После

Рауль

Смогу ли я когда-нибудь простить тебя? Знаю, ты в моем прощении не нуждаешься, точно так же, как не нуждался в моих советах, когда был жив. Я могу представить, как твои легкие руки собирают мои волосы, убирают их с моего лица – как ты наклоняешься ко мне, твоя щека почти соприкасается с моей, и твой тихий, вкрадчивый голос произносит над самым моим ухом: “С чего ты взял, что мне есть до этого дело, Рауль?”

Твой холодный голос и такое же холодное прикосновение напоминают мне о той ледяной стене, которой ты окружал себя всякий раз, когда тебе казалось, что я захожу слишком далеко, слишком уж навязываюсь. Твоя холодность всегда заставляла меня отступать, чувствовать себя неловко, не в своей тарелке. Но я кое-что скажу тебе, Ясон. Я бы, наверное, ничего не пожалел, чтобы снова увидеть твой отчужденный взгляд, твои сжатые губы, словно бы говорящие “не суйся”. Я бы все отдал, чтобы снова увидеть тебя живым, опять говорить с тобой.

Собственно, это я и делаю. Нет, мне не явился призрак – и я не сошел с ума. Но я хожу сейчас вокруг стола, бесцельно катая шары, и говорю тебе, что никто не может заполнить пустоту, которую ты оставил в моей жизни. Я говорю, что и Юпитер скучает по тебе – я чувствую это каждый раз, когда ее бесплотная ладонь прикасается к моей щеке. Я говорю, что в работе тебя тоже никто не может по-настоящему заменить, как бы мы все ни старались.

Но того, что я действительно хочу сказать, я не говорю. Я не спрашиваю, как ты мог пожертвовать своей жизнью, своим положением, нашей дружбой ради прихоти какого-то бесполезного существа, даже не человека, ради кого-то, кто должен был бы боготворить тебя, но даже на это оказался неспособен. Я не спрашиваю, видишь ли ты, куда твой выбор привел тебя, понимаешь ли, что избранный тобой путь тебя погубил. Ты совершил ошибку, Ясон, и из-за этого погиб.

Но почему же, в таком случае, я продолжаю об этом думать? Почему иногда на долю секунды мне приходит в голову, что, возможно, что-то, что стоило твоей смерти, было на самом деле правильно? И что, если именно этого “чего-то” и не хватает в моей жизни – потому что моя жизнь еще никогда не была настолько пустой.

Я знаю, что там, под твоей ледяной маской, должно быть, полыхал огонь – просто ты никогда не пускал меня так глубоко. Да я никогда туда и не рвался. Но теперь, когда тебя нет, я не могу об этом не думать; я продолжаю искать что-то – что-то, чего, возможно, и не существует.

Я не могу простить тебя за то, что ты заставил меня задуматься и не дал никаких ответов; за то, что оставил меня одного.

Впрочем, на самом деле я не один. Я нашел того, с кем могу говорить, того, кто говорит о тебе с такой же готовностью и у кого столько же неутешительных воспоминаний, которыми он может поделиться. Того, кому не было места в том огненном мире, в котором ты жил и умер. Того, кто тоже по тебе скучает.

***

Серая завеса дыма, рыжая завеса волос. Расцвеченный нотками веселья голос Катце, доносившийся из-за них, звучал ровно; он продолжал рассказывать очередную историю – скорее даже анекдот – о какой-то операции, которую выполнял для Ясона. Его худое тело, расположившееся в кресле с изогнутой спинкой, казалось, состояло из одних углов и длинных конечностей. Он раздавил окурок в пепельнице, и его пальцы слегка дернулись, словно он хотел потянуться за новой сигаретой – но не сделал этого.

-По-моему, еще ни у одного блонди не было рака легких, - сказал он извиняющимся тоном, прерывая свой рассказ. – Так что ты, наверное, не беспокоишься из-за пассивного курения.

-Все нормально, - коротко ответил Рауль, прохаживаясь по комнате.

Он не возражал из-за передышки; его даже слегка беспокоило, что, о чем бы Катце ни говорил, ему это было интересно – и не только в тех случаях, когда речь шла о Ясоне. Ясон был изначальной причиной всего этого. Но где-то по ходу дела ситуация изменилась. И Рауль не был уверен, что ему нравится, как дела обстоят теперь.

Он встретил Катце несколько недель спустя после гибели Ясона – худших недель. Недель, когда он просыпался по ночам, прижимая кулаки к вискам в жесте настолько откровенном, что не мог не радоваться, что об этом не узнает никто, кроме Юпитер. Он чувствовал себя так, словно физической силой пытается изгнать неотступно вертящийся в голове вопрос: почему. Почему. Что такого произошло, что могло заставить Ясона Минка, любимца Юпитер, непревзойденного Ясона, пожертвовать жизнью? Произошло ли хоть что-то?

Он спросил об этом Юпитер – и Юпитер казалась обеспокоенной, обеспокоенной из-за него; во время разговора он почувствовал очень осторожное, почти беззвучное предложение провести корректировку сознания в лечебных целях. Рауля это испугало, но не разрешило его сомнений.

Только наткнувшись на Катце на пороге одного из ночных клубов в Эос, он смутно увидел перед собой возможный выход.

Он слышал, что у Катце все в порядке даже без ясонова присмотра, что его богатство и власть растут. Рауль ответил на его короткий кивок и поймал себя на том, что всматривается в Катце жадно до неприличия – всматривается в его спокойное, намеренно непроницаемое лицо, словно пытаясь найти в глазах Катце отражение своих собственных чувств.

-Ты не зайдешь ко мне завтра? – спросил он, повинуясь минутному порыву и не успевая остановиться. – Я бы хотел поговорить.

Мгновением позже Рауль пожалел об этих словах, яростно поклялся, что не простит себе, если увидит хотя бы тень насмешки в его глазах, невысказанный вопрос: что тебе так отчаянно нужно, блонди? Но ни в глазах, ни в голосе Катце не было ничего подобного, когда он пожал плечами и вложил в рот очередную сигарету.

-Я приду.

Только потом до Рауля дошло, что он не сказал, о чем хочет разговаривать. Как будто были какие-то варианты. Он чувствовал себя странно, зная, что есть человек, который может рассказать ему о жизни Ясона столько же, сколько знал он сам – человек, которому так же сильно нужно об этом поговорить, как самому Раулю. Сначала это заставило его ликовать – а потом, чуть позже, злиться – когда он уже задал этот вопрос:

-Зачем ему понадобилось умирать?

-Может, затем, что он жил.

Значит ли это, что я не живу, хотел сказать он, но так и не сказал.

Не такого ответа он хотел – особенно если он исходит от Катце, выходца из трущоб, полу-гражданина. Возможно, любой его ответ разозлил бы Рауля – потому что своих ответов у него нет.

Зависимость тоже его злила; то, как он продолжал встречаться с Катце раз за разом в течение следующих недель и ждал его прихода, чуть ли не изнывая от нетерпения. Могло ли в Катце быть еще что-то привлекательное для него, кроме его рассказов? Лицо Катце, с острыми чертами и глазами темного янтаря, производило на Рауля странный эффект; оно успокаивало боль, которая, казалось, навечно поселилась внутри него со смертью Ясона, и в то же время, как ни странно, тревожило.

Он не хотел быть обязанным Катце; он не хотел иметь с ним ничего общего, не хотел ничего с ним делить – ни эти чувства к Ясону, свое одиночество, ни странную близость, которую чувствовал иногда. Он не хотел знать, что единственный человек, с которым он может говорить в последнее время – полукровка и бывший furniture. Он не хотел соперничать с Катце из-за человека, который был мертв и даже при жизни не интересовался ни одним из них.

-Он предпочел pet’а, Катце, предпочел всему.

-Этого ты никогда не поймешь, Рауль, правда?

Дразнящий тон Катце бесил Рауля – и будил странную тоску, напоминая о Ясоне болью потревоженной раны. Эта сухая холодная ирония была у них с Ясоном общей – и Рауль задумался, перенял ли ее Катце у Ясона или она просто была неотъемлемой частью их обоих.

Думать о Ясоне и Катце в одном контексте было неуютно. Они не могли бы отличаться друг от друга сильнее; это, в лучшем случае, просто отвратительно – сравнивать их, блонди и кастрированного полукровку. И все же иногда Рауль ловил себя на том, что как раз этим он и занят. А в прошлый раз он и вовсе слишком этим увлекся.

Рауль снова посмотрел на Катце – пристально, словно пытаясь напомнить себе, как именно все должно быть. Катце открыто встретил его взгляд, продолжая свой рассказ. У него странная манера отвечать на взгляд, подумал Рауль, как будто доказывает, что может его выдержать – а потом, когда думает, что это незаметно, отворачивается, показывая свой безупречный профиль и пряча шрам в тени.

У Ясона была жестокая рука, внезапно подумал он. И умение оставить след на всю жизнь, оно никогда его не подводило.

Совершенно непоследовательно он подумал, как может Катце так боготворить Ясона – Ясона, повинного в том, что, очевидно, по-прежнему доставляет ему столько неудобства, даже спустя все эти годы.

-Ясон был очень доволен результатами операции, - подвел итог Катце.

-Это единственный способ, которым ты доставлял ему удовольствие?

Вопрос был грубый, неуклюжий – и Рауль сам не верил, что выпалил его. Это было недостойно – унизительнее для него, чем для Катце. Как будто его это волновало; как будто это имело значение.

Он видел, как губы Катце слегка приоткрылись, словно он на миг растерялся – а потом он ответил с хорошо продуманной легкостью:

-Иногда я просто не успеваю следить за полетом твоей фантазии, Рауль. Интересно, ты-то сам…

Рауль судорожно дернулся; часть его хотела ударить Катце, но он чувствовал и другое желание, другой порыв – порыв, который, наверное, служил наилучшим подтверждением слов Катце. Он последовал ему. Он склонился над Катце, упираясь коленом в кресло, и потянулся к его лицу.

Слова умерли у Катце на губах; Рауль протянул руку и убрал с лица рыжие волосы. Ему открылась высокая линия скулы, уголок широкого насмешливого рта – и пристальный взгляд солнечно-золотых и одновременно леденяще-холодных глаз.

Впервые Рауль мог видеть изуродованное шрамом лицо Катце так ясно – и все же, возможно, потому, что он ожидал худшего, шрам показался ему не таким уж страшным. В каком-то смысле, он даже придает облику Катце завершенность, подумал он.

Катце смотрел на него не мигая, в полном спокойствии – но его тело слушалось не так хорошо. Рауль чувствовал, как он пытается вжаться поглубже в кресло, так глубоко, как только можно, – словно желая избавиться от его руки, не отталкивая ее. Рауль провел пальцами по лицу Катце, не касаясь шрама, в нескольких миллиметрах от него.

Он сам был удивлен, когда его голос прозвучал хрипло и неровно.

-Ясон когда-нибудь… с тобой?

Он знал, что говорит бессвязно, что снова пропускает слова, без которых ничего непонятно, и все же безошибочно чувствовал, что Катце понимает.

-Нет. ЭТО был единственный раз, когда он прикасался ко мне, - ответил Катце тихо, искусно изображая спокойствие, и поднял руку, чтобы показать, о чем он говорит. Его пальцы почти встретились с пальцами Рауля над шрамом. Почти, но не совсем – и это не-прикосновение отозвалось болью, заставляя Рауля ни с того ни с сего желать большего.

У Катце был живой, насмешливый рот, рот, который Рауль привык видеть держащим сигарету или кривящимся в сдержанной улыбке. С такого близкого расстояния он казался почти нежным. Рауль снова почувствовал неодолимую потребность прикоснуться к нему, проверить, действительно ли губы Катце такие мягкие. Он сделал, что хотел, прижимая кончики пальцев к его губам. Взгляд Катце не дрогнул, просто застыл, стал еще более непроницаемым, в то время как пальцы Рауля прошлись по его рту и двинулись дальше по его лицу, вдоль линии его скулы по виску ко лбу.

Рауль вздохнул, когда его охватило странное облегчение. Мучительное беспокойство уходило. То, что он делал, почему-то казалось правильным, так было нужно – чувствовать черты его лица под своими пальцами. Он чувствовал себя целым. Может, именно это и было ему нужно все это время, подумал он, может, как раз поэтому он и захотел, чтобы Катце пришел сюда.

Но облегчение не означало, что он удовлетворен, что желание тоже ушло. В действительности оно было сильнее, чем когда-либо.

-Я хочу, чтобы ты разделся.

Его губы почти касались лица Катце; его пальцы скользнули вдоль тонкой линии шрама. Он знал, что Катце сделает, как он сказал – не сможет отказать ему.

