Над Амои царило двойное лунное затмение. Обе луны: золотистая и та, что темнее, - вместе уходили во мрак, умирая, чтобы обязательно возродиться вновь.

Говорят, в такие ночи в море из-за горизонта приходят огромные волны и уходят, оставляя на песке туши убитых морских гигантов.

Говорят, в такие ночи в пустыне можно услышать плачущий смех неведомых и неуловимых тварей.

Говорят, в такие ночи особенно много самоубийств.

Говорят…

Но в Танагуре не знали, что это именно такая ночь. Небо над столицей было плотно затянуто тучами, поливавшими город тоскливой моросью. Да никто в Танагуре и не смотрел в небо…

Глава 1

Он думал, что все плохо, когда бежал, растрепанный и несчастный, закрывая ладонью синяк на пол-лица к Кайру-сама, а слезы боли и обиды застилали мир мутно-блеклой пеленой.

Он думал, что все плохо, когда Кайру-сама, такой замечательный и добрый, всегда гордившийся Энифом и без вопросов поспешивший заступиться за него перед хозяином грязного монгрела, вернулся просто в бешенстве и велел бросить своего любимца в карцер, на хлеб и воду.

Он даже не мог рыдать, едва не потерял голос, когда оказался просто выброшен на улицу. Рыдал он потом, не зная, что делать, куда пойти и как быть…

Кое-как прибившись к жалкой толпе таких же выброшенных петов, как он сам, по-маленьку кормившихся у космопорта, Эниф думал, что это ад, хуже быть просто не может. Но когда раздраженная охрана космопорта “зачищала” от них технические помещения, все оказалось еще хуже. От Раино Уги его спасло только клеймо академии. Люди есть люди, в расчете на левую денежку, Энифа и еще нескольких экс-петов с характеристиками получше тайно продали в бордель в Цересе…

Там было невыносимо плохо, но он делал все, чтобы не оказаться на улице.

Где в конечном счете и оказался.

“Плохо” имело много лиц, в аду всегда оказывался круг еще глубже.

Моросил дождь…

Было холодно... холодно и темно...

Зябкая мокрая темнота будто сама собою струилась из всех щелей, подкрадываясь к нему, цепляясь липкими ледяными пальцами за тощие плечи и босые ступни, за обросшие спутанные волосы, за спину, за бедра.

В сущности, это было даже не обязательно, он уже давно утонул в ней…

Слишком взрослый пет сидел, поджав к груди костлявые ноги и крепко обхватив колени руками, в своем нелепом убежище из выброшенных в мусор коробок. Смешно, но теперь именно здесь было его место. На помойке, среди отбросов.

А ведь когда-то он даже не представлял себе, каково это - замерзать до полусмерти. Или когда тебя фактически ни за что избивают ногами и плюют тебе на лицо. Или что секс, та единственная область, в которой он наивно считал себя экспертом, может таить в себе столько ужаса, унижения и боли.

Что ж, Церес многому научил его - прекрасного Энифа, звезду Пэт-шоу... Впервые научил его бояться тех, кто желал его.

А теперь ему было уже больше двадцати. Никто не желал теперь его вытянувшегося, похудевшего тела. А без этого - он был обречен.

Вот уже два дня, как ему не удавалось достать еды, и он сильно сомневался, что сможет раздобыть что-нибудь пригодное в пищу в самое ближайшее время.

Да и зачем?

Хоть иди и сам прыгай в Раино Угу.

У него не было смысла жить. Честно говоря, Эниф не раз уже пожалел, что не умер раньше, а все еще корячился, цепляясь даже за это полубессмысленное голодное и страшное существование. Жаловаться на жизнь не имело смысла... Жаловаться на жизнь было просто некому.

Он свернулся крепче, надеясь таким образом немного согреться и видимо задремал...

Поэтому неожиданный, а от того вдвойне болезненный пинок по ребрам застал Энифа совершенно врасплох. Он тихо пискнул, на всякий случай испуганно закрываясь предплечьем, поднял голову и посмотрел вверх.

Слабый неоновый свет со стороны переулка скупо очерчивал темные силуэты, бликуя на вставках искусственных драгоценностей на одежде у одного из них.

Четверо или пятеро...

Эниф втянул голову в плечи и снова чуть слышно заскулил.

