действительно ли тот рад его видеть или просто притворяется. И в душе он так хотел, чтобы Катце пришел к нему вновь, сам пожелав этого.

Но лицо Катце было даже холоднее, чем обычно, и в глазах не зажглось того теплого огонька, который появлялся при любом проявлении нежности со стороны Гая. Тот постарался не замечать ничего и попытался обнять Катце с широкой улыбкой на засветившемся лице. Он был почти не удивлен, когда его любовник равнодушно отстранился. Гай с заледеневшим сердцем смотрел на него. Тонкие сжатые губы, бледная кожа лица, вспыхивающий багрянец шрама под россыпью длинной рыжей челки и странная, пугающая пустота в глазах...

-Что случилось? - нервно и осторожно спросил Гай.

Он так испугался в эту минуту, что сам был удивлен, сердце сжалось в болезненной судороге, живот свело тугим узлом, в голове помутилось - Катце пришел, чтобы бросить его, решил, что им пора расстаться, и их отношения не могут продолжаться...

Но Катце заговорил о другом.

-Что за гонки вы устроили недавно на заброшенной свалке? Разве ты не знаешь о том, что это запрещено?... - с негодованием заговорил он.

Гаю хотелось рассмеяться от облегчения. Ему даже казалось, что этот суровый тон Катце несерьезен. Не может же он, в самом деле, сердиться из-за такой ерунды.

-Ну, у меня были дела, - беспечно ответил Гай, - пришлось выяснить отношения с одним заносчивым ублюдком, который вообразил себя хозяином Цереса. Пришлось показать ему, кто настоящий хозяин.

Катце презрительно фыркнул.

-Уж не ты ли? - с сарказмом проронил рыжеволосый, его губы исказились такой ядовитой ухмылкой, что Гай невольно отшатнулся, - кажется, ты забываешься. Единственным хозяином и правителем тут является Верховный Консул Рауль Ам с дозволения самой Юпитер...

Это разозлило Гая.

-Да плевать мне на этого Рауля, - фыркнул он.

-А мне нет, - сверкнул глазами Катце.

Гай удивленно посмотрел на своего любовника. Сейчас в нем не возникало никаких теплых чувств, никакого узнавания, как будто они были чужими, он просто не узнавал Катце. Сказав эти слова, тот стал таким чужим...

-Да брось ты, - почти с надеждой проронил Гай, попытавшись беспечно улыбнуться, - что за чушь, только не говори, что это правда...

-Но это правда.

-Да какое тебе дело до этого чертового Блонди? - вспыхнул Гай.

-Я работаю на него, и я предан ему, - сухо и бесцветно проронил Катце, ни тоном, ни взглядом не выдав, что он думает в действительности.

-Да черт возьми, Катце, наплюй на это, - Гай был даже не раздражен, а удивлен, - зачем тебе служить этому Блонди и уж тем более ему подчиняться? Я же знаю, у тебя достаточно власти и влияния, чтобы послать его ко всем чертям. О тебе ведь говорят, как о втором человеке на Танагуре. На кой черт ты продолжаешь работать на него?

В голосе и глазах Гая было такое искреннее нетерпение и желание знать правду, что Катце растерялся - это были вопросы, на которые он сам не знал ответа.

-Я не могу. Я делаю то, что должен делать...

В похолодевших глазах Гая появилось то самое выражение, которому прежде Катце не придавал значения, до их романа, но теперь страшно испугался - презрение, отвращение, нечто похожее, по крайней мере...

-Только не говори, что рожден, чтобы служить Блонди. Это что, твое призвание, Катце?...

На это гневный и полный боли выпад Катце мог только промолчать. Что он мог сказать Гаю? Он только болезненно ощущал, как почти физически рвется связь между ними - это было ужасно. Но и поступиться со своей гордостью Катце не мог.

-Что тебя держит рядом с этим Раулем? - продолжал Гай вырывать крючками своего горького сарказма всю душу из Катце.

Тому хотелось закричать, заткнуть уши руками, только бы не слышать этого голоса, этого обвиняющего тона...

-Или дело вовсе не в Рауле, - усмехнулся Гай, - а в другом Блонди, в Ясоне? - он с ненавистью обронил это имя.

Катце вздрогнул и затравлено посмотрел на Гая, который срывал один за другим с него все покровы мощной брони, которая не позволяя прежде просочиться хоть единой капельки боли и сомнений к его сердцу.

-Ясон умер, - проронил Катце отчаянным шепотом.

-Но ты все еще помнишь его, да? - рыкнул Гай.

Внезапно вся его мощная фигура двинулась к Катце, заставляя испуганно попятиться и вжаться спиной в стену. Гай схватил ладонями его ошеломленно недоумевающее лицо с оттенками ужаса. Гай с тоской и надеждой смотрел в глаза своему любовнику, ища подтверждения, но больше опровержения своих слов. И ничего там не находя, только светящееся упорство и больную пустоту...