Ух ты. Запястье пронзила боль, когда длинные пальцы Катце сжались на нем, отодвигая его руку – без злости, но непреклонно.

Рука Катце была прохладной и держала крепко, и Рауль с удивлением подумал, что он, оказывается, сильный. Не настолько сильный, чтобы Рауль не смог вырваться – но достаточно, чтобы на коже остались легкие следы.

-А с чего, во имя Юпитер, я стану делать то, что ты хочешь? – спросил Катце. Он отпустил Рауля, слегка отталкивая его, и Рауль неожиданно подчинился, убрал колено с кресла и отступил. Он видел, как Катце улыбнулся. Улыбка была неприятная, она заставляла уголки его губ подниматься, но не достигала глаз. Он покачал головой почти с недоверием и позволил волосам снова упасть на щеку.

Без всякой видимой на то причины, Рауль испытал острое чувство потери, увидев это.

-Как бы тяжело тебе ни было это принять, Рауль, я не подчиняюсь твоим приказам. – Теперь, когда скрывающие щеку волосы вернулись на место, голос Катце стал вежливым, терпеливым. – С тех пор, как погиб Ясон, я никому не принадлежу. Конечно, ты можешь заставить меня подчинится, но тебе придется постараться, а не просто отдать приказ. Я тебе не слуга, и уж тем более не твой pet.

-Я могу превратить тебя в pet’а, и ты это знаешь!

Это было глупо. Рауль тут же пожалел, что сказал это – и уж конечно, Катце это так не оставит. Его смех, холодный, безжалостный, резанул Рауля по нервам.

-Нет, Рауль, не можешь. Бывший furniture – в моем возрасте – pet? Твоя репутация этого не вынесет.

Рауль хотел было сказать, что его репутация – это его дело, и прикусил язык, внезапно осознав, что это не его слова, а Ясона. Отлично. Он уже подражает Ясону.

И в любом случае, это было бы неправдой. Ясон мог не бояться за свое положение – или был достаточно высокомерен, чтобы не интересоваться им. Но Рауль всегда был рассудительным. Он не может позволить себе никакой глупости.

Да и с чего бы ему желать этого? Он же может завести себе любых pet’ов, каких захочет, самых привлекательных. Ему же не нужен Катце, правда?

Рауль прикусил язык, неожиданно понимая, что ведет с собой этот диалог, ищет аргументы и оправдания, которых никто от него не просил. И из-за кого? Из-за furniture… Влияние Ясона сказывается или что?

Он посмотрел на Катце, который снова удобно уселся в кресле и спокойно наблюдал за Раулем, словно ожидая какого-то продолжения. Рауль решительно сложил руки на груди, постановив себе – продолжения не будет. Он и так уже поставил себя в достаточно неудобную ситуацию – ситуацию, в которой он не может выиграть, не проиграв.

-Я рад, что мы понимаем друг друга, Рауль, - сказал Катце вставая. – Ты разумный человек. В отличие от Ясона, верно? А мне, я думаю, пора. В следующий раз, когда позовешь меня, позаботься, чтобы это было по делу.

Рауль, решительно не намеренный смотреть на него, внимательно разглядывал замысловатый узор из геометрических фигур на стене. И все равно он ясно слышал шаги Катце по направлению к выходу, тихое шипение открывающейся двери.

-Подожди!

Он думал, что уже слишком поздно и Катце не услышит – а если и услышит, все равно не остановится. Но он чувствовал, что тот остановился в дверях, чувствовал на себе его выжидательный взгляд. Рассерженный – нервничая и еще больше от этого рассерженный, Рауль подошел к нему, заставляя Катце вернуться в комнату. У Катце в зубах торчала не зажженная сигарета. Он наблюдал за Раулем, который с размаху захлопнул дверь, запирая ее.

На лице Катце было внимательное, но ничуть не обеспокоенное выражение, когда он смотрел, как Рауль возвращается к столу и опускает выключатели, изолируя комнату, делая ее недоступной для наблюдения. Катце молчал, и Рауль, покончивший, наконец, со своим делом, знал, что заговорить должен он.

-Что мне сделать? – Его голос звучал сварливо, почти раздраженно – и в то же время, почти не веря самому себе, он расслышал в нем нотки покорности. – Чтобы ты… согласился?

Он не знал, что заставило Катце фыркнуть – его неуклюжая формулировка или общий смысл его слов. Он посмотрел на него почти с вызовом, кусая губу; на самом деле, он так вцепился в нее, что уже чувствовал вкус крови.

-Зачем, Рауль? Зачем тебе мое согласие?

-Потому что я хочу тебя. – Слишком прямо, но Рауль сказал это прежде, чем успел придумать что-то еще. Вся эта ситуация действовала на него, на его рассудок… когда еще он говорил или делал столько всего, не думая? Он не знал, почему так получалось, почему Катце так на него действовал. Дело же не в физическом желании – одного его не хватило бы, чтобы спровоцировать все это?

Он видел, как Катце перекинул сигарету из одного уголка рта в другой – и почувствовал почти отчаянное желание прикоснуться к его лицу, отбросить с него волосы и увидеть его ясно, неприкрыто.

-А что, если я тебя не хочу? – сказал Катце, и за его словами послышалось что-то жесткое – что-то тихое, абсолютно не насмешливое и потому слегка пугающее. – Что, если мне не достаточно того, что ты был другом Ясона – даже если тебе достаточно того, что я был его furniture? Секс по ассоциации – тебе это не поможет, Рауль. Ты не будешь знать Ясона лучше, если трахнешь меня.

Ясон… Это имя было словно и не причем. Катце должен был бы быть прав, дело должно было бы быть в Ясоне. В Ясоне – прекрасном, далеком, непостижимом. В ком еще? Но почему-то слова Катце задевали. Почему-то намек, что Рауль был для него всего лишь этим – подобием Ясона, еще одним блонди, в лице которого он, окончательно отчаявшись, мог иногда увидеть черты Ясона, раздражал и ранил его.

-Я думал… - Он не мог до конца поверить, что говорит это, но необходимость высказаться превозмогла его надменность. – Я думал, дело не только в Ясоне. Я думал, ты приходишь сюда, мы разговариваем, и тебе… - Он не мог заставить себя сказать “хорошо со мной”. – …это нравилось, - закончил он.

Он увидел, как Катце внезапно вспыхнул, короткая красная волна залила его щеки и практически тут же схлынула – а сигарета, по-прежнему не зажженная, пропутешествовала в другой уголок его рта. Рауль обнаружил, что смотреть Катце в лицо очень трудно, смотреть и ждать этой насмешливой улыбки, наказания за то, что он только что сказал.

Рауль отвернулся, обхватывая себя руками. Он чувствовал себя опустошенным, больше, чем когда бы то ни было; он уже даже не сердился.

-Мне нравилось. – Слова были очень тихими. Катце не шелохнулся, Рауль это чувствовал – но еще он чувствовал, что что-то как будто меняется, как будто невидимая стена между ними рушится. Поспешно, торопясь закрепить достигнутое – и не дать себе опять о чем-нибудь подумать, Рауль обернулся.

-Если ты разденешься, я тоже разденусь.

В глазах Катце плясали смешинки - но уже не злые, не такие, как раньше. Он вынул сигарету изо рта и бросил ее в пепельницу.

-В этой сделке ты получаешь порченый товар, Рауль. Мое тело, если его раздеть, не доставляет такого эстетического наслаждения, как твое.

-Просто разденься. – Ему было все равно; он больше не мог ждать. Его пальцы почти судорожно вцепились в высокий воротник, и он замер, ожидая, когда Катце снимет куртку. Они смотрели друг другу в глаза, в то время как их руки двигались в унисон, освобождая их от одежды – деталь за деталью.

Медленно. Но дыхание Рауля было учащенным, неровным; прикосновение сквозняка к обнаженной коже холодило его, и в то же время он чувствовал, что горит, что кожа пылает так, что до нее невозможно дотронуться.

Он не знал, доставит ли Катце “эстетическое наслаждение”. У него были достаточно веские причины полагать, что да. Но вот в том, что он сам чувствует, глядя на выпрямившегося перед ним Катце, он разобраться не мог. Было ли это любопытством, неожиданным, недостойным его положения? Хотя о каком достоинстве еще может идти речь?

В своей жизни он видел самые разнообразные обнаженные тела и уже давно пресытился и ими, и тем, что они могли ему предложить. Иногда ему приходило в голову, что, в конечном счете, поступок Ясона, возможно, не был таким уж нелепым, это давало хоть какой-то выход. Наверное, в самом деле давало – иначе почему его сердце бьется так быстро, а он чувствует себя таким юным и уязвимым, ввязываясь в это бесчестье… Но он знал, что даже если потом пожалеет о том, что сделал, сейчас он точно сожалений не испытывает.

Как случалось с большинством furniture, кастрация сделала Катце высоким и худым. Он был почти так же высок, как блонди, но более костляв, линии его тела не были такими гладкими. И вопреки рассудку, Рауль находил это несовершенство притягательным, оно заставляло его рассматривать Катце с еще большей жадностью. Оно не нагоняло тоску. Оно было доказательством того, что Катце настоящий, – что он именно тот, кого хочет Рауль.

Но конечно же, Катце был тем самым. Его гениталии – вид его почти вставшего члена странно радовал Рауля, отлично сознающего свою собственную усиливающуюся эрекцию – выглядели необычно из-за съежившейся пустой мошонки. Рауль вспомнил, как они с Ясоном обсуждали целесообразность таких операций – и свои собственные слова о том, что он не видит смысла ставить опознавательную метку там, где ее не увидит никто, кроме ее носителя.

Теперь он тоже мог ее видеть.

Отрицать увечье было невозможно – но, странное дело, в нем не было уродства, как не было уродства в шраме Катце. Оно выглядит совершенно естественно, подумал Рауль, оно делает Катце тем, кто он есть. Он не должен испытывать неловкости из-за этого…

И, словно отвечая на его мысли, Катце поднял руку, прикрывая – не пах, а лицо.

-Нет… - Рауль едва узнавал свой собственный голос, таким тихим, таким требовательным он был. Он шагнул к Катце, одним шагом преодолевая разделяющее их расстояние, и оттолкнул его руку от лица. – Я хочу видеть тебя.

На этот раз Катце не воспротивился. Но на самом деле Рауль практически ничего не видел. Они были так близко, что лицо Катце расплывалось – белая кожа, рыжие волосы, потемневшие почти до бронзово-коричневого цвета глаза. Рауль держал лицо Катце в своих руках, чувствуя под пальцами мягкость неповрежденной кожи и шершавость шрама. Волосы Катце упали на его руку, нежные, как шелк, прохладные на его пылающей коже.

Он хотел быть ближе, прижаться теснее – но в то же время не хотел выпускать его лицо. Их тела соприкасались ниже, его член прижимался к члену Катце, и он чувствовал, что его эрекция достигла полной силы. Это рождало радость и оцепенение, словно наркотик, – и заставляло отчаянно желать еще. И все же он был неуверен, какое “еще” у них может быть, как далеко он может зайти, не потеряв слишком много.

Как будто он уже не потерял больше, чем мог себе позволить, не подвергаясь опасности.

Он чувствовал руку Катце на своем затылке, она проникала в гриву его волос, притягивая его голову ближе. А потом рот Катце накрыл его рот, и он почувствовал почти знакомый вкус сигарет – словно уже когда-то их пробовал. Такой мягкий. Рауль почувствовал язык Катце у себя во рту и встретил его, не раздумывая, возможно, неловко – потому что они толкались, терлись друг о друга, торопливо и неуклюже. Он знал, что его тело движется в едином ритме с движениями их языков; грудью и пахом он терся о Катце – а его руки оставили его лицо и скользили по его плечам, исследовали изгибы его ключиц и нежную впадинку между ними, где бился пульс. Он слегка отодвинулся, чтобы вздохнуть и поцеловать Катце в губы, покрыть поцелуями все его лицо и уткнуться лицом в его шею. Рауль знал, что поступает отчаянно, неосторожно – неосторожнее, чем когда-либо, – но думал, что так и надо. Он хотел получить как можно больше, прежде чем всему этому настанет конец.

А конец настанет очень скоро, он знал это. Это все из-за его депрессии, растерянности после смерти Ясона… вот как далеко он зашел, – но где-то он должен остановиться. Он должен остановиться.

Он был удивлен, когда, отпустив Катце, почувствовал внутри щемящую боль, – но все равно отступил, отвернулся, позволяя волосам упасть на свое лицо. Впервые Рауль подумал, что понимает, какое утешение находит Катце в этой завесе, отделяющей его от мира; впервые он нуждался в этом утешении.

