Праздничный вечер в честь очередной годовщины колонизации Амои был в самом разгаре. Первый Консул обвёл скучающим взглядом банкетный зал и, вздохнув, поднес к губам высокий хрустальный бокал. Всё как обычно: свет приглушён, играет лёгкая музыка, гости собираются небольшими группами и чинно беседуют. Блонди и серебряные в официальных костюмах, представители синих и зеленых разодеты кто во что горазд. Многие пришли с пэтами, даже те, кому по статусу это совсем не полагается. Ну, да и черт с ними. Уж ему-то было известно, что пэты этим кастам достаются самые плохонькие, с генетическими дефектами.

Кстати, о генетических дефектах…

Первый Консул покосился на сидящего у его ног черноволосого пэта. Почувствовав взгляд, юноша поднял голову, в упор посмотрел на хозяина угрюмыми темно-карими глазами и отвернулся, всем своим видом демонстрируя скуку и отвращение. Отвесить бы ему оплеуху за такое выражение лица, но бить пэта на людях, - увы! - дурной тон. Самое неприятное, что паршивец прекрасно об этом знает, вот и позволяет себе… Может, приказать потом Дэрилу, чтобы наказал его? Нет, лучше самому: привязать к кровати, включить стимулятор боли в кольце и оставить так на пару часов. Пусть помучается.

Мысли эти будоражили воображение, заставляя кровь быстрее бежать по жилам, вот только он знал, что делать ничего такого, скорее всего, не станет. Было бы несправедливо наказывать пэта, в то время как он сам не жалует все эти светские развлечения, считая их пустой и бессмысленной тратой времени.

Он прикоснулся к щеке юноши затянутой в белоснежную перчатку рукой, бросил вполголоса:

- Потерпи, недолго осталось.

Пэт сердито отстранился, проворчал, поправляя свисающую с ошейника цепь-поводок:

- Ага, знаю я твое "недолго". Небось, еще пару часов тут торчать. Надоело!

Мужчина не утерпел и дал ему подзатыльник. Совсем лёгкий, чтобы не испортить причёску. Ничего, вроде бы никто не заметил.

Вместо того чтобы попросить прощения за дерзость, пэт кинул на него возмущенный взгляд и поджал губы. Первый Консул нахмурился. Нет, всё-таки устрою я тебе дома! На этот раз не отговоришься тем, что не любишь бывать на людях, потому что другие блонди тебя не переносят, а их пэты изводят насмешками. Глупости всё это. Должен терпеть, раз мне так хочется.

Впрочем, он понимал, что сам во всём виноват. Потакал глупым капризам мальчишки, брал его с собой в исключительных случаях, когда приходить одному было совсем уж неприлично – и вот вам, извольте! Результат не замедлил сказаться.

Пожалуй, стимулятор боли – это слишком просто, поразмыслив, решил он. Ну, покричит немного, поплачет, да и успокоится. Значит, применим другие меры воздействия, - в постели, - да так, чтобы неделю потом сидеть не смог. Не оригинально, конечно, но пэт после этого становится, как шёлковый. Правда, ненадолго.

Ещё глоток вина. Хорошо, что Раулю пришлось уехать с инспекцией на одну из опытных станций, подумал Первый Консул. Ему было легко представить, как повёл бы себя его друг, окажись он сейчас в этом зале. Наверняка просидел бы весь вечер с каменной физиономией, уничтожая его пэта презрительными взглядами и надменно цедя сквозь зубы полные скрытого сарказма издёвки. Мало того, что столь бурное проявление чувств по отношению к чужой собственности для блонди просто неприлично, так ведь и ничего нового сказано не будет! Все его претензии он давно уже наизусть знает.

Да - монгрел, да - не красавец, да - уже семнадцать и, самое главное, - да, я сплю с ним. И что с того, если он заполнил пустоту в моей душе, вернул мне способность радоваться жизни, не ропща нести бремя, что лежит на моих плечах? Даже Юпитер заметила, как я изменился. Наверное, поэтому она и не возражает против наших отношений.