-Скажи, ты все еще думаешь о нем, помнишь его?

-Я не смогу его забыть, - произнес Катце необычайно твердо.

Нет, ради Гая он не предаст Ясона, не предаст память о нем, ни за что...

Теперь уже Гай испугался не на шутку, казалось, все рушится у него на глазах. Все резко и внезапно нахлынуло на него вновь, то, что казалось ушло и похоронено в прошлом и в глубинах памяти. Он бессильно выпустил из ладоней лицо Катце.

-Ты все еще помнишь, - обречено повторил Гай, - значит, ты все еще не простил меня, не забыл то, что я сделал?...

Катце самому было тяжело видеть боль Гая и крах своих надежд и робких мечтаний, но щадить Гая он не собирался.

-Как я могу это забыть? - проронил он слабо без надежды на отступление и спасение, - ничто никуда не ушло... что было, то было... и прошлое всегда будет стоять между нами стеной.

Последняя фраза словно окончательно вбила последний гвоздь в гроб всех их надежд...

Гай отошел немного, продолжая смотреть в глаза Катце. Он не мог поверить в то, что происходит. Отчетливо он понимал, как тщательно прежде они избегали этих разговоров, сколько всего накипело, сколько невысказанного, наболевшего, что всегда разделяло их, поэтому они так старательно избегали этих тем... Но теперь...

Гай собрал все душевные усилия, чтобы задать этот вопрос, самый болезненный для него:

-Ты все еще любишь этого своего Блонди?

Катце отвернулся, чувствуя, что на глаза набегают слезы, слезы слабости и муки, которые он не хотел показать Гаю.

-Он не мой Блонди, он Блонди Рики, - только и произнес Катце сдавленно.

Гай отвернулся. Его словно охватила апатия, чувство собственной беспомощности что-либо изменить в этой ситуации. Он должен был ожидать чего-то подобного, но трусливо прятался от правды. А она оказалась еще горше, чем он думал.

-Да, Рики предал нас ради того, чтобы быть с ним... - неожиданно для себя произнес Гай.

-Как и Ясон, - тут же добавил Катце.

Гай неожиданно и странно взглянул на него. Они все еще стояли достаточно близко, чтобы видеть выражение глаз друг друга, чувствовать дыхание - слабый физический контакт... Тонкая, рассыпающаяся ниточка, натянувшаяся до предела...

-Да, они пожертвовали многим, чтобы быть вместе, - вдруг произнес Гай.

Эти слова поразили Катце, изумленно он добавил:

-Он пожертвовали всем ради своей любви.

-Похоже, они были сильными, - добавил Гай.

Они оба чувствовали, что этот странный обмен фразами - последняя возможность удержать контакт, ниточка которого так стремительно ускользает из их дрожащих пальцев...

-Ты бы так не смог? - очень тихо и с трепетом спросил Катце.

Гай замер, испуганно и затравлено. Они никогда не касались столь серьезных аспектов их отношений и чувств. Гай даже не пытался по настоящему заглянуть в себя. Но теперь ответ на этот вопрос возник очень отчетливо в его голове. Нет, он не смог бы так поступить... ради любви, да, ради любви к Катце, к Рики, ради их банды... Однажды Рики предал и бросил их всех ради своей любви... Поступить также - значит вновь допустить собственную безответственность, поддаться своим эгоистичным порывам и, значит, совершить ошибку... Нет, слишком велика была ответственность перед другими и желание искупить вину, чтобы поступать как хочется ему самому... как велит сердце... Да, на такие сентиментальности у Гая не было права теперь...

Молчание Гая убивало Катце. Оно говорило ему слишком многое, больше тех слов, что он мог услышать, если бы Гай что-то все же ответил. Но Гай молчал, погрузившись в себя. Катце понял, что ему мучительно хочется прикоснуться к нему, провести кончиками пальцев по коже - по щеке, по губам... И все же он понимал, не только своим логическим умом, но и всеми нежными чувствами - все кончено...

Гай тоже это понимал... дальнейшее выяснение отношений было бессмысленно... Бессмысленно было и то, что они вообще начались. Все разделяло их с самого начала, но они безрассудно отринули все препятствия и кинулись в объятия к друг к другу со всей иссушающей страстью боли и одиночества... Тогда казалось, что они нашли друг друга, но на самом деле - только потеряли.

Сказать больше нечего. В душе, в мыслях такая пустота, что просто хочется взвыть, хочется разнести весь этот мир в щепки.