-Что-то не так? – Голос Катце был нежен и тих. Руль чувствовал на себе его взгляд.

-Всё, - ответил он твердо. – Всё не так.

Отчаянная боль потери не прозвучала в его голосе, и это доставило ему грустную радость. Он снова обретает контроль; все будет по-прежнему. Он услышал позади себя тихий вздох, почувствовал легкое движение воздуха, – а потом руки Катце собрали его волосы, всю их роскошную массу, и убрали за спину.

Точно, как Ясон иногда делал. Но касающийся его уха шепот был теплым – и прижимающееся к нему сзади тело Катце тоже было теплым, – и Рауль почувствовал, как его решимость тает, безнадежно испаряется.

-Нет, все так. Все правильно. Просто позволь показать тебе, насколько это правильно.

-Хочешь, чтобы я поступал по-твоему? – Он слегка обернулся, и смеющиеся глаза Катце были так близко.

-Мы уже поступаем по-моему.

-Ладно.

Он согласился кротко, почти шепотом – но Катце, судя по всему, большего и не требовалось. Он взял Рауля за руку, подвел к креслу и легонько толкнул. Прикосновение великолепного меха, покрывающего кресло, к его коже было удивительно прохладным и шелковистым – почти невыносимым, и он еле сумел подавить стон, удержаться от того, чтобы изогнуться всем телом. Катце склонился над Раулем, почти так же, как несколько минут назад Рауль склонялся над ним, – но Рауль ничего не имел против. Собственно, ему это даже нравилось.

-Не волнуйся. Я не сделаю ничего такого, что будет тебе неприятно.

Ему следовало бы разозлиться в ответ на тон Катце, особенно принимая во внимание прозвучавшие в нем успокаивающие нотки, – как будто его надо успокаивать. Но, может быть, действительно надо. И, может быть, ему понравилось, как Катце это сказал. Распущенные волосы не закрывали Катце глаза, и они впитывали лицо Рауля, когда Катце склонялся к его рту. Кончики его пальцев касались кожи Рауля; они были такими быстрыми, такими легкими, и Рауль понимал, что окончательно пропал. Он не видел, что делает Катце, и не знал, чего ожидать – небрежного прикосновения к горлу, легкого сжатия сосков, исследования контуров его ребер и поверхности живота. Руки, скользящей к его промежности.

Дерзость этого прикосновения поразила Рауля – но в то же время он понимал, что раздвигает бедра, с готовностью открываясь. Жесткая, шершавая ладонь Катце легла на его член, не двигаясь, просто оставаясь там, – и он толкнулся в нее, жалобно застонал, не отрываясь от губ Катце.

Что он наделал? Он пал; он знал это. Он пал хуже, чем Ясон, – потому что, при всем при том, Ясон никому не давал над собой власти. Раулю было плевать. Собственно, мысль о падении, хотя и пугала, вызывала какую-то извращенную гордость. Ни один блонди такого не делал… Он бы знал, ему бы пришлось промывать им мозги, если бы они осмелились…

Он потянулся к Катце, когда тот разорвал поцелуй. Улыбка Катце была короткой и абсолютно не насмешливой. Он наклонился к груди Рауля, поцелуями прокладывая себе дорогу к его паху.

Рауль знал, что тот собирается сделать, когда его губы прикоснулись к его животу и спустились ниже. Часть его отчаянно желала почувствовать рот Катце на своем члене. Но другая часть, ликующая от понимая необратимости пути, на который он ступил, и заставляющая его чувствовать себя так, словно он наконец нашел ответ, который так долго искал, заставила его действовать.

Он услышал удивленный, почти протестующий вскрик Катце, когда схватил его и столкнул на пол, оказываясь сверху. Хотя руки Рауля и смягчили удар, он оказался достаточно сильным, чтобы у Катце перехватило дыхание. Исполненный раскаяния Рауль поцеловал его в лицо, желая как-то загладить свою вину. Он почувствовал, как Катце извивается под ним, а потом расслабляется, тихонько посмеиваясь; Рауль ощущал звук его смеха всем своим телом.

-Думаю, эта комната – наименее подходящее место в твоем доме, чтобы заниматься сексом.

Он поцеловал Катце в губы, заглушая последние слова.

-В моем доме нет подходящих для этого мест.

Он прижимал Катце к полу без малейших усилий; пройдясь поцелуями по его торсу, он решительно обхватил ртом головку его члена. Он услышал, как Катце резко втянул воздух, и возликовал: ему удалось удивить Катце, сделать что-то такое, чего тот от него не ожидал.

Рауль знал, что надо делать, – во всяком случае, теоретически; он видел, как это делают pet’ы. На практике, когда член Катце уперся ему в горло, все оказалось несколько сложнее.

-Шшш, легче, легче. – Рука Катце зарылась в его волосах, поглаживая его. – Поосторожней зубами. Тебе-то, может, и не бывает больно, но мне – да.

В конце концов Раулю удалось найти некое подобие ритма; влажный рот скользил легко. Все получалось как-то неловко, нескладно; он без конца убирал волосы, чтобы они не лезли в рот, но это не помогало. И все же это была правильная неловкость, настоящая, и поэтому он тоже чувствовал себя настоящим.

Он выпустил член Катце изо рта и подвинулся, обхватывая ногами его бедра. Рыжий шелк волос разметался вокруг раскрасневшегося лица Катце, а сам он выглядел почти потерянным, растворившимся в страсти. Он еще никогда не видел ничего прекраснее, совершенно отчетливо подумал Рауль.

Держа член Катце в руке, он шире раздвинул бедра, пристраивая его к своему анусу. Он не боялся боли; он знал, что сможет ее подавить – он будет чувствовать ее, но не позволит ей себя беспокоить. Он опустился – влажная головка выскользнула. Он увидел гримасу неудовольствия на лице Катце, попробовал еще раз – неудачно.

-Смелый маленький блонди. – Катце снова удивил его стремительностью и силой своих движений, резко сев, удерживая его на коленях; его смеющиеся глаза смотрели прямо в глаза Раулю. “Маленький блонди”, хм… - Дай я сделаю.

Катце обнял его, устраивая у себя на коленях, словно куклу или котенка. Рауль видел, как Катце секунду озирается по сторонам, словно в поисках чего-то, а потом качает головой, сдаваясь. Смотреть, как Катце облизывает пальцы, оказалось для Рауля почти слишком. Он жалобно застонал, прижимаясь к Катце. Указательный палец Катце прижался к его дырочке, проникая внутрь осторожно, но уверенно.

Он приготовился контролировать боль – но он не был готов к наслаждению, когда Катце коснулся чего-то внутри, и тепло, словно цветок, распустилось и разлилось по телу. Он задрожал и невольно дернулся назад, откидывая голову, стараясь принять в себя как можно больше этого пальца.

-Тише, тише, - прошептал Катце у его горла, успокаивая его поцелуями. Второй палец растягивал, но в то же время доставлял удовольствие. Он чувствовал, как Катце поворачивает пальцы, расширяя отверстие. Он хотел еще.

-Ну вот, давай попробуем заново, - сказал Катце

Он встал на колени, снова прилаживаясь к члену Катце – и на этот раз он вошел; это было не совсем приятно, но Рауль продолжал вталкивать его в себя, опускаясь Катце на колени. Руки Катце были словно теплая надежная колыбель, поддерживающая его, помогающая ему. Он издал тихий вздох облегчения, когда член Катце вошел в него целиком.

-Он внутри, - прошептал он.

-Еще бы. – Катце улыбался, его голос был теплым и тихим. Он звучал, словно ему не хватало воздуха, и этот звук отозвался в теле Рауля одновременно болью и удовольствием; ощущение странно походило на то, которое рождал в нем палец Катце. Он взял лицо Катце в ладони и приподнялся – а потом опустился, - а потом поднялся снова, не отрываясь глядя в расширенные, затуманенные наслаждением глаза Катце.

Он знал, что доставляет Катце удовольствие – и ему удалось найти тот угол, при котором дрожь наслаждения побегала по его собственному телу. Он чувствовал, как руки Катце все сильнее сжимаются на его боках – он терял контроль.

-Ты совершенство, - сказал Рауль; его голос напоминал легкий выдох, а он продолжал подниматься и опускаться.

Он был совершенен; такой открытый, его лицо, с откинутыми с него волосами, было таким чистым и ясным.

Уголок рта Катце едва заметно дернулся, и что-то горькое промелькнуло в его лице, заставляя Рауля болезненно сжаться.

-Ты это мне, Рауль? Или ты говоришь с Ясоном?

Слова ранили. Это было нечестно – и Рауль почувствовал желание ответить ударом на удар, отплатить Катце его же монетой, хотя его тело по-прежнему продолжало двигаться.

-Почему ты постоянно вспоминаешь Ясона? Хочешь, чтобы на моем месте был он?

-Ясон? Скачущий у меня на коленях? Да он бы скорее умер. – И прежде чем Рауль успел полностью осознать всю намеренную жестокость этих слов, Катце обнял его крепче; в его глазах блестел смех. –Под всем этим ты еще такой ребенок, Рауль. Перестань пороть чепуху. Поцелуй меня.

Он так и сделал – и, кончая, почувствовал, как нахлынуло облегчение, почувствовал долгую, медленную судорогу наслаждения; он едва заметил, как одеревенело тело Катце, когда он застыл в своем собственном оргазме.

Несколько минут спустя они вытянулись на полу; руки Катце легко обвивали Рауля. Рауль обнаружил, что, если слегка приподнять голову, ему виден бледный профиль Катце и его сонные глаза под отяжелевшими веками.

Он увидел, как Катце потянулся за сигаретами, и, вздохнув, подставил пепельницу.

-Хочешь? – Катце протянул ему пачку.

-Давай. Почему бы нет? – Дым был приятен – сосредоточенная тишина, пока они курили, тоже. Потом Катце потянулся за меховым покрывалом, лежащим на кресле, стянул его вниз и накрыл себя и Рауля.

-Как насчет того, чтобы в следующий раз заняться этим в постели? – неожиданно тихо, с надеждой, спросил Рауль.

-Только в постели.

Он услышал, как Катце смеется, и вздохнул с облегчением и удовольствием.

***

Гай

Не знаю, что хуже. Когда начинают ныть и болеть кости и мышцы руки, которой больше нет, - или когда среди так хорошо знакомых мне байкеров я внезапно вижу твою фигуру. Тогда я почти готов крикнуть, сказать “Рики”, чтобы ты обернулся, чтобы увидеть твои глаза – яркие, живые, смеющиеся. Но я знаю, что это окажешься не ты – тебя больше нет. Это всего лишь еще один вид фантомных болей – болей, с которыми я вынужден жить.

Знаешь, когда я об этом думаю, я чувствую даже не вину – с виной, возможно, было бы легче справиться, ее проще понять. Я просто сознаю, что совершил огромную ошибку. Какую именно ошибку? Я же хотел, чтобы ты был свободен, верно? Но ты теперь мертв – а я жив; жив и по-прежнему бултыхаюсь. Все равно. У меня впереди еще много лет – достаточно, чтобы каждое сожаление, каждое воспоминание могло вернуться тысячу, миллион раз.

Я знаю, что ты, наверное, простил меня. Ты спас мне жизнь – в очередной раз. Ты дал мне жизнь, жить которую больно. Каждый вздох, каждый глоток кислорода обжигает мне легкие, словно расплавленный металл. Иногда кажется, что невозможно прожить еще один день, еще одну ночь… Ладно, я не думаю, что тебе интересно слушать об этих снах. Они не имеют значения. Но знаешь – бодрствовать еще хуже.

Ты подарил мне мою жизнь – как же я могу ее выкинуть? Это так просто – лишняя кружка стаута, неправильный поворот на мотоцикле – и все кончено. Больше не будет боли.

Только я не хочу, чтобы ее больше не было. Это было бы слишком просто – позволить себе уйти. Я живу, потому что ты хотел, чтобы я жил, - и потому, что так я могу наказать себя за твою смерть. Я буду таким, каким ты хотел, чтобы я был, Рики. Я знаю, ты не хотел бы, чтобы я сдавался.

И я знаю, что ты бы не хотел, чтобы Бизоны, которых ты вел за собой, опустились, чтобы парни медленно умирали от пьянства и скуки. Ты поручил бы мне проследить, чтобы этого не случилось.

Поэтому я беру себя в руки – заставляю себя действовать – и собираю их: Люка, Сида, Норриса. Ожидание в их глазах почти заставляет меня снова чувствовать себя хорошо, снова чувствовать себя живым.

-У меня есть план, - говорю я. – На следующей неделе для нас есть работа в Танагуре.