- Думаешь, этот? - с сомнением спросил тот, что стоял ближе остальных. - Что-то не очень подходит под описание.

- Да вся эта шваль, экс-петы, на одно лицо, - пожал плечами другой.

- Ну-ка, покажи мне его получше, - приказал обладатель драгоценностей.

В результате последних приключений одежды на Энифе практически не осталось, так что на ноги его подняли просто-напросто за волосы.

Чиркнула зажигалка, и кто-то ткнул болезненно яркое пламя к самому его подбородку. Эниф испуганно зажмурился, кусая губы. Усталость, слабость и страх... и великолепный курс обучения в Академии не позволяли и думать о том, чтобы сопротивляться.

- Может, и он, - после некоторой паузы неуверенно предположили из темноты.

- Это уже четвертый. Ошибемся еще раз, клиент будет очень недоволен. Он и так уже вполовину снизил плату.

Зажигалка с шипением потухла, дыхнув тонким ароматом газа ему в лицо

- Да, детка, лучше бы тебе понравиться нашему заказчику, - громко выдохнул Энифу в ухо тот, что держал его за волосы, и жесткие пальцы бесцеремонно ощупали его ягодицы. - Или тебе придется очень постараться, чтобы компенсировать нам неудачу.

- Нашел, чем его пугать, Бобби, - фыркнул еще один незнакомый голос. - Да он же прямо сейчас только и мечтает, что о твоем члене в его заднице.

Кто-то засмеялся, и державший его с силой оттолкнул Энифа в темноту. Он запнулся, понял, что падает, но в тот же момент другие руки толкнули его обратно.

Теперь смеялись уже все, за исключением разве что типа с драгоценностями, который, кажется, был за командира.

- Ему, наверно, лет двадцать уже.

Его снова толкнули. И снова. Он не видел их лиц, только чувствовал прикосновение обжигающе теплых ладоней на своей коже.

- Да, хорошо попользованный товар. Ни в один бордель уже не возьмут.

- Оно и понятно. У меня на такого тоже не встанет.

У него подкашивались ноги и сильно кружилась голова, одни руки отбрасывали его с полной силой, другие уже готовы были отправить дальше. Но их слова делали больнее, много больнее, чем их руки. Глупо и бессмысленно, но вдруг отчаянно захотелось плакать...

Остановил все это опять-таки человек с драгоценностями.

- Хватит ерундой заниматься. Покажем его клиенту.

Ему заломили руки за спину, чья-то затянутая перчаткой ладонь легла сзади на шею.

- Давай-давай, шагай, дрянь.

И он пошел. Он настолько привык подчиняться, что где-то в глубине души даже испытывал невольное облегчение от того, что кто-то снова принимает за него решения. В конце концов, что он еще умел, кроме как беспрекословно повиноваться?

Холод обжигал босые ступни, улица вокруг подозрительно плыла и расплывалась, но он покорно шагал, крепко зажатый между двоими из ночных боевиков - редом и сильвером.

Где-то на краю сознания было немного стыдно за то, что его вели по освещенной улице полуголым, принуждая показывать позор этого ужасного, слишком взрослого тела, где-то на другом краю сознания - немного страшно от того, что с ним могут сделать, потому что какие радости можно получить от некрасивого пета кроме его боли? Но надо всеми чувствами низким осенним небом давлела безбрежная усталость. И он просто шел, сосредоточившись на том, чтобы передвигать ноги.

"Клиент" ждал их в машине. Чуть приоткрылось тонированное стекло, и у Энифа глаза защипало от хлынувшего из салона едкого сигаретного дыма.

Почувствовав паузу, тот, что держал его сзади за шею, повертел голову Энифа из стороны в сторону, показывая его во всей красе еще не подживших синяков и кровоподтеков.

И все же молчание тянулось достаточно долго, чтобы Эниф успел ощутить растущее беспокойство своих сопровождающих: рука у него на шее угрожающе сжалась, давая ему желудком понять, что бить будут по страшному.

- На заднее сиденье, - наконец приказал невозмутимый безликий голос.

И мир завертелся вокруг растерявшегося Энифа. Ему открывали дверь, нагибали в талии, засовывали в салон, в тепло и едкий дым, в обманчивый уют кожаного сиденья. Он еще успел коротко удивиться тому, что кроме него на этом сиденье никого нет и сидящий на месте водителя высокий ред сам расплачивается с обладателем красивых драгоценностей, а потом тепло и слабость накрыли его единой волной, и Эниф просто забылся...