Нервно дернулся мускул на лице Гая, он сорвался с места и, яростно хлопнув по выключателю, вырвался из душившей его комнаты, комнаты воспоминаний, комнаты, в которой стоял сейчас, оставшийся в полной темноте, растерянный и смущенный Катце...

Темно и тихо... за окнами звуки, огни, все такое далекое, нереальное, как из другого мира, тоже нереального... Реальный тот, в котором Катце, натыкаясь в темноте на углы, держась за стены, продвигался к дверям... Он пытался заставить себя поторопиться, оставить эту комнату, с которой столько связано, чувства и разум выгоняли его наружу...

Все кончено... только это билось в голове, только это имело значение. Больше ничего. Прошлое... Оно не ушло, оно пришло в настоящее, чтобы все разбить в нем... Чтобы разрушить то, что было, хотя и таким странным, но таким прекрасным. Катце жил всем этим... И все исчезло в один короткий миг, когда они опять вспомнили о прошлом, о котором они, негласно сговорившись, предпочитали не вспоминать вообще...

В этот момент Катце понял, что любит Гая... по-настоящему... И еще ему показалось, что он ненавидит Ясона...

Яростное безумие, ветер и скорость - это сочетание разжигало в душе Гая тот необходимый огонь, который хоть на время выжигал боль внутри. Там была огромная пропасть, пустота, которая, как он уже привык, заполнялась Катце, а теперь вновь наступила на него своей пугающей силой, и он ничего не мог сделать.

Ему казалось теперь, что потерять Катце было еще больнее, чем потерять Рики...

Да и с Рики все было иначе. Пересматривая их отношения, Гай вдруг стал задаваться вопросом, а любили ли они вообще друг друга. Они сошлись так легко и естественно, делили опасности, кров, постель, все радости и горести их нелегкой жизни - все было просто и легко. Потом на Гая напала жажда мести не только за предательство Рики на и за какое-то оскорбленное чувство собственности, словно тот Блонди отнял у него то, что принадлежит ему по праву... А теперь ему казалось, что у Рики и того Блонди все было по-настоящему... и у него с Катце тоже - настоящая любовь, именно та, особенно сильная, которое возникает у людей, которых больше разделяет, чем связывает. Да, так было у Рики и Ясона, и теперь у него с Катце, он убежден... Да только вышло все против них, и Гай понял, что теперь ему не остается ничего другого, как только проклинать себя, все испортившего и теперь расплачивающегося за свои ошибки. Он думал, что достаточно настрадался, но оказалось, что прежние мучения по были ничем по сравнению с нынешними любовными терзаниями... Гай даже не подозревал, что может быть таким мягким и ранимым в плане чувств, что эта расставание с любовником так его подкосит...

"Просто я не любил по-настоящему, - думал он, - а теперь узнал, что это такое... Узнал, чтобы все потерять".

Если б в его жизни не было обязанностей, то она потеряла бы смысл вообще. К счастью, у него было за что держаться. И все равно бешенное напряжение, кроваво-страшную рвану души он не мог излечить, и все, что рвало его на части, терзало и не давало сна, он пытался выплеснуть в бешенной гонке с самим собой, терзая свой байк немыслимой скоростью, от которой закладывало уши, а ветер немилосердно хлестал по лицу... От этого Гаю становилось спокойнее, потому что как будто мысли выметались из головы и улетали вместе с песчаной пылью из-под колес...

Но по ночам глаза не смыкались, и призраки былого счастья не давали заснуть... Странные и счастливые воспоминания приносили только новые мучения, но Гай вновь и вновь перебирал их, как старые письма, как фотографии давно умерших людей, чтобы воскресить их в памяти.

Перед его глазами возникало лицо Катце, то такое отчужденно, бесстрастное, под маской неприступного высокомерия, которому он обучился у проклятых Блонди... а то он был таким нежным и робким, когда они занимались любовью, он казался испуганным собственным удовольствием, его невероятностью и красотой... Тогда Гай ощущал доверие и полную близость...

Все это было так прекрасно, что причиняло такую боль...

Неудержимая натура Гая не могла, не желала мириться и принимать происходящее, как должное... Перебирая в памяти всю свою жизнь, ошибки и поступки, как бы возвращаясь в прошлое, он пытался найти хоть что-то, чтобы сгладило его вину, что бы могло дать хоть малейший шанс все изменить, вернуть Катце, заслужить его прощение...

И вновь возвращался к началу своих бесплодных мыслей и поиском себя и своего потерянного счастья...