***

Мы ждали в вентиляционной трубе. Ярко освященные коридоры Плазы под нами были практически пусты, за четверть часа мимо прошли всего одна или две парочки.

Бизонам предстояла самая короткая работа – на все про все полторы секунды, - но главное было дождаться. Главное было правильно рассчитать время.

-Он идет, - услышал я тихий голос Люка в наушниках. Я знал, что Сид слышал то же самое и теперь наготове.

Из-за угла появился мужчина, одетый в дорогущий костюм – тот, что меняет цвет в зависимости от освещения. Это ему не помогло, его грузное тело с большим животом выдавало в нем чужака. В руке у него был плоский коричневый чемодан.

Курьер.

Его походка была быстрой, но небрежной, и никак не выдавала напряжения, которое он, возможно, испытывал, - и когда из-за угла вышел Сид, тревога отражалась в глазах мужчины всего мгновение. Сид прошел мимо него с широченной улыбкой на лице.

На лице мужчины появилось выражение легкого отвращения – должно быть, он уловил запах спиртного. Он посторонился, давая Сиду пройти – и как раз в этот момент Сид покачнулся, цепляясь за него, чтобы сохранить равновесие. Они ударились друг о друга, чемоданчик выпал из рук мужчины.

-Ой, простите, простите! – Язык у Сида заплетался, но он был вежлив. Он схватил мужчину за руку, чтобы помочь подняться, – но только снова сбил его с ног и упал сам. Я думаю, мужчина бы отреагировал агрессивнее, если бы чувствовал угрозу, - но он знал, что в коридоре больше никого нет. Пока они катались по полу, Норрис сдвинул панель в потолке, и я, обвязавшись проволочным канатом, скользнул в отверстие, держа в руках еще один чемодан. Я даже не дотронулся до пола, просто поставил свой чемоданчик, подхватил другой – и Норрис втянул меня обратно, беззвучно ставя панель на место.

Мужчина уже поднялся на ноги и тут же схватил чемодан; беспокойство на его лице сменилось облегчением.

-Отвяжись от меня, - бросил он; иностранный акцент в его голосе слышался совершенно отчетливо. Сид просто кивнул; он сидел у стены с таким видом, словно вот-вот заснет. Мужчина решительно прошел мимо, не оглянувшись.

Спустя три минуты, когда к нам присоединились Сид и Люк, я вставил кончик ножа в замок чемодана и откинул крышку.

-Вау.

Действительно “вау”. Россыпь великолепных, ярко-желтых драгоценных камней, искуснейшим образом ограненных. Я погрузил в них руку, ощущая их прохладу, их вес, как они проскальзывают у меня между пальцев. У меня появилось странное чувство: я бы хотел иметь и вторую руку, чтобы ею тоже к ним прикоснуться.

Но это было невозможно, так же невозможно, как увидеть среди остальных лицо Рики, триумф в его глазах. У меня было только то, что было. А это была первая удачная операция Бизонов за шесть месяцев безделья.

-Тут столько! Теперь мы можем отдохнуть! Можем поехать на море! В лучший отель. Лучшая выпивка! Девчонки! – Парни говорили все сразу, торопливым возбужденным шепотом. – Целый день валяться на солнце! Я уже говорил о девчонках?

Они толкались и пихали меня, пока я не закрыл крышку.

-Ладно, пошли.

Вентиляционная труба, наверное, самая неудобная дорога для однорукого. Я полз последним, стараясь не отставать, выпуская воздух из легких осторожно, сквозь зубы. Заполненные людьми комнаты и коридоры под нами требовали тишины.

Мы как раз проползали над одной из комнат, когда Люк неожиданно остановился, так что я чуть не врезался ему в зад.

-Какого хера ты…

-Это Килли.

-Что? – Я не понимал, о чем он. В первый момент я подумал, что ослышался. Он обернулся; на его покрытом пылью лице за стеклами очков была легкая гримаса.

-Там внизу Килли.

Он слегка отодвинулся от запыленных прутьев, чтобы я тоже мог взглянуть.

Комната внизу была меленькой и абсолютно пустой, в ней не было окон, на единственной двери не было ручки – а у стены, скорчившись, сидел человек; он обнимал руками колени, уткнувшись головой в скрещенные запястья. Все, что я мог разглядеть – это длинные пряди светло-каштановых волос, падающие ему на руки и колени.

-С чего ты взял, что это Килли? – спросил я сердито.

-Я видел, как он поднял голову.

Я поморщился. Часть меня ему не верила – но Люк не стал бы врать. А еще он был самым упрямым из всех, кого я знаю; если уж он что-то вбил себе в голову, он будет отстаивать это с пеной у рта.

-Я думал, он где-нибудь на пляже, развлекается. Кто бы мог подумать, что он в конце концов попадет в pet’ы?

Наверное, в моем лице было что-то такое, что Люк счел необходимым объяснить:

-Это комнаты petов для шоу. Разве ты не смотришь вниз, Гай?

Я бы смотрел – если бы мне не приходилось прикладывать столько усилий, чтобы ползти на одной руке.

-Он ублюдок, - коротко заметил Люк, - но я бы сказал, это для него не лучшая судьба.

Парень внизу был одет – или, лучше сказать, раздет, как pet, верно – я это видел. Его кожаные брюки до колена состояли по бокам из тонких полосок и показывали больше, чем скрывали. Я не видел, надето ли на нем что-то сверху, но руки у него были голыми, если не считать причудливых кожаных манжет на запястьях. Точно такие же были у него и на щиколотках – слишком грубо сработанные, чтобы служить украшением; но в то же время они придавали ему экзотический и странно покинутый вид.

-Гай, что ты собираешься делать? – Отчаянный шепот Люка заставил меня взглянуть на него.

-Иди за остальными и ждите меня в узле А. Я буду через три минуты.

Я закрепил свободный конец проволочного каната на трубе, сдвинул панель и скользнул вниз.

Что я собирался делать? Хороший вопрос – но я не думаю, что Люку понравился бы мой ответ.

Конечно, это ничего не изменит. Прошлое – это прошлое, и Рики мертв, и столько всего уже произошло с той подставы в ангаре, что я иногда спрашиваю себя, а было ли там что-то еще, кроме нескольких пуль, попавших в тело, кроме нескольких ребер, хрустнувших под сапогами полицейских.

Только для меня прошлое никогда не было просто прошлым. Если оно причиняет такую боль – нет.

Услышав, как я приземлился, pet поднял голову – и на мгновение мне показалось, что это Рики смотрит на меня, с горечью и болью, как тогда, в Дана Бан, когда он разделся для меня. Но только на мгновение. Потом я увидел глаза… глаза, которые всегда будут его выдавать.

Лицо Килли было бледнее, чем в Цересе – и в его внешности появилось что-то новое. Как будто он стал выглядеть моложе, хотя я знал, что это невозможно. Не черты его лица – взгляд, потерянный, как будто дезориентированный – словно то, что происходило вокруг, постоянно его удивляло, словно он не имел никакой связи с реальностью.

-Давно мы с тобой не виделись, ты, маленький сукин сын. – Я сделал несколько шагов к нему. – Не ожидал меня встретить? Пора платить по счетам.

Я был уверен, что смогу свернуть ему шею, даже одной рукой. А потом плюну на его тело.

А потом мне, наверное, приснится еще один сон о Рики – сон, в котором он не будет меня ни в чем винить, просто посмотрит на меня грустно, ничего не говоря – но я почувствую, что он стал от меня еще дальше.

Брови Килли сошлись над его разноцветными глазами; в них не было настоящего страха, просто он как будто с трудом понимал мои слова. Он не издал ни звука, не попытался звать на помощь или драться. Я положил руку ему на горло и сдавил, чувствуя теплое биение пульса под своей ладонью.

Мне уже приходилось убивать. Это было сознание, с которым я жил каждый день, хотя иногда оно казалось мне почти нереальным. Я убил Рики – и я убил блонди, Ясона; хотя из-за него я раскаяния не испытываю. Возможно, я не делал этого своими собственными руками – но это все равно как если бы я это сделал. И если уж речь зашла о руках, я знаю, каково это – чувствовать на них кровь Рики, теплый ручеек, текущий по моим пальцам, пока я резал его мошонку; он не сопротивлялся, отдавая мне свое тело не с любовью, но с покорностью.

И Килли тоже не сопротивлялся.

Я нажимал; у него дрожали губы, зрачки расширились от боли. Он поднял руку и коснулся меня, но сопротивляться не пытался; это был абсолютно бесполезный жест, он не мог бы мне помешать.

Я отпустил его и отступил, сдерживая дрожь. Ублюдок. Почему он не стал драться?

-Что с тобой не так? Тебя что, накачали наркотой до потери сознательности?

Он смотрел на меня своими широко открытыми, растерянными глазами, потирая горло там, где только что были мои пальцы. Его голос был прерывистым от резких вдохов, когда он прошептал – так тихо, что я едва его расслышал:

-Ты не можешь делать мне больно. Мой хозяин тебе не разрешал.

Его хозяин… Меня захлестнула волна отвращения. Тот Килли, которого я знал, был сволочью – но дерзкой, – и он никогда бы не назвал никого своим хозяином.

-Ты меня не узнаешь?

Задавая этот вопрос я чувствовал себя неуютно. Ему промыли мозги? Скорее всего, я был практически уверен в этом. Это объясняет его детский взгляд, неспособность элементарно позаботиться о себе.

-Я тебя знаю? – В его голосе была странная смесь надежды и страха.

-Ты мне скажи.

В этом не было смысла. Мне пора двигать; три минуты, которые я обещал Люку, уже прошли – а раз Килли меня даже не помнит, любая месть бессмысленна.

-Я… иногда память меня подводит.

-Ну так присмотрись получше.

Не знаю, что заставило меня опуститься рядом с ним на колени, приблизить к нему свое лицо – почему я так хотел, чтобы он меня узнал. Вспомнил – меня, Рики, кого?

Он слегка дернулся, словно пытаясь отползти от меня в сторону. Но секунду спустя его замешательство прошло, и он уставился мне в глаза, словно загипнотизированный.

Возможно, он бы смотрел так на кого угодно.

Потом что-то вдруг шевельнулось в его взгляде – это было невероятно, – и он сказал тихо, осторожно:

-Г…Гай?

Не знаю, почему это повергло меня в такой шок. Разве не я хотел, чтобы он вспомнил? Но как он мог… Наверное, память его не подводила, а наоборот, иногда возвращалась. Кто-то схалтурил, промывая ему мозги.

-Где твоя рука, Гай? – спросил он.

Я хотел сказать, что потерял ее, играя с блонди, в точности как он потерял память. Но в этот момент лицо Килли внезапно переменилось, глаза наполнились ужасом и тревогой, и из них мгновенно брызнули слезы, как у маленького ребенка.

-Почему я здесь, Гай? – Его руки вцепились в мою куртку, притянули меня ближе; он уткнулся головой мне в плечо, его сотрясали отчаянные неконтролируемы рыдания. – Что я сделал? Я не хочу быть здесь, мне здесь не нравится! Ты пришел, чтобы забрать меня?

Я слушал его сдавленный, полный отчаяния голос, чувствовал его тело, прижимающееся ко мне. Я не знал, что делать. Пять минут назад я ненавидел его так сильно, что был готов попытаться его убить. Теперь я не знал, что чувствую.

Это неправильно. Так не должно быть. С Рики не должно было случиться такого, чтобы ему пришлось согласиться стать pet’ом. Но и с Килли не должно было этого случиться: чтобы его превратили в то, чем он стал, в игрушку с сознанием растерянного ребенка и телом, которое используют для развлечения. Не знаю, почему я подумал о них обоих. Я не должен был бы и помыслить о том, чтобы поставить их имена рядом – но я ничего не мог с собой поделать. Килли мог сам предрешить свою судьбу, когда предал нас, - но месть должна была принадлежать мне. Мне казалось несправедливым, что его вот так вот небрежно сломали, что это сделал какой-то блонди, для которого он был не больше, чем какое-нибудь насекомое, которое он мимоходом раздавил.

-Пожалуйста, Гай! – Его руки все еще цеплялись за мои плечи, но он поднял свое мокрое от слез лицо и смотрел на меня. – Я не могу остаться здесь! Мой хозяин… он заставляет меня делать разные вещи… больно. Он хочет, чтобы мне было больно, ему это нравится. Пожалуйста, можно я пойду с тобой? Я буду хорошим, я буду тихо себя вести. Не оставляй меня здесь, ладно?

-Ты не можешь пойти со мной. – Слова оставили у меня во рту горький привкус. Не знаю, с чего я так себя чувствовал – почти виноватым. Я ничего не должен Килли, маленький ублюдок получил по заслугам…

Но, раз уж речь зашла о вине, может, я заслуживал этого даже больше. Может, у меня есть долги, с которыми я не могу даже надеяться когда-нибудь расплатиться.

