(монолог Рауля)
Они думают - я любил его. Они думают - я не смогу без него жить…
Они ошибаются. Я никогда никого не любил… или все же неправда.. или.. или. Или. Любил. Во-первых, себя. Иначе я не был бы тем, что я есть - Блонди. Любовь - самолюбование. Потом - Юпитер. Иначе я бы я не делал то, что делал. Любовь - преданность. А еще - я любил мир, в котором родился. Его устройство, его строгие законы. Его логичность. Его многогранность. Его сложность. Его жестокость и красоту. Красивую жестокость, жестокую красоту. Просто любовь. Любовь - жизнь.
Обычаи, условности, писаные и неписаные правила. Вечный танец. Шоу пэтов и необременительная работа, аукционы и поддержание дома в надлежащем виде. Перчатки на руках - безупречно чистые. Как логика, как выдержка, как самообладание - снежно-белый холодный материал. Структура, бесконечно сложная и ослепительно изящная. Моя жизнь. Одного из Блонди - и все же единственного в своем роде…
Спокойствие. Блистающие снежинки на рукаве. Холодная грация в каждом кристалле.
Как я ненавидел все, что ломает эти ледяные кристаллы вокруг меня!…
Иногда мне казалось, что я ломаюсь сам. А этого я простить не мог. Никому.
Но - стоя на вершине башни, бесполезно проклинать глухие толчки землетрясения, которое грозит швырнуть тебя на землю, а твое погребенное под обломками тело никогда не найдут - и не вспомнят… Когда Высший стремится разрушить свою жизнь и весь уклад жизни Блонди - это землетрясение…
Я считал это «землетрясение» своим другом. И - считаю до сих пор. Я восхищался Иасоном - он был совершенством. Он был совершенством во всем, и я испытывал удовольствие в его обществе. Я наблюдал за ним - и чувствовал ни с чем не сравнимое наслаждение - он был красив, он был безупречен. Он был той самой идеальной снежинкой. Это длилось долго. Не секрет, что я искал общества Иасона. Не секрет, что я дорожил общением с ним. Он восхищал меня. Разговор с ним или молчаливое взаимопонимание, совместное посещение пышного шоу или неторопливая беседа в полумраке… Гармония. Понимание. Покой. Словно держишь в руках прекрасный серебристо-стальной клинок, чья тяжесть на ладонях - сладость меда и горечь коры одновременно…
Я слишком поздно понял, что почти не знал его. Я слишком поздно осознал, что в сияющем спокойствии клинка таилось до поры звенящее напряжение перекаленного металла, и в любой момент он может взорваться осколками.
Долго я считал, что вся история с мальчишкой-монгрелом - всего лишь очередная забава Иасона, опасная забава, опасная и красивая.. он любил такие. Что эта забава - лишь доказательство его совершенства. Что он знает, что делает, чего хочет… Что он такой же, как я или другие. Блонди. Просто Блонди. Всего лишь Блонди?…
А потом забава перестала быть забавой. Может быть, я не слишком наблюдателен… не знаю. Слишком долго мне казалось, что это - только шалость, глупость, безумство… Кто из нас не любил попробовать себя в очередной пробежке по лезвию бритвы? Просто чтобы почувствовать себя во всей мере - свое совершенство, свою уникальность… Просто чтобы.
Я не знал, что такое боль. Нет, не так. Я не знал, что такое боль у Блонди. Я говорю о душевной боли. Слишком долго я не понимал, что мутной пыльной паутинкой поселилось в глазах Иасона. А понял, должно быть, только почувствовав однажды эту боль - сам.
Мы стояли у окна, глядя вниз. Иасон долго молча смотрел в окно, в бушующую за стеклом полночь. А потом оглянулся - и я увидел в его глазах слезы.
Мне стало страшно. Он болен, подумал я. Он болен, этот мальчишка чем-то заразил его. Такого не может быть - но что же это… Я прикоснулся ко лбу Иасона. Он откинул мою руку - почти резко, изящным, как всегда, жестом. Но я успел почувствовать, что его кожа холодна, как всегда. И еще успел почувствовать - многое, слишком многое. Боль в сердце, ледяные иглы под ногтями, горький ком в горле.
Боль…
Стон на губах…
Невозможность сделать вдох…
Слепые пятна перед глазами…
Боль…
Должно быть, я не очень хорошо владел собой. Я, кажется, повысил голос, сказал что-то резкое. Я еще не знал, что то, что с ним происходит - действительно болезнь. Болезнь разума, болезнь тела. Болезненная зависимость.
Я еще не знал, что буду до боли кусать себе руки, чтобы понять хотя бы часть из того, что испытывал Иасон. Понять - чтобы помочь. Я еще не знал, что буду следить за каждым его шагом, что буду приходить к нему без спроса, потому что должен что-то ему сказать… Я еще не знал.
Была только боль. Моя. Я слишком мало знал о ней, чтобы понять хоть что-то, но силился понять…
Иасон ничего не заметил… Хорошо…
Много раз я пытался образумить Иасона. Я взывал к его рассудку - лишь потому, что боялся начать сомневаться в его целостности. Я не знал, что сомнения мои оправданны и осмысленны. Я не знал, что мне стоило или полностью отойти в сторону и не видеть происходящего, или поступать совсем по-иному. Жестче. Доложить Юпитер. Увезти Иасона силой. Организовать убийство мальчишки. Что угодно. Только не давать бесполезные советы… только не быть еще одной иглой, впивающейся в чувствительную плоть под ногтями.
Слишком поздно я понял хоть что-то - лишь увидев их смерть на беспощадном и равнодушном экране системы наблюдения. Кажется, я разбил бокал.. не помню, неважно.
Какая нелепая смерть… - первая мысль.
Зачем он сделал это с собой… - вторая.
Зачем он сделал это СО МНОЙ?!… - и благодатный сумрак короткого обморока.
Друг мой, безупречный друг мой, как ты мог пасть так низко… или - как ты мог вознестись столь высоко, неважно. Просто - уйти одним прыжком, одним отчаянным птичьим взлетом, то ли в небо, то ли в пропасть, уйти с нашей, с моей плоскости бытия… Будучи - высшим из нас, будучи - лучшим из нас…
Что ты познал в последние минуты своей жизни - рядом с мальчишкой-монгрелом, бывшим петом? Пожалел ли о такой нелепой жизни, или восхитился красотой взрыва, в котором сжег дотла свою жизнь? Любовался ли собой, как падающей звездой - или просто постигал непостижимое для нас всех: теплую мягкость кожи возлюбленного-пета под своими пальцами… Никто не расскажет, а ты не вернешься, чтобы поведать мне. Хотя бы мне.
Иасон. Мой друг Иасон. Лучший из Блонди. Ты слишком хорошо думал обо мне, когда оставил мне эту загадку - чем была твоя смерть, падением или взлетом, был ли ты безумен или познал высший смысл жизни, идти ли мне за тобой или стереть из своей памяти все это...
Ты никогда не вернешься, Иасон. А мне остается только ловить снежинки руками, облаченными в перчатки - а то ведь они так быстро тают - и убивать их своим дыханием, превращая в капельки воды… И во всякой тающей снежинке, оплавляющихся гранях, видеть твою жизнь и смерть…
Кто-то подумает, что я любил тебя. Кто-то подумает - я не смогу жить без тебя.
Я никогда никого не любил.
Да, Иасон - и ты знал это.
Я никогда никого не любил.
А, может быть, стоило?…
Ночь. Снег. Темнота. Пустой бокал.
А может быть, Иасон?…
Нет ответа.
Снег…
(C) SnowOwl