- Поднимайся, - вывел его из дремоты все тот же голос. – Приехали.

Эниф повиновался, со всем возможным проворством выбираясь из машины. На улице, похоже, только что закончился дождь, так что даже в нижних районах воздух стал приятным и свежим. Недокуренная сигарета упала к самым его ногам, заставляя Энифа трусливо попятиться. Рыжий огонек зашипел, подмигнул и потух на влажной земле.

- Сегодня твой счастливый день, бывший пет Эниф, - прозвучало сверху и, подняв лицо, он встретился взглядом с сияющими по-звериному желтыми глазами. Темно-рыжая челка ниспадала до подбородка, почти скрывая половину тонкого строгого лица. Энифу показалось, что он уже видел этого человека где-то раньше, но, спасибо добрым генетикам, хорошей памятью на лица он никогда не отличался.

К тому же выражение тщательно заглушаемой, но такой глубокой и искренней тоски и осуждения в этих глубоких янтарных глазах заставило его отвести взгляд и тихо прошептать:

- Да, господин. Конечно, Вы правы, господин.

Рыжеволосый молча повернулся и пошел внутрь мотеля, на заднем дворе которого собственно и стояла машина. Эниф послушно последовал за ним.

Уже внутри, поднимаясь по лестнице вслед за изящным силуэтом реда, он все пытался понять, зачем он мог понадобиться этому человеку, пугающему и привлекательному одновременно. Он не понимал. Он вообще ничего не понимал...

Номер, дверь которого рыжий отпер своим ключом, оказался маленьким и довольно скромным, но в сравнении с тем, чего Энифу довелось навидаться за последний год, вполне даже приличным.

- Прими душ и хорошенько вымойся, - односложно приказал рыжий и, не оборачиваясь, прошел к компьютеру у дальней стены.

Эниф нерешительно помялся с ноги на ногу, оглядываясь по сторонам и боясь пискнуть, чтобы не рассердить клиента. Наконец, увидел дверь в ванную и проворно юркнул туда.

Горячая вода была невыразимо прекрасна, и он сидел под жаркими струями и отчаянно мылился, пытаясь хоть немного очистить себя от наслоившейся грязи, промыть свалявшиеся волосы и, вопреки обжигающей боли в многочисленных мелких ранках, чувствовал себя несказанно счастливым.

- "Глупый пет", - обругал он себя, и вскоре обругал себя еще раз, поняв, что провел в ванной не меньше часа.

Когда он, наконец, выбрался обратно в комнату, там было уже порядком накурено, и свет от монитора (единственного источника освещения в номере) падал на журнальный столик, освещая поднос с тарелкой риса и чашкой еще горячего супа.

- Ешь, - не отрываясь от клавиатуры, бросил рыжий.

Эниф вздрогнул, как от удара, напрягся, а потом бросился к еде, словно животное. Даже поблагодарить забыл. Забыл даже испугаться, что его могут наказать за то, что не поблагодарил.

В тишине, нарушаемой лишь стуком клавиш и звуками его собственной жадной трапезы, он мгновенно расправился с пищей, расслабленно откинулся на диван и принялся разглядывать реда.

Теперь, сытый, вымытый и хоть немного прикрытый полотенцем Эниф уже не казался себе таким уж ни на что не годным и вышедшим в тираж. Он отблагодарит этого человека, чего бы тот ни пожелал. Нет таких вещей, которые он не мог бы делать в постели!

Собственные самоуверенные мысли заставили Энифа невольно поморщиться. Он ведь и раньше считал, что знает о сексе все, но бордель и Церес научили его тем вещам, к которым петов не готовят даже и в академии. Как обслуживать пьяную компанию из 20 и более монгрелов, в промежутках между сексом развлекавшихся тем, что избивали его ногами до полусмерти. Как принимать в себя самые разные предметы: от бутылки и до ботинка. Каков вкус мочи и как выносить, когда о самые чувствительные места твоего тела тушат сигареты...

Энифа невольно передернуло, и он встревожено покосился на огонек сигареты в зубах реда...