Это по-прежнему ничего не меняло. Я не мог позволить Килли пойти со мной. Даже когда у нас в чемодане целое состояние в желтых брильянтах.

-Мне надо идти, Килли, - сказал я, отцепляя его скрюченные пальцы от своей куртки. От его полного отчаяния взгляда что-то внутри меня связалось в болезненный узел. Я старался не встречаться с ним глазами.

-Он хочет, чтобы я участвовал в шоу, - прошептал он, сворачиваясь в комочек, обхватывая руками колени, словно убаюкивая себя, стараясь отгородиться от мира. – Будет больно. Я не хочу туда идти.

-С тобой все будет хорошо. – Я неловко дотронулся до его плеча. Это были дрянные, никчемные слова. Я не знал, все ли с ним будет в порядке. Но я в любом случае ничего не мог сделать.

Шаги у двери заставили меня вздрогнуть – и я увидел, как Килли еще сильнее вжимается в стену, глядя на дверь дикими глазами. Тихий писк, который он издал, был писком загнанного в угол зверька. Канат втянул меня обратно в трубу секундой раньше, чем в дверь вошли два андроида.

-Иди, pet.

-Гай! – позвал он. Они не отреагировали, наверное, решив, что дело обстоит именно так, как и было, что он просто свихнулся и бредит. – Гай, помоги мне!

Один из андроидов положил руку на плечо Килли, ударом тока заставляя его вскрикнуть и свалиться на пол. Они подхватили его и выволокли из комнаты.

***

Когда я добрался до узла А, ребята уже ждали меня, нервно поглядывая на часы.

-Три минуты, да, Гай?

Я просто пожал плечами.

-Итак. - Люк, конечно же, все им рассказал. - Это был Килли?

-Да.

-Ты убил его…

-Нет. - Они не просили никаких объяснений, и меня неожиданно бросило в жар от сознания, что они еще не готовы к такому, что они не хотели бы, чтобы я зашел так далеко, хотя и не осудили бы мое решение.

-Пошли.

-Идите, - сказал я. - У меня еще тут дело.

Это заставило их засомневаться.

-Гай, это опасно. - Во всяком случае, они не сказали: “Глянь, что случилось, когда мы отправились на прогулку в последний раз”. Но в этом и не было никакой необходимости.

-Люк, забери чемодан домой. К разговору со скупщиком я уже вернусь в Церес.

Это все решило. Я видел озадаченность на их лицах, когда они спускались в шахту лифта.

Когда они скрылись из виду, я выкрутил панель из стены и огляделся, проверяя, не покажется ли кто. Никого не было, поэтому я выпрыгнул наружу и пошел по коридору.

Когда мы были в Танагуре в последний раз - когда нас вел Рики, - мы не пробирались в Плазу, но все равно было очень похоже: тот же свет, стекло и яркие краски. И это ощущение deja vu было не единственной причиной, по которой мое сердце буквально обливалось кровью. Бессмысленное - я понимал это и пытался с ним бороться, - но все равно непреодолимое желание обернуться и увидеть рядом с собой Рики разрывало меня на части.

Если бы я только мог повернуть время вспять… О чем я думал чаще, чем об этом? Если бы я только мог сделать так, чтобы ничего из того, чему я стал причиной, никогда не случалось. Все сейчас было бы по-другому. Не обязательно хорошо, Рики не шел бы сейчас рядом со мной, как мне бы хотелось, - но он, по крайней мере, был бы жив. Это единственное, что имеет значение - Рики был бы жив. Может, он даже не чувствовал бы себя особо несчастным, в объятиях своего блонди.

А я, возможно, к этому времени уже бы погиб - упился бы до смерти, или разбился на мотоцикле, или легавые бы меня замочили во время облавы. Так было бы лучше - я даже сказать не могу, насколько так было бы лучше.

Но я жив - а Рики мертв. А Килли там, где он сейчас.

Комната, где проходили шоу - огромный зал, полный людей, - гудела от непрекращающегося гула голосов, бутылки звякали о стаканы. На меня никто не смотрел; в толпе, если ты один, легко оставаться незамеченным. Я поднялся по лестнице на второй этаж над сценой.

Это существо я увидел сразу же - шок заставил меня со свистом втянуть воздух. В тот раз, когда мы с Рики были на аукционе, мы видели мутанта в цистерне с водой; на фоне жабр и рыбьего хвоста его человеческое лицо выглядело особенно жутко.

Этот не был амфибией, но и обычным человеком он не был тоже. Его громадное тело покрывала блестящая красно-коричневая кожа, а длинные руки оканчивались клешнями вместо кистей. Но черты лица у него были антропоморфны; у него были узкие раскосые черные глаза и большие, очень ровные зубы, которые становились видны, когда его верхняя губа приподнималась, имитируя улыбку.

Анатомия него тоже была человеческая - соски проколоты, а гигантский член гордо поднимался между бедер.

Конечно, я был далеко не единственным, кто так внимательно его разглядывал. Люди вокруг меня одобрительно кричали и обменивались между собой какими-то замечаниями, в то время как существо демонстрировало себя. Я с изумлением осознал, что он, очевидно, понимает, что о нем говорят, пока он расхаживает тут и принимает разнообразные позы.

Я почти пропустил момент, когда появился Килли. Те же самые андроиды, которые приходили за ним, вытащили его на сцену; его босые ноги волочились за ним по полу. Манжеты на его лодыжках были сцеплены кольцами, и это делало его походку мучительно неловкой.

Крик толпы чуть не оглушил меня - а андроиды вытолкнули его на сцену.

Мне следовало догадаться, что именно это и произойдет. Сложить два и два не так уж трудно, верно же? Но думаю, мой мозг намеренно отказывался связывать эти события воедино, не желая приходить к единственному возможному выводу.

Когда я решил прогуляться по Плазе, вместо того чтобы вернуться домой с Бизонами - не хотел ли я на самом деле убедиться, что с Килли все будет в порядке, как я ему обещал? Возможно, так и было, как бы мне ни было неприятно это признавать. И возможно, я знал, что с ним не все будет в порядке.

Но шоу - оно не может заключаться… в этом. Они не могут поставить Килли… да любого человека, если уж на то пошло, против этого существа. С ним… с ним никто не сочетается.

Толпа словно с цепи сорвалась. Мутант повернулся к Килли, и тот осторожно попытался отступить - насколько ему позволяли скованные лодыжки. Мне подумалось: зачем это сделали - чтобы не дать ему убежать? Как будто ему было куда.

Андроид снова дотронулся до него. Удар тока заставил Килли содрогнуться, ломая его осторожную походку и сбивая с ног. Мутант сделал к нему несколько шагов.

Неприятности начались очень быстро. Я видел, как Килли неловко поднялся на ноги - а мутант немедленно буквально смел его обратно. В установившейся на мгновение тишине я услышал болезненный вскрик Килли.

-Вставай, - сказал голос рядом со сценой - тихий голос, отдающий приказы, - и Килли подчинился, словно тряпичная кукла, неуклюже поднимаясь на ноги. Судя по всему, он растянул лодыжку - они же у него были скованы.

Мутант ударил его по лицу - широким, почти небрежным ударом, от которого Килли буквально скатился на пол.

-Вставай. - Зрители почти умолкли, и голос был хорошо слышен; а еще я слышал сдавленные всхлипы Килли, когда он снова пытался встать. На этот раз, ударив его, мутант схватил его за запястье, и когда он упал от удара, я явственно расслышал, как хрустнуло плечо.

От полного агонии крика Килли у меня перевернулся желудок.

Воспоминание об острой, скручивающей в узелок боли пронзило мое собственное плечо, раскаленные шипы впились в культю и в то, что было ниже - в пустоту. Я знал, каково это - когда у тебя вывихнуто плечо, я знал это слишком хорошо.

На этот раз толпа взорвалась аплодисментами, и только когда она немного успокоилась, я смог расслышать мужской голос:

-Вставай, pet. Не создавай сложностей.

Не знаю, почему Килли боялся этого голоса больше всего, что этот мутант мог с ним сделать - но он смог встать на колени; его рука свисала вдоль тела, словно плеть. Мутант снова повалил его, ударив коленом в грудь. Я знал, что он сломал ему ребра, слышал тошнотворный хруст проламывающихся костей. Грудь Килли затрепетала, словно он пытался вдохнуть и не мог, а потом ярко-красная кровь потекла у него изо рта - похоже, обломки ребер прокололи легкое.

Я почувствовал, что задыхаюсь. У меня во рту крови не было, но я все равно чувствовал ее вкус - как тогда, когда я поднял голову и взглянул в безжалостное лицо Ясона, и попытался встать - только затем, чтобы в следующий момент новый удар снова сбил меня с ног. Никто не приказывал мне тогда вставать - кроме моего собственного гнева, чей голос был более властным, чем любые приказы.

Гнев, который едва не убил меня - и который убил Рики, - который, возможно, не следовало делать центром своей Вселенной - и кроме которого у меня ничего больше не было.

Я видел, как мутант склонился над Килли. Борьба Килли была еще безнадежнее, чем моя борьба с Ясоном - потому что я хотя бы мог причинить блонди такую же боль, какую он причинил мне, показав ему кольцо, - а у Килли такой возможности не было.

Я видел, как мутант сомкнул свои клешни на штанишках Килли - и понял, что сейчас произойдет. Он разодрал кожу с такой легкостью, словно это была бумага; с кожаными манжетами проблем у него тоже не возникло, и он легко раздвинул лодыжки Килли. Когда мутант вздернул его ноги кверху, широко раздвигая их, чтобы поместить между ними свое тело, Килли закричал, тонко и отчаянно.

Я услышал хлопки, кто-то засмеялся.

Вот что надо было взрывать, а не Дана Бан, подумал я, слушая их.

Тело Килли содрогнулось от боли и, может быть, страха, когда мутант навалился на него своим весом. Первый толчок заставил Килли закричать; он запрокинул голову, его пальцы царапали пол. Потом он только издавал какие-то тихие, сдавленные звуки, словно был слишком слаб, чтобы кричать. Эти тихие вскрики означали, что он в сознании, хотя его тело обмякло и стало похожим на куклу, в то время как мутант продолжал вонзаться в него. Блестящий от крови член мутанта вышел из него практически полностью - и погрузился снова, по самый корень.

Я не мог на это смотреть - и в то же время я не мог отвести взгляд от сцены, сопровождая глазами каждый разрушительный, мучительный толчок. Глаза Килли закатились, между дрожащих ресниц были видны белки.

Мой гнев прошел - все мои чувства словно ссохлись. Я чувствовал только нетерпеливое, страстное желание, чтобы все это поскорее кончилось.

Но оно продолжалось и продолжалось, шли минуты, пока, наконец, мутант не застыл, притягивая тело Килли ближе к себе, и на его лице не появилось выражение блаженства. Он кончил и оттолкнул Килли, но его член не обмяк. Он поднялся с колен, раскланиваясь; с его члена текла кровь и сперма.

Килли лежал на боку, вяло подтянув колени, и не двигался, а под ним растекалась лужа крови. Я слышал его свистящее, влажное дыхание, и оно сказало мне, что он все еще жив.

Спотыкаясь и расталкивая людей, я бросился вниз по лестнице, к сцене. Я не имел ни малейшего представления, что я собираюсь делать, что я могу сделать.

К тому моменту, как я добрался до сцены, над Килли уже склонились андроиды, поднимая его и укладывая на носилки.

-Зашейте его хорошенько. - Голос за моей спиной заставил меня задрожать, я узнал его сразу же - хозяин Килли. - Его подарил мне друг, я не хочу его потерять.

Я протиснулся через толпу и оказался около носилок. Бледное, восковое лицо Килли с пепельно-серыми губами казалось пустым до невозможности.

-Килли!

Мне было плевать, кто слышит меня. На меня едва ли обращали внимание. Я даже не был уверен, что Килли меня услышит.

Но он открыл глаза, и они не были разноцветными - а были просто черными. Я видел, как его взгляд медленно фокусируется на мне, и окровавленные губы шевелятся.

-Молчи, - прошептал я, протягивая к нему руку и касаясь его лба. - Я заберу тебя отсюда. Я обещаю.

Не знаю, понял ли он. Его увезли, а я оказался в коридоре, люди текли вокруг меня, словно живой поток.

Потом я обернулся - и застыл, словно громом пораженный. Немного поодаль, в стороне от меня, у окна стояли двое и о чем-то разговаривали; лицо одного из них скрывала копна рыжих волос. Вторым, тем, что был с Катце, был… Ясон.