И единственный способ забыться - окунуться в яростную борьбу, за власть, за влияние, чтобы стать первыми, самими сильными, доказать что-то всем и самому себе... Они буду королями улиц Цереса, этого города безродных бродяг, воришек и бандитов, грязных улиц со сточными канавами, пахнувшими самой его душой, отражающими саму его суть... мусор и грязь, ветер и серые дома - достойное для них царство, чтобы бороться за него и получить его... Достойное того, чтобы сделать эти сточными канавы смыслом жизни, нечего сказать... Но раз ничего другого не остается... Все это так смешно и так печально, что Гай не знает, плакать ему все же или смеяться. Только ему казалось, что смысл его жизни утерян, обретен и теперь вновь утерян, но порой он ничего не понимает, а есть ли вообще у его жизни смысл? Что он делает? Только то, что делает, на что способен, что он должен и может... и ничего другого... А разве что-то остается?

"Как Катце", - мелькает у него...

Тот тоже делает что-то бессмысленное... пусть говорит, что угодно, уж Гай-то знает, у него было достаточно времени и возможностей, чтобы изучить Катце... Да, когда был Ясон, у Катце была какая-то цель, что-то он делал, и это имело смысл. А теперь тот обманывает сам себя, как и Гай, цепляясь за прошлое... А может просто стоит раз и навсегда забыть и отказаться от него... Прошлое итак слишком многое им испоганило... Гаю так хотелось плюнуть и начать все сначала... Но Катце не пойдет на это. Он такой гордый, еще более гордый, чем Гай, еще более упрямый, но сдержанный и бесстрастный, умеющий скрывать свои чувства... И черт знает, что творится в его рыжей голове, черт знает, что он думает и чувствует на самом деле. А Гай с печальной неотвратимостью чувствовал и понимал только одно: "Катце меня не простил"...

Убийственно замкнутый круг...

А потом была кровавая стычка с Питонами, уродливое сцепление, полное ненависти и самой настоящей крови, зализывание ран в своих норах, и болезненное спасение от каких бы то ни было мыслей вообще...

...Потом были новые приказания от Рауля, который, кажется, поставил своей главной целью наказать непокорных и дерзких монгрелов, которые, не таясь, нагло превратили улицы Цереса в бранное поле для раздела своего влияния, выливая все стычки в кровавые разборки...

Катце должен следить за безопасностью... Катце должен был предотвратить это... он должен разобраться со всем... Как во сне Катце выполнял свои обязанности, посылал своих людей, отряды полиции в Церес... Туман, плотный и глухой, не дающий чувствам выбраться на поверхность, а глубоко внутри ветреная карусель мыслей и вопросов... Все чаще Катце возвращался к тем словам Гая - а почему он еще остается рядом с Раулем? Когда-то он сочинил для себя худо бедное оправдание и привык им довольствоваться, чтобы не мучиться бесполезными размышлениями... Все казалось упроченным и спокойным... Но теперь его мысли занимал только один сумасшедший монгрел, который был где-то там, в центре того кипящего котла, замешанный во всем...

"Мы опять оказались по разные стороны?" - печально спрашивал себя Катце... И ведь всеми чувствами понимал, и даже разумом, что Гай был прав, во всем прав... Что-то он в нем сдвинул, непреднамеренно, но непоправимо, страшно бесповоротно... Теперь уже от прежнего Катце остались жалкие клочки, отрепья гордости, в которые он еще пытался кутаться, водружая на себя величественный кокон власти и силы. Никто не знает, что в этом человеке, в котором все привыкли видеть силу, остерегаться и подчиняться ему, что-то надломилось, и в глубине его поселился страх... Да он боялся, за себя, за Гая, за то, что стало с ними... и чего уже не будет...

Но больше всего за Гая... За Гая, черт бы его побрал, этого гордого упрямца, который задался целью показать что он лучший... Ха, лучший бродяга в Цересе, лучший монгрел...

Но Катце твердо знал, что Гай в кровь изобьется, лишь бы добиться своего, что он не остановиться, что-то там доказывая себе и своему сброду, кидаясь в самые опасные переделки... и заставляя Катце мучиться в своей каморке, сжиматься от страха и опасения за него... Проклятый монгрел, ублюдок...

Белые пальцы до боли сжимаются на краю стола, раскрошенная в пепельнице не зажженная сигарета, запах тоски и отчаяния в темной комнате, а еще - вновь поселившееся одиночество... Запах Гая, въевшийся в подушки, простыни, в сам воздух комнаты, все еще отпугивает то, чего так боится Катце, но когда все это исчезнет, одиночество опять поглотить его... нет, будет медленно обгладывать, подтачивать, пока он окончательно не свихнется, превращаясь в собственную тень...

-Ублюдок чертов, что ты со мной делаешь? - бормочут тонкие губы, а глаза лихорадочно вглядываются в сводку донесений...

Рауль намерен чуть ни снести весь Церес, стереть всех монгрелов с лица земли... Да, похоже он долго терпел, долго этого ждал...

"И все же, разве это не личная месть?" - опять задался этим вопросом Катце. Но уже совсем отстранено, без прежнего интереса.