Мой пэт дуется, злится, сжимает кулаки так, что на ладонях останутся кровавые лунки от ногтей, - а для меня время летит незаметно, просто потому, что он рядом. Теперь мне не в тягость любой, даже самый скучный вечер, ведь я могу говорить с ним, дотронуться до него или просто бездумно любоваться игрой крепких мускулов под смуглой кожей, шелковистым блеском угольно-черных волос, четким профилем с чуть вздернутым носом и упрямо выдвинутым вперед подбородком. Конечно, черты его лица далеки от совершенства, но оно живое, настоящее - не то, что эти, набившие оскомину, слащавые маски породистых пэтов!

Пусть он груб и не слишком умен, зато умеет чувствовать, без страха смотрит мне в лицо, говорит то, что думает, и никогда не лжёт. К тому же, он так забавно меня ненавидит... Его легко заставить потерять над собой контроль, привести в бешенство, в неконтролируемую ярость, настолько сильную, что он, забыв обо всём на свете, кидается на меня, готовый убить голыми руками. Такой неистовый, горячий. Одно удовольствие – наблюдать за ним в эти минуты. А как сладко потом, сломив сопротивление, любить его, целовать искусанные до крови губы, видеть, как он тщетно пытается разорвать свои путы, слышать тихие жалобные стоны, ощущать, как отзывается на мои ласки это неподатливое тело!

Ах, Рауль, разве возможно объяснить словами тому, кто ни разу в жизни не испытывал ничего подобного, каково это – позволить другому, пусть даже не равному тебе существу, войти в твое сердце, завладеть твоими желаниями и помыслами? Я бы уже не мог обходиться без этого, стать таким, как прежде. Вот только жаль, что приходится быть с ним таким суровым и беспощадным, добиваясь покорности, но, что поделаешь, если он понимает только язык грубой силы?

Первый Консул улыбнулся своим мыслям. К чему лукавить с самим собой? Ему нужен именно такой дикий волчонок, а не милая домашняя болонка, иначе он бы давно нашел способ приручить его вместо того, чтобы ограничиваться полумерами. Просто иногда, глядя на залитое слезами лицо, на пятна крови, остающиеся на простынях, или на синяки, покрывающие тело пэта, ему хотелось, чтобы всё было иначе. Чтобы не приходилось всякий раз заковывать его в цепи прежде, чем заняться любовью; чтобы, просыпаясь по ночам, не видеть, как он сидит на подоконнике, тоскливо глядя туда, где находится его Керес; чтобы можно было обнять его, не опасаясь, что он начнёт отбиваться, и поболтать о каких-нибудь пустяках.

Первый Консул встряхнул головой, прогоняя прочь непрошеные мечты. К чему всё это? Себя не переделаешь. Блонди жестоки, такими уж их создала Юпитер. А в его характере, видимо, изначально был какой-то изъян, раз ему хочется чего-то большего. Зачем хозяину нужна привязанность пэта, если тот и так принадлежит ему со всеми потрохами?

Он допил вино, поставил на стол опустевший бокал и снова взглянул на юношу. Что-то бедняга совсем спал с лица. Тяжело ему с непривычки сидеть часами, застыв в одной позе. Впрочем, он особо и не старается: то голову опустит, то спину ссутулит, а то вообще привалится плечом к ручке его кресла, делая вид, что именно так всё и должно быть. Просто безобразие! Придется увести его домой, пока он не выкинул что-нибудь похуже. С него станется.

Что ж, приличия соблюдены, они могут уходить. В конце концов, что ему стоит сделать пэту этот маленький подарок?

Он поднялся, насмешливо сказал:

- Вижу, ты совсем истомился. Идем уж, горе мое!