Нет, конечно, это был не он. Это была просто иллюзия - как та, что заставила меня увидеть Рики в лице Килли. Просто еще один блонди; волосы у этого темнее, ярче и золотистее, и лицо как будто теплее - а может, дело просто во взгляде, которым он смотрит на Катце.

Этих двоих я тоже ненавидел, подумал я.

Они были так поглощены друг другом, своим собственным миром; их тела не соприкасались, но словно тянулись друг к другу, и каждое их движение казалось танцевальным па, отточенным почти до совершенства; они ни на секунду не отрывали глаз друг от друга. Я видел, как Катце поднял руку и откинул рыжую прядь со щеки, обнажая шрам.

Они даже не взглянули в мою сторону, когда я проходил мимо.

***

Белый свет, тишина. Рауль знал, что его глаза закрыты, но ему не нужно было смотреть, чтобы видеть. Он знал, что сидит в удобном кресле в потоке света, который исходит от стройной бледной фигуры на пьедестале. Его руки удобно лежали на подлокотниках, и он чувствовал гладкую, всегда прохладную поверхность металла под своими ладонями. Но в то же время его тело плыло, удивительно легкое и ни к чему не привязанное.

А может, никакого тела и не было; только безграничное, полное радости единство сознаний; его собственного, более тяжелого и не такого блестящего, и яркого света Юпитер, в котором оно растворялось.

// “Ты хорошо со всем справляешься, Рауль. Я горжусь тобой.” //

На самом деле, это не слова, а иглы еще более яркого света - сияющие пальцы, проникающие в его сознание и ласкающие его изнутри. Он смутно сознавал, что Юпитер не сменила позы, не прикоснулась к нему. Но Ей это было не нужно. Он и так уже был ближе к ней, чем любой другой блонди когда-либо мог оказаться.

// “Спасибо за твою службу, мой ястреб. Я знаю, ты меня не подведешь.” //

Рауль почувствовал как невидимые, несуществующие нити уходят из его сознания, давая понять, что его доклад о проделанной им работе выслушан и принят. В ту же секунду его тело стало обретать вес, становиться материальным. От этого ощущения слегка кружилась голова, но в то же время оно успокаивало; он никогда в этом не признавался и никогда не признается, но временами он боялся, что однажды не сможет снова обрести материальную форму после такого единения. Но где-то в глубине, не в мозгу и не в теле, родилась и застряла иголочка боли - сожаление о прикосновении Юпитер, которого он лишился.

Это чувство было знакомо Раулю с детства. Он знал, что другие блонди не чувствовали такого с Юпитер - во всяком случае, не до такой степени. Правда, он не знал, был ли он обязан своим положением помощника Юпитер в контроле сознания этой своей врожденной способности - или его просто создали таким, согласно плану Юпитер и для Ее целей. Разумеется, были и другие, кто мог промыть мозги pet, например. Но помогать Юпитер следить и управлять сознанием элиты - в этом Рауль был уникален.

Он не был уверен, что не жалеет об этом время от времени - о своей необычности, о том, что даже такая простая вещь, как недельный отчет, может превратиться в нечто обжигающе интимное.

// “Мне нравится, как ты переменился в последнее время”. // Он почувствовал голос Юпитер в своем сознании - более небрежный, не такой личный, - нормальный телепатический контакт. // “Ты чувствуешь себя лучше. Ты хорошо спишь, верно?” //

// “Ко мне вернулся вкус к жизни”, // - ответил он.

Отрицать перемену не было смысла. Найдутся другие, кто донесет на него - и он хотел быть первым, кто расскажет об этом Юпитер, хотел изложить Ей свою версию событий. Рауль знал, как это сделать. Он не собирался лгать или скрывать что-то, он знал, что это бесполезно.

Отпирательство ничего не дало Ясону, только вызвало неодобрение Юпитер. Рауль не собирался повторять эти ошибки. У него больше опыта, чем было у Ясона, он осторожнее.

И, по правде говоря, что-то подсказывало ему, что Юпитер не будет возражать против его интрижки с кем бы то ни было так сильно, как Она возражала против интрижки Ясона.

// “Твоя новая игрушка идет тебе на пользу, я это чувствую. Хотя ты и используешь его не по назначению”. //

// “Да, он меня развлекает”, // - сказал Рауль. Он наполнил свое сознание образами: Катце у его ног с выражением преклонения на лице, взгляд помутился от обожания, руки дрожат от желания прикоснуться к себе, но он не смеет, пока Рауль не даст ему разрешения.

// “Не знаю, что за удовольствие тебе смотреть на этого калеку, вместо того, чтобы наслаждаться совершенным телом”. // Юпитер скользнула сквозь его мысли. Малюсенькая часть его души сжалась от страха в ожидании удара, который последует, как только Юпитер раскроет его ложь. Но ничего не произошло. Голос Юпитер был мягок, печален и добр, как всегда. // “Что ж, наслаждайся. Но помни - только смотреть”. //

// “Я запомню”. //

// “Я разрешаю тебе продолжать эту интрижку”. // Нежность Юпитер была почти такой же душераздирающей, каким мог быть Ее гнев. // “Я хочу, чтобы ты был счастлив, сын мой”. //

// “Я знаю”, // - ответил Рауль. Неожиданно ему пришло в голову: а не потому ли, что Юпитер не так сильно его любит, Она может желать ему счастья? Он снова спросил себя, почему именно его выбрала Юпитер для того, чтобы разделить с ним эту особую связь, - его, который никогда не был Ее любимцем, и никогда не станет - даже теперь, когда Ясона больше нет. Он спросил себя: будь на его месте Ясон, не оказалась бы эта связь слишком разрушительной? Возможно, Юпитер не смогла бы убрать свои световые пальцы из его сознания, пока оно не взорвалось бы на тысячу кусочков.

Он вспомнил полный муки крик Юпитер, когда Она почувствовала смерть Ясона, - крик, эхом отразившийся в сознании Рауля и даже, возможно, достигший других блонди.

// “Я хочу, чтобы все мои дети были счастливы”, // - сказала Юпитер, и Рауль почувствовал легчайший отголосок ее скорби. - // “Я хотела, чтобы Ясон тоже был счастлив - но он покинул меня”. //

// “Он не хотел”, // - сказал Рауль.

// “Лжец”. //

О чем он думал - решил, что Юпитер стерпит светскую ложь? Он видел, как фигура распалась, и Юпитер двинулась к нему, протянув руку. В желудке холодным болезненным узлом завязался страх; Рауль ждал Ее прикосновения. Предупреждение или наказание? Она никогда не прикасалась к нему, чтобы покарать его, - ни разу с самого детства, когда он пытался убить кого-то из своих ровесников, соревнуясь с ним. Эту ужасающую агонию невозможно себе представить… она вывернет его сознание на изнанку, и его мошенничество с Катце раскроется.

Он почувствовал, как его накрыла волна удовольствия - тепло, благодушие, благодарность, близость. Награда.

// “Добрый лжец. Ты любишь меня, Рауль, правда?” //

-Люблю, - прошептал он.

Когда он оказался за дверьми зала Юпитер, все еще ощущая свет Ее прикосновения, на него внезапно нахлынула слабость, и он привалился к стене, задыхаясь, чувствуя, как течет по лбу пот.

Он солгал Юпитер и не попался - не попался на настоящей лжи, на той, которая действительно имела значение. На лжи о Катце и о том, что в самом деле происходит между ними. Какая-то часть его похолодела при этой мысли, он почувствовал опустошение; никогда раньше после встречи с Юпитер он не чувствовал себя так.

Рауль оставался в пустом коридоре до тех пор, пока не прошли спазмы в горле, и он снова не обрел контроль над собой.

Но все равно, пока Рауль ехал домой, он чувствовал себя так, словно потерял равновесие, словно земля уходит у него из-под ног. Слуга-андроид перехватил его в гостиной с каким-то сообщением, и он резко его оборвал. Он вошел в кабинет и застыл, как вкопанный, глядя на мужчину, поднимающегося из кресла ему на встречу, с легкой улыбкой, кривящей большой рот.

-Катце.

-Я подумал, может, у тебя найдется для меня полчасика. - Его голос звучал сдержанно, тихо, пока он подходил к Раулю, улыбка была осторожной, почти далекой. Его улыбка перешла в тихий смех, когда Рауль протянул руку, нетерпеливо схватил его и прижал к себе, заставляя уткнуться лицом в свои волосы и пряча лицо у Катце на шее. Он знал, что в первые несколько секунд это объятие было почти болезненным, слишком сильным - он почти судорожно прижимал Катце к себе. Он почувствовал, как Катце запускает пальцы ему в волосы, и когда тот слегка отклонился назад, глядя ему в лицо, в его глазах не было никакого отчуждения. - А может, у тебя найдется для нас пара часов, - сказал Катце, беря лицо Рауля в ладони и целуя его. - Или вся ночь?

Опускаясь на колени и расстегивая ширинку Катце, Рауль рассеянно подумал, что это хорошо, что его кабинет звуконепроницаем и недоступен для наблюдения. Еще он подумал, что снова обрел почву под ногами. А потом он вообще мало о чем думал.

***

На то, чтобы избавиться от бриллиантов и отправить парней на море, ушло две недели. Их изумлению, когда они узнали, что я с ними не еду, не было предела, но в мыслях они уже были где-то там, на пляже, поэтому сильно расстраиваться из-за моего решения они не собирались.

Я ждал в пустой квартире, стараясь держаться в тени - так чтобы свет с улицы не падал на меня. Наконец, за дверью послышались его шаги и тихое щелканье кнопок - он набирал код. Он не заметил, что до него кто-то возился с замком, у него вообще была довольно слабая охранная система для человека, занимающегося таким бизнесом. Я слышал его голос - он ни с кем не говорил, а просто мурлыкал какой-то мотивчик; я узнал эту песенку, она была популярна в Цересе несколько лет тому назад - “Он просто парень, которого я знал…”.

Зажегся свет, и он вошел; я успел увидеть его отрешенное лицо, смутную улыбку и угасающую сигарету, зажатую в зубах, - а в следующее мгновение он застыл - и медленно повернулся ко мне, рука скользнула за оружием.

-Это я, Катце, - сказал я.

-Гай? - Его длинные желтые глаза сузились - выражение предчувствуемой опасности ушло с его лица, но враждебный, отчужденный взгляд остался. Глядя ему в лицо, я вздрогнул. Так было каждый раз, когда я его видел - слишком много воспоминаний сразу. Я видел его лицо сквозь алый туман боли, сквозь черные волны шока, которые накрывали меня, лишая сознания - пока он тащил меня из этого пылающего ада, из Дана Бан. Тогда в его глазах была та же ненависть, та же безжалостность. - Что ты здесь делаешь?

Он по-прежнему держал руку в кармане, сжимая рукоять пистолета, - и мне стало интересно, не испытывает ли он соблазна пристрелить меня. У него было на это полное право - я вломился в его квартиру, не говоря уж о том, что я полукровка. Но я не думал, что он станет стрелять. Он не дал мне умереть тогда - когда погибли Рики и Ясон; и это несмотря на все, что он обо мне думал.

-Мне нужна твоя помощь, - сказал я.

Его смех походил на треск сухой древесины; он расслабился, принимая небрежную позу.

-Что заставляет тебя думать, что я - именно я! - стану тебе помогать?

Когда я был в больнице, где мне отрезали руку, он пришел ко мне однажды - его ненависть и отвращение притягивали его как магнит. Я знал, что он ненавидит и обвиняет меня - не меньше, чем я сам себя винил и ненавидел, - но он был единственным знакомым и близким мне лицом, единственным, кто мог мне ответить.

Я спросил его зачем - зачем Рики надо было возвращаться. Я помню триумф, вспыхнувший в его глазах, помню темную радость во взгляде, когда я задал вопрос, и я знал, что он говорит это, чтобы ранить меня, пускай даже он говорит правду.

-Потому что Рики любил его, - сказал он.

-Мне больше некого просить, - сказал я. - Мне нужен человек внутри Танагуры, кто-то, кто сможет взломать компьютерную систему.

Он мог бы выкинуть меня в ту же секунду - просто чтобы прекратить все это. Возможно, я не сдался бы сразу - но со временем, непременно. Наверное, именно презрение, которое он ко мне испытывал, и заставило его продолжать - с таким видом, как будто я был настолько ему отвратителен, что это его даже завораживает.

-Зачем? Еще одно ограбление? Я думал, того, что вы получили, провернув эту аферу с моим курьером, вам на дольше хватит.

-Это не ограбление, - сказал я. - Это pet, Килли. Я хочу забрать его.