Все его мысли там, где Гай... Он в опасности... Он в опасности всегда, но теперь... Теперь особенно. Все очень серьезно и страшно.

Катце чувствовал, что должен предупредить его... Пусть они не могут быть вместе, но это не значит, что он может беспокоиться о Гае... Нет, он волнуется, очень, очень сильно... От этого волнения щеки покрываются возбужденным румянцем...

Пусть он предаст Рауля, но он сделает это, он предупредит Гая, чем закончится эта встреча с бандой Питонов, их главным конкурентом и противником, встреча, в которую вмешается несколько сотен вооруженных до зубов людей Консула... Да, он пойдет к Гаю и все ему расскажет... От этой мысли у Катце волна дрожи пошла по всему телу... Он увидит Гая, уже одного этого было достаточно, чтобы потерять рассудок, и не подумать, а как же к этому отнесется сам Гай...

Он пришел вечером... В комнате было темно, пахло пылью и чем-то нежилым, постылым... Эта комната казалось чужой, как будто Катце попал совсем в другое место, а не в то, которое так стремился... Внутри даже все сжалось от этой мысли... Но нет, эта комната Гая... И все тот же сбитый коврик, который Гай так и не удосужился поправить и, наверное, даже не замечал, но Катце мысленно приветствовал его, как старого приятеля...

Гай стоял у стола, склонившись над мерцающей тусклым светом бутылкой, опираясь на грязную столешницу кулаками, неподвижно замерев, глядя в пол... Он вздрогнул от неожиданного появления Катце.

В темноте расширившиеся зрачки Гая уловили бледную фигуру, застывшую перед ним в жутком отчаянии, у него самого все свело судорогой при взгляде на нее...

-Катце... - выдохнул он, почувствовав, как отпускает то острое болезненное чувство, что сдавливало ему грудь все это время...

Порывисто Гай кинулся к Катце и схватил его за плечи, желая приблизить к себе... Раненная рука отозвалась болью в плече... Теперь Гай никак не мог назвать ее искусственной, болела она как настоящая...

Почувствовав прикосновение Гая, Катце так мучительно хотелось метнуться в эти недоверчивые объятия, разлить свою нежность, ощутить успокоение... Но, ненавидя себя и проклиная собственную гордость, он отшатнулся, впившись взглядом в лицо Гая, утомленное, бледное, какое-то постаревшее, с глубоким порезом, рассекающим скулу. "Почти, как у меня", - как-то некстати подумал Катце...

Потрясенный и обрадованный встречей, Гай вдруг с разочарованием понял, что Катце пришел не за тем, о чем он думал... не простить его, не вернуться к нему... Что-то другое, это видно в глазах... На миг Катце смутился, его лицо стало робким и покорным, как и прежде, когда Гай попытался обнять его... Но нет, теперь оно вновь сдержанное и холодное, и возвращения к их прошлым счастливым временам нет...

-Зачем ты пришел? - сухо и со сталью спросил Гай, отвернувшись...

Пошарил по кровати, отыскал пачку сигарет, затерявшуюся в складках скрученного несвежего покрывала, отрыл зажигалку... закурил, затянулся... Во всех движениях - сдержанное напряжение и намеки на ярость... На лице - следы усталости и недавних драк... Катце все подмечается, и рваное движение рук, выдающее физическую боль, и подрагивающую нервную походку, россыпи синяков и ссадин на руках и плечах в обнаженных вырезах майки, - все это неожиданно приносит Катце сильную боль.

-Гай... - тихо позвал Катце сухим голосом, облизнув губы... голос подрагивал...

Гай обернулся, единым порывом оказавшись перед Катце, сверкнув глазами, искривив губы, как особенно не нравилось Катце...

-Зачем ты пришел, - голос выдавал последнюю грань между отчаянием и спокойствием, на которой держался Гай... ему ничего не стоило сорваться, - зачем? Опять попытаешься меня арестовать, Катце?

Он сказал это почти презрительно...

-Нет, я здесь не для того, - сдержанно произнес тот, - я пришел, чтобы предупредить тебя...

-О чем? - Гай отошел к столу и нашел в бутылке остатки какой-то выпивки, разом глотнул, сморщился от противного вкуса, который был однако не так противен, как гул в ушах и желчь на губах...

Катце был так близко и так далеко от него... Это сводило с ума и злило...

-Гай, это очень серьезно... Тебе грозит опасность. Я знаю о той масштабной разборке, которая намечается у вас с Питонами через несколько дней...

Гай широко открыл глаза и чуть попятился.

-Откуда?... - он кашлянул... - ну да, конечно, у тебя должно быть тут куча своих шпионов, ты должен быть в курсе всех дел... Не так ли, Катце?