Так легко вернуть ему улыбку, зажечь искры в печальных глазах. Он становится совсем другим, когда счастлив. Моложе, мягче, привлекательнее. Однако Первый Консул был несколько удивлён тем, с какой готовностью юноша вскочил на ноги. Неужели этот приём настолько плох, что ты готов променять его на наказание, которое тебя ждёт? - мысленно спросил он. Или...

Под его испытующим взглядом пэт слегка покраснел и опустил ресницы. Сердце Первого Консула сладко дрогнуло, по спине побежали мурашки. Иногда он так смотрит на меня, что начинает казаться...

Проклятье! Всё, вот теперь точно нужно уходить. Ещё не хватало, чтобы кто-нибудь заметил… Он направился к выходу, заставляя себя не торопиться, вежливо отвечать на поклоны. Хорошо, что лифт, на котором можно подняться в его апартаменты, находится рядом с банкетным залом. Они останутся наедине всего через несколько минут и тогда он сможет дать себе волю.

Пэт шёл следом, приотстав на шаг, как и полагалось по этикету, не глазел бесцеремонно по сторонам, не отпускал в полголоса ядовитых комментариев по поводу присутствующих. Устал, наверное, а может просто рад, что он не тащит его за собой на поводке.

Едва двери лифа закрылись за ними, отсекая шум толпы, Первый Консул взял юношу за плечи, привлёк к себе. В конце концов, наказать его он всегда успеет, а сейчас ему хотелось быть нежным. Видимо, почувствовав настроение хозяина, пэт не стал вырываться. "Умеет же нормально вести себя, если захочет!" - умилился блонди, тихонько целуя черноволосую макушку.

- Что, типа, уже можно причёску портить? – ехидно осведомился пэт.

Ну вот, пожалуйста! Стоит дать ему хоть малейшее послабление, и он тут же начинает наглеть. Нахмурившись, мужчина прижал юношу к стенке лифта.

- Ясон, ты чего? – изумился тот. – Прямо здесь?!

И тут же застонал, когда рот хозяина, не помышлявшего больше о нежности, властно раздавил его губы. Лифт остановился, двери разошлись, а Первый Консул всё никак не мог прервать поцелуй. Пэт дрожал всем телом, у него уже подгибались колени, поэтому он просто сгрёб его в охапку и вынес в холл.

- Поставь меня! - тут же потребовал пэт.

Не отвечая, Первый Консул направился прямо в спальню.

- Ты мне рёбра сломаешь! – охнул юноша, невольно обхватывая его за шею.

- Заживут,– коротко ответил он.

Это объятие волновало его до безумия, хоть он и понимал, что пэт сейчас просто держится за него для удобства, не имея в виду ничего большего.

Пэт обижено засопел, но смолчал.

К счастью, по пути им никто не встретился. Вот и хорошо. Не стоит слугам видеть, как их господин сходит с ума. Первый Консул ногой открыл дверь в спальню, подошёл к кровати и сбросил на неё свою ношу.

- Раздевайся.

Юноша против обыкновения не стал ломаться, скинул сандалии, стянул через голову майку-топ. Звякнула цепь на ошейнике.

- Снимешь? – неуверенно спросил он, глядя снизу вверх на хозяина.

Почему бы и нет? Эта железка только помешает. Блонди расстегнул ошейник, отбросил его в сторону. Пэт потёр оставшийся на шее красный след.

- Обязательно делать их такими тугими?

- Обязательно, – отрезал он и глазами выразительно указал на его шорты.

Пэт кисло улыбнулся, избавился от последней детали своего нехитрого наряда,вытянулся на спине. Первый Консул с удовольствием оглядел его крепкое мускулистое тело и начал раздеваться сам. Медленно, не теряя чувства собственного достоинства. Перчатки, браслеты, пиджак, шейный платок, рубашка...