Я сразу же понял, что он знает, о ком я говорю. Я думал, что я не могу этого забыть - всего того, что случилось; но он тоже не мог.

-Того, который вас подставил? Я думаю, ты можешь быть доволен - можно сказать, он заплатил сполна.

-Я знаю. - Я почувствовал, как волна гнева захлестнула меня - ослепляющего гнева. Гнев был моим проклятием, в прошлом он заставил меня сделать столько непростительных глупостей. Мне бы хотелось верить, что теперь я контролирую его лучше - но я знал, что это не так. Я глубоко вздохнул, стараясь стереть воспоминания о мутанте из своей памяти. - Я хочу забрать его обратно в Церес.

-Чтобы познакомить с твоей собственной местью? - Рот Катце презрительно и в то же время горько искривился.

-Не твое дело, - сказал я.

-Действительно. - Он пожал плечами, вытаскивая руку из кармана. Пистолета в ней не было. Он не видел во мне угрозы. - С чего мне беспокоиться, что ты и другие полукровки делаете друг с другом?

Я слышал, как он подчеркнул слово “ты”, но не проглотил наживку.

-В любом случае, Гай, чтобы вытащить твоего дружка из Танагуры, я тебе не нужен, - продолжал он. - Я уверен, ты найдешь способ выкрасть его без чьей-либо помощи. Хотя его владелец и не живет в Танагуре постоянно, он бывает там достаточно часто, чтобы не возникло никаких проблем.

-Мне нужно снять с него кольцо, - сказал я.

Я видел, как брови Катце выгнулись с насмешливым удивлением - но в то же время я увидел легкую гримасу боли, пробежавшую по его лицу. Я знал, что дело было не в Рики, не в том, что я сделал, - просто воспоминания, несмотря ни на что, причиняли ему боль, и он не мог их контролировать.

Я заранее знал, что он скажет - и он знал, что я знаю. Но он все равно сказал:

-Мне кажется, у тебя уже есть некоторый опыт в том, как освобождать pet’ов от колец без согласия их хозяев.

Да, я знал, что он это скажет. Это по-прежнему причиняло боль. Всего лишь легкую боль, несравнимую с той, которую я испытывал, когда позволял себе задуматься об этом, о том, что я натворил. Временами я даже радовался, что Ясон переломал мне все кости в этой руке, и ее пришлось отрезать - хоть какая-та расплата, какое-то искупление.

Слишком мало, слишком поздно, нэ?

-Я совершаю ошибки, - сказал я. - Но я их не повторяю.

Он посмотрел на меня; на его лице промелькнула еще одна гримаса отвращения, смешанного с интересом.

-Так значит, ты хочешь его освободить?

-Да, - сказал я. - Да.

Он медлил. Я не знал: то ли он просто удивлен, то ли хочет что-то сказать - и я сожалел, что сказал то, что сказал, но вернуть это было уже невозможно.

-Как угодно, Гай, - сказал он наконец. - Я не собираюсь тебе помогать.

-Отлично.

Я пожал плечами и направился мимо него к двери. Наши плечи почти соприкоснулись, и он отступил в сторону, пропуская меня. Я вытащил пистолет.

-А это зачем?

Ему хватило ума не тянуться за своим пистолетом - мой-то упирался ему в грудь. Он поднял руки в успокаивающем жесте - жесте, которому я не поверил.

-Ну, я вынужден это сделать, - сказал я. - Теперь, когда тебе известны мои планы, я вынужден тебя убить.

-Я никому не скажу… - начал он. Это было даже не смешно; я закатил глаза с раздражением. И в этот момент он толкнул меня, врезаясь в меня всем телом, и сбил нас обоих с ног.

Он был очень силен, и у него было на одну руку больше, что давало ему преимущество. Я лягнул его, наконец-то вырвавшись, и снова наставил на него пистолет - только затем, чтобы лицом к лицу столкнуться с дулом его собственного.

-Ты никогда ничему не научишься, Гай. Ты не можешь со мной тягаться.

-Ну так убей меня. Чего ты ждешь?

Подзуживать его дальше было небезопасно - но мне было плевать. Для меня это была однозначно проигрышная ситуация, выстрелит он или пошлет за полицией. Его пистолет был направлен точно мне в лоб. Я постарался не смотреть на него, смотреть на что-нибудь другое - но казалось, что все остальное, включая его лицо, неожиданно расплылось и потеряло четкость - все, кроме черной круглой дыры перед моими глазами.

-Ты дерьмо, Гай, - сказал он. - Ты дурак и убийца. Меня от тебя тошнит.

-А у меня от тебя мурашки по коже, - сказал я. - Так что в этом мы, похоже, квиты.

Он вздохнул почти с удивлением; его рука, держащая пистолет, не дрогнула - но его вздох прозвучал так, словно он очень устал. Мы опустились на пол друг против друга, держа друг друга под прицелом, и молчали.

-Зачем тебе вообще освобождать этого маленького предателя?

-Затем, что я не хочу его там оставлять, - сказал я. Я попытался подобрать другой ответ, не такой откровенный - но, в конце концов, зачем?

-Я думал, после всего, что случилось, ты перестанешь осчастливливать людей против их воли.

-Неправда. - Я не мог упустить шанс одержать над ним верх хотя бы на мгновение. - Килли не хочет там быть. И… знаешь, где угодно ему будет лучше, чем там, даже в трущобах.

Ну, я хотел сказать, Катце же был там, на шоу - что тут еще говорить?

-Он предал вас, - упрямо сказал Катце.

-А вы промыли ему мозги, ладно? Так что он этого даже не помнит. Вот вам и расплата.

Расплата… Раз уж я не могу простить себя, только справедливо дать второй шанс кому-то, кто виноват гораздо меньше.

-Если бы не он, Рики не вернулся бы к Ясону. - Чего он добивается, подумал я. Разозлить меня, заставить меня сорваться - потому что знает, что мне свойственно делать глупости, когда я срываюсь? Он меня уже победил, что еще? Он хочет, чтобы я дал ему повод в меня выстрелить? Не думаю; Катце не из тех, кому требуются поводы.

Когда я взглянул ему в лицо, там не было никаких мерзких намеков, только усталость.

-Маленький ублюдок подставил вас. Из-за него Рики пришлось сдаться - в том числе, чтобы спасти тебе жизнь, чтобы освободить тебя. Рики отдал за тебя все - а ты даже не колебался, когда уродовал его! А теперь ты хочешь помочь предателю - притом что, кто заслуживает этого больше?

-Я, - сказал я. - Ты. Ты все это устроил, так почему бы тебе ни винить тех, кто правда виноват? Не надо рассказывать мне, как ты заботился о Рики. Ты даже не моргнул, когда он решил умереть за твоего Ясона. Ты был его собачонкой - а теперь крутишь роман с еще одним блонди…

-Заткнись!

Я думал, он выстрелит. Его лицо искривилось, а дуло пистолета заплясало. Я ждал. Когда он все же не спустил курок, я осторожно выдохнул воздух из легких.

-Тебя не касается, что я делаю, Гай.

-Конечно, - сказал я. - Как скажешь.

-Знаешь, я не посылал Рики к Ясону, - медленно сказал он. - Он сам это выбрал, по собственной воле.

Я не мог этого слушать; я бы выронил пистолет и заткнул уши - только у меня все равно ничего толком не получится. Вот в чем дело: я думал, что даю Рики свободу, а ему было нужно другое…

-Я бы с радостью умер вместо него, - сказал Катце. На его лице безошибочно читалась неприкрытая боль. - Ты мне веришь? Но я позволил ему умереть, потому что думал, что это сделает Ясона счастливым. Может быть, так и было. А я вынужден с этим жить.

Я ему верил.

Я видел, как он опустил пистолет и привалился к стене, небрежно обхватывая руками колени. Я видел его неприметное движение и каким-то образом понял, что он хотел потянуться за сигаретами, но потом вспомнил пистолет у меня в руке и передумал.

Часть меня жаждала его смерти; часть меня хотела протянуть к нему руку, прикоснуться к нему. Наверное, он бы подскочил фута на три, если бы я до него дотронулся, как от укуса змеи - но на мгновение мне захотелось обнять его, прижаться к нему, разделить с ним то, что я чувствовал.

-Ты собираешься стрелять? - спросил он пустым голосом. - Или эта штука не заряжена?

-Помоги мне освободить Килли, - сказал я.

-Ты никогда не принимаешь отказа, да? Чем бы тебе это ни грозило.

-В конце концов, надо же чем-то заняться, - сказал я.

***

-Это номер мистера Хазали? - Я вышел из лифта на верхнем этаже самого роскошного отеля в Танагуре. Далеко-далеко от голосов, музыки и смеха внизу. - Он жаловался, что у него проблемы с переключением световых уровней. Я пришел проверить.

Охранник внимательно изучал мою темно-синюю форму с галаграммой электрической компании на лацкане. На левое плечо я небрежно накинул куртку, скрывая пустой рукав.

-Вот пропуск.

Все было в порядке, он мог проверять его, сколько душе угодно. Он уткнулся носом в бумаги - и я ударил его в шею ребром ладони. Его глаза растерянно расширились, он попытался схватить ртом воздух и свалился на пол. Я обхватил его рукой и отволок в нишу. Удар вырубил его минут на пятнадцать-двадцать. Я надеялся, что больше мне не понадобится.

-Я у двери, - прошептал я в передатчик, прикрепленный к краю моего воротника. Я услышал тихое попискиванье - информация передавалась в кодовый замок - и наконец, дверь отползла в сторону.

Я вошел в номер. Я первый раз оказался в подобном месте и на мгновение я был потрясен размерами комнаты, всем этим светом и безумно дорогой обстановкой. Но что меня интересовало больше всего - так это компьютер, установленный посреди первой комнаты, его экран светился.

-Я слышал дверь. Это Харви? - Я узнал этот голос мгновенно и сжал зубы, стараясь побороть волну яростной ненависти. Хозяин Килли.

Спустя мгновение, вошел Килли.

Судя по его виду, он уже поправился, только был худ и вид у него был нездоровый, под глазами - синеватые тени. Его волосы слегка отросли и падали ему на глаза. На лице у него снова было тоже мечтательное, погруженное в себя выражение; руки, испещренные тонкими линиями шрамов, были сложены на груди, словно ему было холодно.

В первый момент его взгляд скользнул по мне, словно он не осознал моего присутствия или забыл, зачем его послал хозяин, - а потом он резко втянул в себя воздух.

-Гай?

Значит, он все-таки помнит.

-Тихо. Мы уходим, понимаешь?

Несколько секунд в его глазах было тоже беспомощное, растерянное выражение, а потом он кивнул и протянул мне руку.

-Не сейчас, - прошептал я.

-Что “не сейчас”? - В дверях появился мужчина халате, распахнутом на груди и животе, в руках он держал очки и газету. - Кто вы, черт возьми, такой и почему вы говорите с моим pet'ом?

-Электрик, сэр. У вас были проблемы со светом, не так ли?

-Ничего подобного. Почему Харви вас пустил? Думаю, полиция с этим разберется. - Он сделал шаг к компьютеру.

-А я так не думаю.

Он осторожно обернулся ко мне и встретился лицом к лицу с пистолетом. Это был хороший пистолет, не тот, с которым я приходил к Катце - а скорострельный. И с длинным глушителем. Глаза мужчины расширились. И в ту же секунду свет начал гаснуть.

-Я же говорил, у вас проблемы со светом, - сказал я.

Свет не погас совсем, просто стал приглушенным, оранжевым, а экран компьютера жалобно заморгал. Мужчина не сводил глаз с пистолета; он с трудом оторвал от него взгляд и перевел на меня.

-Вы террорист? Чего вы хотите?

Мне хотелось сказать, да, я террорист. И я хочу убить тебя, ты, больной ублюдок.

-Вашего petа.

Он вздохнул с облегчением, на его лице появилось выражение “ах, это”.

-Конечно. Забирайте. Надеюсь, он вам понравится.

-Сначала снимите с него кольцо. И отмените регистрацию.

Я увидел, как глаза мужчины скользнули от компьютера ко мне.

-Не испытывайте судьбу, - сказал я. - Если вы еще не поняли, все ваши сообщения будут перехвачены.

-Это безумие, - сказал он. - Вы не можете его забрать. Это подарок.

-Да, да, знаю. Сувенир от приятеля-блонди. Очень трогательно. Но вам теперь придется обходиться без него.

Кажется, я мог читать его мысли, так ясно он думал.

-Вы не можете забрать чужую собственность, - сказал он.

-Тогда вам не о чем беспокоиться. - Я пожал плечами. - Если вам его все равно вернут, стоит ли рисковать?