Впрочем, он почему-то всерьез сомневался, что нужен этому типу для секса. Не хватало для этого какого-то то ли запаха, то ли ощущения, по которому экс-пет всегда умел определять нарастающее в другом человеке желание...

Эниф вообще не мог понять, что он здесь делает? Зачем он здесь нужен?

Однако, даже несмотря на ослепляющий позор двух последних лет его жизни, Эниф всегда считал себя очень смелым. Ну, дерзким, по меньшей мере.

Мягко переступая босыми ступнями по ковролину, он приблизился к сидящему за компьютером реду. Умелые пальцы дразнящей лаской пробежались по толстой ткани длинного джемпера, от локтя и к плечу.

- Мой господин? - со всей почтительностью выдохнул Эниф.

Рыжий обернулся, и всего лишь на мгновение свет от монитора лизнул его по скрытой прямыми прядями щеке, бесцеремонно проявляя длинный уродливый рубец.

Эниф обмер, только нелепо хлопая ресницами.

Он, наконец, вспомнил этого человека.

Катце - бывшая мебель самого Ясона. Катце, который чем-то провинился перед хозяином, но умудрился искупить вину и стал его доверенным человеком. Среди мебели часто шептались о нем, передавая из уст в уста самые немыслимые и нелепые сплетни. Поговаривали даже, что Ясону нравилось касаться этого непригодного для подобных забав тела. Но все ведь знают, что Ясон был извращенец...

Катце остался совершенно безразличен к его потрясенному взгляду, просто поднялся из-за компьютера и, отодвинув Энифа в сторону, прошел к шкафу.

- Одевайся, - и на диван упал стандартный наряд пета.

Пока Эниф дрожащими руками исполнял приказание, свет монитора потух, звякнули ключи, и Катце кивнул ему на дверь.

Через пару минут, они уже снова сидели в машине. Где-то в недрах ее заурчал мотор, и Катце раскурил новую сигарету.

- Ты так много куришь. Знаешь, это ведь вредно, - бледнея от собственной дерзости, пискнул Эниф.

Катце только как-то на удивление горько хмыкнул, и машина рванулась с места. Разговаривать он явно не собирался.

В костюме пета было довольно-таки прохладно, и Эниф забрался на сиденье с ногами. За темными окнами плыли огни: сначала довольно редкие - Цереса, затем все чаще, ярче и богаче - Мидаса. Прохожих на улицах становилось все больше, а сами они - все прекраснее. Сердце защемило от ностальгии, и пришлось прятать лицо в коленях, чтоб не заплакать

Ему уже никогда не вернуться сюда...

Но тогда, куда же везет его Катце?

Ответ пришел сам собой, когда машина остановилась в Эосе. Входя в здание, как оценил его Эниф, явно принадлежащее кому-то из высокопоставленных Блонди (ему, кажется, даже случалось когда-то здесь бывать вместе с Кайру-сама), Эниф не смел поднять глаз, неосознанно пытаясь спрятаться за спиной Катце. Прекрасный дом должен быть полон юных прекрасных петов, зачем его привезли сюда? Разве что на посмешище...

Но он не осмелился приставать к Катце с вопросами. В сияющем зеркалами лифте Эниф смотрел в пол, чтобы не видеть все прелести своего не столько прикрытого, сколько открытого костюмом пета, вытянувшегося, побитого и жалкого отражения.

На нужном этаже услужливый мальчик-мебель проводил их в просторную гостиную, где Катце поджидал сам хозяин. Эниф точно помнил, что видел этого Блонди раньше, даже знал его имя. Но теперь после всех ужасов нижнего Мидаса и Цереса, он мог только онемело пялиться на неземную красоту длинных медового оттенка волос, на совершенство аристократичного лица и сияние бледно-зеленых глаз.

- Здравствуй, Катце, - произнес Блонди глубоким мягким голосом.

- Я привез подарок, Рауль, - ледяная рука Катце крепко сжала запястье Энифа, и он уверено подтолкнул бывшего пета вперед. - Как обещал. В твою коллекцию.

Прозрачные глаза Блонди скользнули по нему, вопреки обыкновению задержавшись почему-то не на теле, а на лице, затем потемнели.

- Значит, ты все-таки нашел его?

Эниф скорее угадал, чем увидел, как Катце пожал плечами.