Ядовитый сарказм собственных слов обжигал губы, когда Гай выплевывал их... Но он ненавидел этот тон и взгляд Катце, который словно превращался в "первоклассную служебную шавку Блонди".

-Это известно не только мне, но и Раулю, - трагически проговорил Катце, заглядывая прямо в глаза собеседнику.

Гай замер, но потом беспечно и фальшиво усмехнулся.

-Ты же знаешь, что мне плевать на нашего господина Верховного Консула. Я ведь не гражданин...

-Но ему не плевать... Он ненавидит тебя, всех вас... Он пошлет войска, полицию, чтобы арестовать вас всех на месте преступления, он упрячет вас в тюрьму или прикажет всех перестрелять... - иступлено говорил Катце.

Ему казалось, что Гай невнимателен, он не достаточно серьезно относится к его словам, а Катце старался говорить все убедительнее, усерднее, чтобы достучаться до Гая...

-Я ничего не понял, - оборвал его Гай, - ты приходишь ко мне и говоришь, что твой дорогой босс готовится разгромить две самые мощные группировки в Цересе... Мне кажется, или, предупреждая меня, ты делаешь то, что ему бы очень не понравилось...

Катце молчал...

-Ты разве его не предаешь? - нахмурившись, продолжал Гай.

Катце продолжал молчать, только умоляюще глядя в глаза своему любовнику, бывшему любовнику. Ему казалось, что Гай не слушает его, не пытается понять, из-за своего упрямства, гордости и ненависти ко всему, что касается Блонди...

-Почему ты это делаешь? - тихо спросил Гай, сраженный молчанием Катце.

Тот беспомощно отвернулся. Он должен сказать, потому что люблю тебя... Разве это не было бы правильно? Так почему же он молчит, не в силах произнести ни слова или даже языком пошевелить?...

Молчание раздражало Гая... Он чувствовал, что именно должен сказать ему Катце, но то, что он ничего не говорил, бесило Гая. Только сейчас он до конца понял, как же им на самом деле сложно общаться... А ведь ему казалось, что они понимают друг друга и у них много общего...

Молчание затягивалось, как петля... Гай чувствовал, как они тонут в море несказанных слов, несделанных признаний... Это нужно было разбить, немедленно, пока он не задохнулся...

-Спасибо, конечно, что пришел меня предупредить... Это очень мило с твоей стороны...

Катце содрогнулся от горького сарказма этих слов. А Гай невозмутимо говорил:

-Но ты знаешь, я не могу воспользоваться твоим предостережением... Видишь ли, я не трус. Я Железный Гай, - он усмехнулся, - да, меня так прозвали, представь себе. У меня есть банда, знаешь? Новые Бизоны. Я восстановил их по кусочкам, вернул прежнюю силу. Я обещал им, что мы будем лучшими. Для многих новичков я авторитет, я настоящий лидер, - Гай говорил, уже захлебываясь словами, - они мне верят, они идут за мной. Все, чего я хочу - быть хорошим лидером, сделать Бизонов лучшими.

Он с вызовом посмотрел на Катце. Казалось, тот никак не реагирует на его слова.

-А эти Питоны - они крепкие орешки. Мы уже цапались несколько раз с ними. Видишь, - Гай указал на рану на лице, - это их главарь. Эта встреча, как ты говоришь, разборка, она решающая - все по честному, мы выясним раз и навсегда, кто из нас лучший. Поэтому мне наплевать на каких-то там Блонди, на их овчарок с автоматами... Ты думал, я испугаюсь, да?

Катце попробовал возразить:

-Гай, послушай...

Гай его не слушал.

-Думал, я поскорее смотаюсь, затаюсь где-нибудь, чтобы переждать опасность. За кого ты меня принимаешь, Катце? Да, я свинья, я знаю. Я столько всего сделал, что и не расплатиться. Но я пытаюсь быть лучше, я пытаюсь все изменить... И знаешь что? Я не отступлю... пусть там нас всех порешат, мне плевать. Я просто приду туда...

Слова замирали на языке, Катце знал, что нужно возразить, но не мог подобрать того, что бы дошло до упрямого Гая.

-А теперь знаешь что, уходи, - их глаза встретились, - да, Катце, уходи. Я не знаю, почему ты пришел. Но ты пришел зря. Просто уйди и ничего не говори. Так будет лучше, уж поверь...

Катце с молчаливым раздражением повиновался. Как он мог подумать, что Гай послушает его, а не сделает все по-своему. Как будто он не знал Гая... Да и чего ради? Так зачем же он пришел?

Может потому что, что, может так получиться, и он больше не увидит Гая?...