Я видел, что до него наконец-то дошло. В линии его рта читалось упрямство - но он был не дурак.

-Кольцо.

Я видел, как он с раздражением взглянул на Килли, как будто хотел спросить, действительно ли от него ждут, что он это сделает.

-Подойди, pet.

-Стой, где стоишь, Килли, - сказал я. Меньше всего я нуждался в какой-нибудь неразберихе. - Боюсь, сэр, вам самому придется к нему подойти.

Болезненная гримаса исказила его лицо, когда он подходил к Килли.

-Не пытайтесь причинить ему боль, - сказал я. Я знал, что он может как ослабить, так и сжать кольцо одним прикосновением. Он искоса посмотрел на меня.

Он снял кольцо с такой легкостью. Всего несколько секунд и его больше не было. У меня с Рики ушло больше времени. Была кровь… и хотя он стиснул в зубах ремень, он все равно не мог сдержать крики боли.

Как бы я хотел это забыть; но в то же время я знал, что у меня нет выбора, я вынужден жить с этими воспоминаниями.

-Теперь регистрация.

Он подошел к компьютеру, кольцо выскользнуло из его пальцев и покатилось по полу. Когда он надел очки, он показался таким похожим на ученого, таким безобидным.

-Открой канал, - прошептал я в передатчик. Мужчина ввел номер и свою подпись - и на экране вспыхнуло подтверждение о сделанной записи. - Закрой канал.

Все сделано; я почувствовал, что снова могу нормально дышать.

Он стал оборачиваться ко мне, и я ударил его рукоятью пистолета по основанию шеи. Он свалился на пол, не издав ни единого звука. Мгновение мне хотелось послать ему пулю в висок, он бы даже боли не почувствовал. Я убрал пистолет.

Килли смотрел на меня своими огромными зачарованными глазами.

-Надень. - Я отдал ему куртку. Он оделся, я взял его за руку, и мы вышли наружу.

В лифте было несколько человек, и они нас разглядывали, но никто ничего не сказал. Такова особенность дорогих мест вроде этого - раз ты там, значит тебе положено там находиться, а тревога еще не сработала. Мы свернули в подсобный коридор и перед панелью я опять вызвал Катце.

-Введи код.

Послышался писк и дверь открылась. И в этот момент сработала тревога.

Я втянул Килли за собой, проскакивая в закрывающуюся дверь. Она захлопнулась на долю секунды позже.

Холодный и свежий ночной воздух еще никогда не радовал меня больше.

-Мы выбрались, - сказал я и помедлил. Катце не мог мне ответить, он мог только слушать. - Спасибо.

Я вытащил передатчик и раздавил его ногой.

Байк был припаркован в тени под стеной. Я видел, как Килли протянул руку к седлу и осторожно погладил кожу кончиками пальцев.

-Это я помню, - сказал он. - На этом можно ездить.

-Мы на нем и поедем, - сказал я, забираясь в седло. - Садись за мной и держись.

-Байк. Это называется байк, - сказал он, сцепляя руки у меня на груди.

***

-Рауль? - Глаза у него покраснели: то ли от долгого сидения перед монитором, то ли от сигаретного дыма, - он устало моргал; но его голос мгновенно стал теплым, и сердце у Рауля упало. Он стоял на пороге квартиры Катце; он появился там без стука - его власти было достаточно, чтобы открыть дверь любого простого жителя Танагуры.

Он никогда раньше тут не был. Он достаточно ясно себе представлял, как могла бы выглядеть квартира Катце - и он оказался не так уж далек от истины; единственный свет в комнате исходил от монитора, отбрасывающего на щеку Катце белые блики. Он видел, как Катце поднял руку и потянул прядку волос, словно молчание Рауля беспокоило его.

-Входи. Что ты… - Он поднялся из-за компьютера, делая несколько шагов к нему - и именно тогда Рауль его ударил.

Его кулак с такой силой врезался в челюсть Катце, что боль отдалась в запястье. Катце швырнуло к стене, его взгляд помутился, глаза расширились. Казалось, что все происходит очень медленно - вот Рауль ударил его еще раз, слева, чувствуя, как мягкие губы лопаются, столкнувшись с костяшками его пальцев. Голова Катце дернулась от удара, гладкие рыжие волосы разметались и упали ему на лицо. Рауль снова его ударил, на этот раз ладонью.

Он увидел, как Катце хватается за стену, старясь удержаться на ногах. Часть Рауля хотела продолжать; свалить его с ног и бить его, пометить его хуже, чем Ясон. В нем бурлил гнев, гнев и боль. Но другая боль была сильнее, крылась глубже - и эта боль иссушала его. Он снова поднял руку - и уронил ее.

-Ты дурак и ублюдок, Катце. Ты хоть понимаешь, какой ты идиот?

Он видел, как Катце сменил свою невольно защитную и выпрямился. Из носа у него медленно сочилась кровь, на челюсти уже начинал проступать синяк. Глядя в пол, он дотронулся до кровавой струйки.

-Ты не спросишь меня, в чем дело? - спросил Рауль с горечью.

Секунду спустя Катце вскинул голову, встречаясь с Раулем взглядом.

-В чем дело, Рауль?

В его голосе не было вызова - и Рауль не знал, обезоруживает его это, или все становится только еще хуже. Он думал, что почувствует себя лучше - когда ударит этого идиота, когда даст выход своему гневу. Но сейчас он просто чувствовал себя неловко, он был растерян. Почти так же растерян, как в первые дни после смерти Ясона.

-Зачем ты это сделал?

-Что сделал? Ты ждешь, что я спрошу тебя об этом?

-Зачем ты полез в это дело? Это не очередная сделка на черном рынке, Катце - это преступление. Нападение на уважаемого члена общества, ограбление - его даже могут квалифицировать, как покушение на убийство. Полиция с ног сбилась в поисках этих идиотов-полукровок. Они будут безжалостны, поверь мне. Как это могло случиться, как ты оказался в этом замешан?

-Предположим, что я знаю, о чем ты говоришь. - Во взгляде Катце не было враждебности, только усталость. - С чего ты взял, что я имею к этому отношение?

-Сигнал проследили до твоего убежища, - устало сказал Рауль. - Наверное, ты знал, что так и будет, поэтому у тебя хватило ума и присутствия духа убраться оттуда прежде, чем за тобой явятся. И конечно, место было зарегистрировано на подставное лицо. Но разве ты не знаешь, что можно проследить всю цепь, вплоть до настоящего владельца? А владелец - ты.

-О, - сказал Катце.

Этого было слишком мало - и этот далекий блуждающий взгляд - все это выводило Рауля из себя; он чувствовал себя опустошенным, вывернутым на изнанку. То, как Катце смотрел на него - даже тогда, тысячу лет назад, когда между ними еще ничего не было, он не казался таким отстраненным, таким… чужим. Как будто он ничего не ждал от Рауля, ни на что не надеялся.

-Итак, я полагаю, ты пришел сообщить мне, что я арестован? - сказал Катце.

От хрупкой, почти неуловимой боли в его голосе у Рауля внутри что-то словно сломалось.

-Н-нет.

-Тогда… - Голос Катце звучал настороженно, он смотрел на Рауля так пристально, что этот взгляд внезапно оказалось очень трудно выдержать. - Когда же они за мной придут?

Это было невыносимо. Рауль отвернулся, с усилием выдавливая каждое слово.

-Никогда. Я стер отметку о регистрации на твое имя прежде, чем до нее добрались.

Он услышал звук, который издал Катце; в нем было удивление, но едва ли хоть какое-то облегчение - это был очень осторожный звук. От этого звука на него нахлынула боль - боль от того, что происходит с ними, от того, что они оба наделали.

-Ты это сделал?

-Тебя не найдут. Ты в безопасности.

-Зачем ты это сделал? - Голос Катце дрожал, в нем звучало почти отчаяние. Рауль не стал задумываться над ответом; ответ был всего один - и он его дал.

-Я не могу тебя потерять, - сказал он. - Я хочу, чтобы ты был со мной. Не в тюрьме, не вне закона - а со мной.

-Юпитер узнает, - сказал Катце с болью. - Она тебе этого не простит.

-С Юпитер я разберусь. - Это было самоуверенное заявление, но другой надежды у него не было. - Я знаю кое-какие приемы.

-Ты готов лгать Юпитер до конца жизни… - начал Катце громко и удивленно - и закончил еле слышно - ...ради меня? Ты, Ее правая рука…

Рауль пожал плечами.

-Да, точно. Хороший вопрос - кто промоет мозги промывателю мозгов?

Это не имело особого значения - что произойдет между ним и Юпитер, во всяком случае, не сейчас. Что-то… всё было не так. Каким-то образом он ухитрился все испортить. Но единственное, о чем Рауль не жалел, - это о том, что стер ту запись.

-Ты в курсе, что ты сумасшедший, самоуверенный блонди?

Он обернулся к Катце и увидел, что его губы кривятся в улыбке. Это была медленная неловкая улыбка, как будто Катце давно уже от нее отвык. Он втянул носом кровь, вытащил из кармана пачку сигарет и сунул одну в рот.

Этот едва сдерживаемый смех в голосе Катце - Раулю казалось, что он еще никогда не слышал ничего лучше.

-Если уж ты что-то делаешь, ты идешь до конца, да?

-Я… - сказал он. - Не знаю.

-Если ты правильный - то ты стараешься быть правильнее всех. А если ты преступаешь закон, тогда…

Возможно, когда-нибудь он почувствует себя преступником, подумал Рауль. Он преступил закон, преступил его много раз - в глазах Юпитер и Танагуры. Но едва ли что-то заботило его в этот момент меньше.

-Я люблю тебя и за это тоже, - сказал Катце.

-Что? - Он вздрогнул. - Что? - переспросил он осторожно.

-Я люблю тебя, - сказал Катце. Он сделал едва заметное движение - словно хотел дотронуться до Рауля и не осмеливался; - видя это, Рауль ощутил болезненный укол. Он никак не мог привыкнуть к тому, насколько смел, почти дерзок был Катце в одних вещах - и как осторожен, как замкнут в своей скорлупе, когда речь шла о других.

Взгляд Катце был мучительно твердым - а под твердостью крылся стыд и гордость.

-Ты имеешь в виду меня? Не Ясона, не кого-то еще? Меня? - Рауль просто хотел услышать это еще раз. Он хотел быть уверенным - прежде чем поверить.

-Сколько раз я должен это повторить? - Еле заметная улыбка мелькнула на губах Катце. Рауль вздохнул, отпуская свою боль, и обнял Катце.

Это было правильно, это было хорошо - тонкое длинное тело в его объятиях, мягкие гладкие волосы, прижатые к его щеке, даже не зажженная сигарета в руке Катце, которую он каким-то образом ухитрился раздавить. Рауль держал Катце до тех пор, пока не почувствовал, как его тело расслабляется, а пальцы не сжимаются на его одежде.

Он прижался ко рту Катце, целуя его, просто-таки купаясь в облегчении. Он знал, что позже сможет порадоваться всему остальному, что подразумевали слова Катце: безопасности, уверенности, близости. Но сейчас он чувствовал себя так, словно только что сделал что-то очень сложное - и у него получилось; теперь он нуждался в отдыхе.

Он почувствовал кровь на языке, наверное, он слизнул ее с губ Катце. Он слегка отстранился и осторожно прикоснулся к лицу Катце, обмакивая кончики пальцев в кровь.

-Прости меня.

-Я думал, это последний раз, когда ты прикоснулся ко мне, - отчетливо произнес Катце и добавил: - Но ты сдерживался, верно?

-С чего вдруг, во имя Юпитер? - Рауль насмешливо закатил глаза. - Я был зол на тебя. Я все еще зол, если хочешь знать.

-Не хочу, - сказал Катце, проводя костяшками пальцев по щеке Рауля.

***

Рауль

Простишь ли ты меня когда-нибудь? Я смотрел, как ты движешься к своей гибели, роешь собственную могилу. И я предупреждал тебя, я говорил, что все будет плохо - и так в конце концов и получилось. Я не сказал тебе, что есть способ не превратить это в орудие твоей гибели; способ выжить и все равно быть счастливым. Защитить то, что тебе дорого - и остаться в живых.

Прости меня, Ясон; я сам этого не знал.

Для тебя уже слишком поздно - простишь ли ты меня за то, что для меня еще нет?

Когда-то ты спросил меня, буду ли я смеяться, если ты скажешь, что любишь Рики. Как бы я хотел, чтобы ты был сейчас здесь. Как бы я хотел тебе ответить. Я не стану над тобой смеяться. Ты мог бы посмеяться надо мной.

КОНЕЦ

(С) Juxian Tang

 

обратно

 

Hosted by uCoz