- Благодарю тебя, Катце, - лицо Рауля мягко просияло. - Я компенсирую все твои затраты.

- Не стоит, - невозмутимо ответила бывшая мебель Ясона. - Я рад внести свой вклад в это дело.

- Благодарю тебя еще раз, - Рауль поднялся и подошел ближе к ним. - Не желаешь ли присоединиться ко мне?

- Именно на это я и рассчитываю, - с тонкой улыбкой ответил Катце.

Вдвоем они снова направились к лифту, и Энифу не осталось ничего другого кроме как последовать за ними.

- Значит, теперь не хватает только той девушки-пета, Мимейи, так? - заключил Катце уже в лифте.

- Мимейи не будет, - невозмутимо возразил Блонди (“Рауль” напомнил сам себе Эниф). - Она умерла при родах. Вместе с ребенком.

- Понятно, - просто кивнул Катце.

Эниф, естественно, промолчал. Он даже не знал, жалко ли ему было Мимейю. Он никогда не знал ее особенно хорошо, да и не стремился. А в последние месяцы своего пребывания в Апатии и вовсе почти враждовал с ней, если честно. Но, в любом случае, подумал он, смерть для пета лучший финал, чем Церес.

Занятый своими мыслями, Эниф не сразу и заметил, как они спустились в подвал. Салютовали, пропуская хозяина, сверкающие металлом андроиды, и по белому больничному коридору все трое прошли к запертой двери. Рауль набрал код, кликнул замок, и вместе с движением открываемой двери, Эниф понял, где они находятся. Накатившая волна отчаяния обожгла его, как кнутом. Захотелось метнуться назад, но рядом возвышался Катце - он успеет перехватить, поймать, не дать вырваться... Да и куда бежать? И, главное, зачем?

Конечно, это была комната для воспитания непослушных петов. Впрочем, ни в одной комнате для воспитания его никогда не заставляли проходить через ужасы, подобные тем, что он пережил в борделе и на улице.

И все равно на обычных комнатах для воспитания не бывает таких сложных замков...

Видимо почувствовав, что он запаниковал, Катце крепко сжал его предплечье и подтолкнул внутрь. Позади бесшумно следовал Блонди.

Внутри помещение опять же не вполне соответствовало тому, что ожидал видеть Эниф. Короткий хол с двумя дверями, только левая из которых имела блокирующее устройство и замок.

- Сам справишься? - спросил Рауль, и его мягкий голос прозвучал неожиданно сколото и очень сухо.

Катце просто кивнул.

- Ты единственный образец мебели, пусть и бывшей, кому я могу доверять в этом вопросе, - Рауль удивительно ласково улыбнулся и, передав ему кодовые ключи, сам прошел к правой двери. Волной колыхнулись длинные волосы, причудливыми птицами взметнулись за ним шелковые рукава одежды.

Тем временем Катце одной рукой открыл дверь, а другой подтолкнул Энифа внутрь.

Бывший пет тихонько ойкнул от боли в слишком крепко сжатом предплечье, но тут же затих.

В помещении царил мягкий искусственный полумрак, и у Энифа сразу же мурашки побежали по коже. Тот час же, будто подтверждая его опасения, откуда-то из темноты звякнула цепь, и он невольно подался к Катце, опасливо прячась за высоким редом.

Катце только коротко хмыкнул, но и это тоже подействовало. Во всяком случае, он тут же уловил еще один звук - на самом деле, первый, поприветствовавший его в этой страшной комнате - уже знакомый стук клавиатуры.

Как ни странно, этого оказалось достаточно, чтобы Эниф немного успокоился и даже смог осмотреться.

Помещение, куда Катце привел его, было круглым по форме и достаточно просторным, что, впрочем, скрадывалось высоченным потолком, неизбежно создающим ощущение узости пространства. Все стены - из затемненных зеркал. И в отличие от обычных комнат для воспитания, там имелась кое-какая обстановка.

У дальней стены, напротив них с Катце, был оборудован целый рабочий уголок и мягко мерцал компьютер, у которого, спиной к ним, сидел какой-то почти невидимый в темноте человек. У правой стены стояло драпированное охровым шелком, низкое широкое ложе, и на нем, забившись в самый дальний угол, сидел прикованный за шею пет. Из-под вьющейся темной челки за вошедшими внимательно следили испуганно-потерянные глаза… разного цвета.