Гай вовсе не был дураком, чтобы не воспринять всерьез предупреждение Катце... Его не удивило, что и Катце, и Рауль знают об их планах. Они не слишком таились, да и у правительства было множество шпионов даже в Цересе. В последнее время за них что-то серьезно взялись, похоже, новый Верховный Консул обеспокоен проблемой монгрелов, и решил прекратить все связанные с ними беспорядки... Гай только усмехнулся - приструнить монгрелов, посмотрим, как ему это удастся...

Он не зря получил репутацию умного лидера, который находит верное решение, а не кидается опрометчиво куда-то в самые неприятности. Поступить так, как того ожидает Блонди или сбежать было бы вдвойне неправильным. Нет, он поступил умнее... Лидер Питонов по кличке Черт тоже оказался достаточно мудрым предводителем - они сумели договориться, на время оставить свои распри, заключить перемирие, чтобы объединиться и дать достойный отпор воскам властей и полиции...

Больше всего Гая мучил вопрос, почему Катце предупредил его - из каких-то своих личных мотивов, может из-за чувств к Гаю... Нет, Гай никак не мог предположить в этом подвоха... Хотя, однажды, как теперь кажется, очень давно, именно благодаря Катце, сманившего Килли, они попали в ловушку, которая положила им конец... Нет, теперь Катце изменился... Он не станет опускаться до таких мелких трюков... наверное... Тогда что?

"Неужели все-таки из-за меня? Я ему все же небезразличен?" - гадал Гай. Ему так хотелось в это верить. Но сам Катце так ничего ему сказал, а глаза его были полны сомнений и неуверенности, оставив Гай в тоскливых раздумьях, не дававших покоя. Чего он хотел, он и сам не знал... Сейчас главное - дать отпор мощному натиску, который собирается смять их...

И все же в глубине души теплилось что-то приятное - Катце беспокоился о нем, волновался, что с ним может случиться беда, и сам пришел предупредить его...

"Может, не все так плохо?" - с надеждой спросил сам себя Гай... Главное, чтобы все не оказалось слишком поздно...

Операция Рауля была тщательно спланирована, утечки информации быть не могло... Катце кусал губы - но именно благодаря ему, ближайшему человеку Рауля, эта утечка все же произошла, он по сути предупредил преступников о готовящейся облаве... И он не испытывал угрызений совести... Только огромное снедающее его беспокойство о Гае... Что он сделает, как поступит? Останется ли в живых? При мысли о том, что он может потерять и Гая, Катце охватывал леденящий душу озноб ужаса... Нет, только не это...

В назначенный день он не мог спокойно усидеть на месте, лично наблюдая за ходом операции. Ему здесь было не место, он только мешался, но все же Катце не мог вернуться к себе и ждать...

Ему казалось, что он слышит спутанные звуки рева моторов, выстрелы, крики и стоны боли... Все внутри обрывалось и таяло... Там творилось что-то ужасное... До Катце доносились только клочки и обрывки сведений... Карательная операция превратилась в бойню... Боль и взрывы... Неожиданный отпор войскам... Две объединившиеся банды, которые прежде люто враждовали - никто не мог ожидать такого развития событий... Катце не сомневался, что это выходка Гая, а он непосредственно причастен к этому... Причастен по сути к своему провалу - провалу Рауля, потому что предупредил Гая... Но он нисколько не жалел... С тех самых пор, как он это сделал, он вдруг почувствовал, как обрывается все то непрочное, что еще как-то привязывало его к Раулю... Теперь все ушло, его беспокоил только Гай... Его тянуло туда, на это странное поле битвы, в самое пекло, в гущу событий, туда где был Гай, его Гай, как всегда самый лучший, как всегда первый... Гай, которого он мог потерять в любую секунду. Да, в этот момент Катце был эгоистом, но ему было плевать на весь Амой, а волновало только это...

Раненые солдаты доносили тревожные сведения, заставившие всю душу Катце всколыхнуться... Лейтенант, покрытый запекшейся кровью и ожогами, докладывал своему командиру, лежа на носилках:

-Они нас ждали, они все знали... Они заодно... подложили взрывчатку кругом... Мы оказались в западне...

Он изошелся кровью и потерял сознание... Катце холодел от страха...

-Наши потери огромные, но и с их стороны немалые...

Обрывки фраз этих скупых сводок буравили мозг Катце, пробиваясь под защитную пленку уверенности, что Гай в безопасности, с ним будет все в порядке... Но его тянуло туда... Он должен увидеть Гая, убедиться...

Глухой далекий взрыв потряс все его существо... Катце совсем обезумел... Все его маски были сорваны, он превратился в совсем другое, испуганное существо, которое мчалось к этому пеклу, к воронке взрыва, чтобы отыскать своего любовника, живого или мертвого...