Приподнявшись на локтях, юноша горящими глазами наблюдал, как он освобождается от одежды. Рассказать кому-нибудь, как я устраиваю стриптиз перед своим пэтом, мигом отправят на нейрокоррекцию, весело подумал блонди. Зато, нельзя не признать, номер этот действует безотказно! Нет, вы только посмотрите на него! Процесс ещё в самом разгаре, а он уже готов.

Пэт и правда был "готов": на щеках лихорадочный румянец, губы приоткрыты, напряжённая плоть крепко прижата к животу.

Туфли, брюки, нижнее бельё. Пэт судорожно сглотнул, откинулся на подушку, и, не отрывая жадного взгляда от его паха, раздвинул ноги. Мужчина усмехнулся. Какой ты сегодня послушный! Так сильно хочешь меня?

Он встал коленями на постель, приподнял бёдра юноши, одним рывком вошёл в его тело и сразу начал двигаться - резко, безжалостно, не давая ему расслабиться, привыкнуть к боли. Пэт метался, кусал пальцы, пытаясь сдержать рвущиеся наружу стоны, но совладать с собой не мог. Они кончили быстро и почти одновременно – сначала пэт, а потом его хозяин, едва увидев, как плеснуло белым на смуглый мускулистый живот.

Юноша прерывисто вздохнул, его руки безвольно упали. Первый Консул склонился к нему, поцеловал дрожащие губы.

- Ну что, продолжим?

- Подожди хоть минутку! – взмолился пэт. – Больно...

- Да неужто? – он погладил его шею, плечо, сжал пальцами сосок с такой силой, что юноша вздрогнул. – А ты думал, я оставлю без внимания твое поведение на приёме?

Пэт вскрикнул и попытался оттолкнуть его, но где ему было справиться с охваченным желанием блонди?

Серебристый лунный свет заливал спальню. Обнажённый мужчина с длинными светлыми волосами сидел в ногах постели и задумчиво смотрел на спящего юношу. Сон его был неспокоен: он ворочался с боку на бок, всхлипывал и шептал что-то опухшими губами. Мужчина вздохнул, лёг рядом с ним, обнял, и тот сразу затих, доверчиво прижавшись к его груди.

Первый Консул горько улыбнулся. Твоё тело опять выдает тебя, мой маленький отчаянный бунтарь. Знаешь ли ты о том, что начинаешь льнуть ко мне каждую ночь, стоит тебе только уснуть? Я никогда не говорил об этом, потому что, проснувшись, ты всякий раз, покраснев от смущения или досады, спешишь отодвинуться или поворачиваешься ко мне спиной. Зачем ты это делаешь, глупенький? Я всё равно знаю то, что ты так тщательно пытаешься скрыть.

- Бедный ты мной, – прошептал он в спутанные чёрные волосы, – если бы только я мог по-другому…

Ему бы стоило решиться и сломать, наконец, мальчишку, чтобы не мучить больше ни его, ни себя. Чего он ждёт, на что надеется? Едва ли этот упрямый монгрел когда-нибудь смирится с тем, что он лишил его свободы, превратил в пэта. А что ещё ему оставалось? Он и так рисковал всем на свете, когда пошёл с уличным оборванцем в жалкий отель на окраине Мидаса, а потом привёл его в Эос.

Ему не стоило отказывать мне. Я бы никогда не надел на него кольцо, если бы он захотел быть со мной по своей воле.

Ну вот, опять он пытается обмануть самого себя! Он хотел сделать его своим и сделал. Иначе их связь была бы просто невозможна. Нелепо даже думать о том, что Первый Консул стал бы ездить на свидания с любовником в трущобы. Такого ему бы точно никто не позволил.

Блонди покачал головой, глядя на своего пэта с жалостью и восхищением. Напрасно ты позвал меня за собой, напрасно навязал свою благодарность. Не нужно было будить то, чему никогда не следовало просыпаться. Теперь не проси освободить тебя и отпустить обратно в Керес. Нет, Рики, любовь моя, ты останешься со мной. Я никогда не дам тебе уйти. Даже не надейся.