Дорогая, наверное, игрушка.

Цепь от его ошейника ленивой змеей сползала с кровати и стелилась по полу к массивному кольцу посередине комнаты. К нему же были прикреплены еще несколько таких же длинных цепей. Одна из них уходила в самую темноту, к левой стене, и, как всегда любопытный, Эниф невольно проследил за ней... чтобы, затравленно пискнув, снова схорониться за Катце.

Там, в темноте, между кожаным диваном и таким же кожаным креслом, прямо на полу сидел... монгрел! Он не смотрел на вошедших, но от мрачной подавленности всей его позы, от исходящего с той стороны ощущения тоски и утраты Энифу сделалось жутко.

У монгрела были длинные орехового цвета волосы и фиалковые глаза. Запястье правой руки крепко облегал широкий наручник. Левой руки у монгрела не было.

Эниф что-то жалко и бессмысленно пискнул, но Катце не удосужился реагировать и просто подвел его к кольцу в полу.

- Полюби меня, - услышал он сбивающийся молящий шепот. - Пожалуйста. Ты ведь будешь меня любить?

По кровати к ним на четвереньках полз тот самый хорошенький пет. Он жалобно-просяще смотрел на них своими золотым и сиреневым глазами и тянул бледные тонкие руки.

"Секс-долл", - понял Эниф. Прицепленная к ошейнику пета за ним тащилась и звенела его цепь.

И неожиданно Энифу сделалось до дурноты жутко от этого места. Мурашки волной побежали по спине, а в горле комом поднялся ужас.

А в следующее мгновение он увидел, как ред склоняется и подбирает последнюю свободную цепь, и снова запаниковал. Запаниковал так, что не мог даже пошевелиться. Он не хотел так! Он не хотел здесь! Он...

Он так и стоял покорный и послушный, позволяя закрепить замок на своем кожаном поясе.

"Это лучше, чем помойка, - тупо повторял он самому себе, переводя взгляд с монгрела на секс-долл и обратно. - Это - сумасшедший дом, но все что угодно лучше, чем подыхать экс-петом в Цересе".

Эниф заметил, что у него дрожат руки, и отчаянно сжал их в кулаки.

- Здравствуй, Эниф.

Звук нового голоса заставил его буквально подпрыгнуть на месте.

Стук клавиатуры прекратился, и, повернувшись к ним в своем вращающемся кресле, им приветливо улыбался последний обитатель загадочной комнаты.

- Даррел... - потрясенно и затравленно пробормотал Эниф, бессмысленно глядя на тянущуюся от ноги мебели точно такую же цепь.

- Добро пожаловать в наш музей, - со своей обычной ласково-угрожающей обходительностью приветствовал их Даррел.

* * *

Горчащий мед

Если посмотреть отвлеченным взглядом, убранство зазеркальной залы будет наводить на мысли о маньяке.

Да, наверно, таким я и становлюсь. Тебя уже нет, но ты не оставляешь, не отпускаешь меня…

Узкая ладонь, не касаясь, скользит вдоль безголовых манекенов, горделиво облаченных в твои одежды. Все стены, кроме зеркальной, густо завешены фотографиями и портретами, вся немногочисленная мебель привезена из твоих покоев.

Опускаюсь в твое кресло. Не знаю, любил ли ты сидеть в нем, никогда не придавал значения таким мелочам, пока ты был жив… Не знаю, любил ли ты в нем Рики…

Время сглаживает углы воспоминаний, и теперь уже почти не больно думать об этом, вспоминать, представлять вас вместе.

Как ни обидно, но в моих воспоминаниях этот монгрел постепенно становится частью тебя, позволяя вам быть вместе хотя бы в смерти.

Любовь обходится дорого? Не так ли, Ясон?

И бьет не только по самим любовникам, но и по окружающим.

Их я тоже коллекционирую.

Мои рыбки в аквариуме, мушки в смоле, люди, покалеченные твоей любовью, Ясон.

Гай, Даррел, Килли…

Катце закрепляет цепь на поясе Энифа. Эта цепь – последняя из тех, на которых ты держал Рики. Эниф – последняя деталь в коллекции.