Это походило на развалины Дана Бан, да, очень сильно... События, произошедшие несколько месяцев назад, снова встали перед глазами... и он опять блуждал среди горящих развалин... Дым струйками поднимался от обугленной земли... На этот раз было много мертвых, очень много... Эта картина ужасала Катце только тем, что он мог обнаружить среди трупов Гая... Тот конечно же полез вперед, в самый эпицентр опасности... Проклятый упрямец, ругал его Катце, и тут же, не замечая, что по лицу текут два грязных ручейка слез, умолял Гая, чтобы тот остался жив... Питоны, Бизоны, люди Рауля... Все перемешались в этой толчее смерти... Она была повсюду, ее острый запах проникал прямо в душу, ее тонкие пальцы сжимали сердце... Ее бесстрастный голос нашептывал на ухо самые страшные слова отчаяния и бесполезности надежд... Но Катце не оставил своих попыток найти Гая, он спешил, пока не еще появились те, кому приказано все убрать, очистить это место от всяких доказательств провала Блонди... Катце было плевать... Ему нужен только Гай...

Как тогда, непрошено мелькала эта мысль... Нет, он не хотел, чтобы было, как тогда... Он вообще больше не хотел вспоминать о прошлом, которое умерло не с тем взрывов, а с этим...

Гая он нашел в радиусе нескольких сотен метров от эпицентра взрыва... В горле застрял комок, когда он увидел одинокую фигуру, распростертую на черной земле, неестественно и неудобно выгнутую, недвижимую... Нет, Катце не хотел думать об этом... Он просто со всех ног кинулся К Гаю...

Дышит или нет, жив он или нет?... Катце стремительно подскочил и с ходу упал на колени, неудобно обхватил Гая и приподнял его, вглядываясь в покрытое грязью и копотью лицо...

-Гай, - прошептал он, - грудь того не вздымалась, лицо было неподвижным, словно застывшим, - Гай, - крикнул Катце громче, - истерика, как прибой накатывалась на него, жуткие иглы паники протыкали его виски, Катце затряс Гая в руках, сильно и безутешно, в отчаянии завопив, - Гай!...

Ему было все равно, что его могут увидеть, найти, убить... Все, что вокруг не просто потеряло значение, но исчезло, растворившись в бледном и неживом лице Гая и непонятно спокойным выражением на нем.

-Тише, тише, - прохрипел Гай, - ты меня задушишь...

Глаза Катце, готовые заполниться слезами, уставились на Гая, который резко очнулся от криков и крепких объятий Катце, морщась и хмурясь от боли, лицо его исказилось, он поднял руку к голове, - ох, черт... - пробормотал он.

Еще недоверчиво, в не себя от радости Катце попытался перехватить Гая в своих руках поудобнее, устраивая на своих коленях его голову, тем не менее неосознанным порывистым движениям прижимая его все ближе к себе... к своей груди, к сердцу...

-Да осторожнее ты, я тоже рад тебя видеть, но мне больно, - проворчал Гай, потом поднял удивленный взгляд на Катце, - что ты тут делаешь?

-Я... я думал... ты умер, - с силой выдавил из себя Катце, все-таки признаваться в своей слабости было нелегко...

-Да нет, я выжил, правда, помят немного, - Гай попытался засмеяться, но тут же скривился в болезненной гримасе, схватившись за бок, - ох... Ты что, пришел, потому что волновался обо мне? - спросил он недоверчиво.

-Конечно, волновался, ублюдок чертов, - раздраженно выкрикнул Катце, все еще прижимая к себе Гая, не в силах отпустить его, оторвать взгляда от его лица, ему все казалось, что он спит или бредит...

-Но почему? - поднял брови Гай, - почему? - его трагический шепот выдавал, что парень все знает и сам. Но он хотел услышать это.

-Почему? - взбесился Катце, крепко перехватив тело Гая и мощно прижав к своей груди, - придурок, потому что я люблю тебя...

-Эй, малыш, я тебя тоже люблю, но отпусти меня, а то ты мне все ребра помнешь, а они итак, кажется, сломаны...

Гай попытался улыбаться и шутить, но глаза были невероятно серьезны, в них таилась глубокая нежность и безмятежная радость.

-Что... что ты сказал? - недоверчиво выдохнул из себя Катце, осторожно опустив Гая на свои колени.

Рука, покрытая ссохшейся кровью и грязью, коснулась его лица, проводя по коже и размазывая мокрую дорожку слез, пачкая новыми следами, Катце перехватил его ладонь и крепко сжал...

-Я сказал, я рад, что ты волновался за меня и пришел, - Гай улыбнулся, сделав мощное усилие, он приподнялся и сел, приблизившись к губам Катце своими.

Катце скорее перенял его слова по движению губ, чем услышал, прежде чем они коснулись его собственных...

-И еще я сказал, что тоже тебя люблю...

(С)Воронцова Анна