Не спорю, можно было бы, конечно, доставить сюда еще и троих оставшихся “Бизонов”, но, в конце концов, это же не музей памяти Рики…

Гай, Даррел, Килли… Эниф и Катце. И я сам, прилипший к обратной стороне зеркала.

Я не могу их видеть и не могу не смотреть, в качестве компромиссного варианта прячась за волнами волос. Да, жалок, как никогда. Да, знаю об этом.

Мне никогда не стать таким, как ты, Ясон. Я не хочу даже пытаться…

Ты мог бы сказать, что я никогда не страдал тщеславием. Да, улыбнуться своей тонкой, чуть надменной улыбкой, с легким осуждением выдыхая: “Рауль…”

Стыдно признать, но я испытал такое облегчение, когда узнал, что не попал в списки кандидатов на твою должность. Правда.

По-прежнему, возглавляю лабораторию нейрогенетики, по-прежнему, редко появляюсь в свете. По-прежнему, регулярно посещаю Юпитер. Теперь она проводит со мной чуть ли не в половину больше времени, чем раньше: и ей нужны утешение и поддержка.

Мне тоже.

Я…

Мне нужен твой Катце.

Мне… необходимо поговорить с ним.

Знаешь, Ясон, он ведь тоже не так легко перенес твою смерть. Как он ни пытался это скрыть, боль просачивалась в его взгляде, в его жестах. Будто вместе с щекой, ты когда-то рассек и панцирь на его душе. Ты умел наносить такие раны, Ясон, которые будут тяжело и долго заживать. Или не заживут вообще никогда.

Я питаюсь его болью. Стал почти наркоманом этих эмоций. Мне надо знать, что я страдаю так не один.

Поэтому я хочу видеть Катце сейчас. Немедленно.

Юпитер, как глупо пялиться на него, прильнув к стеклу, будто желая передать ему мои мысли. Конечно, Катце не может ничего знать. Стоит рядом с Даррелом, закуривает, маленький огонек бросает длинные острые блики на его рыжие волосы, наполняет глаза хищной звериной желтизной.

Твои лица смотрят на меня со всех сторон, будто ожидая, что я сделаю.

Ясон, мне так… плохо без тебя.

Ясон.

Чертов Катце! О чем можно трепаться столько времени, когда он мне срочно нужен?

Глава 2

Холеные бледные руки, неподвижно лежащие на клавиатуре, казались сделанными из фарфора, игрушечными, неживыми. Трудно было поверить, что это его собственные руки.

- Здравствуй, Катце, рад тебя видеть, - вежливо поздоровался Даррел, не поднимая глаз.

Впрочем, и бокового зрения хватало, чтобы точно определить, как Катце прислонился к стене справа от него, извлек откуда-то пачку сигарет.

- Будешь?

- Ты же знаешь, я не курю... Впрочем, спасибо за предложение.

Коротко щелкнула зажигалка, Катце с чувством глубоко затянулся.

- Что ж, по меньшей мере, ты умудрился не перенять у меня хотя бы одну вредную привычку.

Даррел чуть пожал плечам и кивнул на мерцающий экран.

- Ограниченны ресурсы. Еле тянет машина. И доступа к сети нет. Не компьютер, а диапроектор какой-то.

Катце хмыкнул.

- Рауль старается не повторять ошибок Ясона... Ни в чем.

- Он сходит с ума, Катце, - не шепотом, но очень-очень тихо произнес Даррел. - И эта, с позволения сказать, кунсткамера - лучшее тому доказательство.

- Он хочет сохранить память о Ясоне, - также чуть слышно ответил Катце и после минутного молчания добавил. - И его падении.

Даррел вскинулся, впился в Катце ясным и цепким взглядом.

- Рауль-сама приходит сюда три-четыре, как минимум два раза в день. Я мебель, я достаточно был мебелью, чтобы научиться чувствовать присутствие Блонди, даже через это нелепое стекло. Стоит. Смотрит... и тоскует, как... я не знаю... как брошенная собака.

Янтарные глаза быстро стрельнули в сторону зеркала, но Катце не сделал и попытки остановить Даррела.

- Посмотри на нас. Между мной и остальными нет ничего общего. Еще меньше общего между монгрелом и экс-петом. Мы, как камушки, попавшиеся в колее исторического события. И вообще, я не понимаю, почему ты не оказался среди нас? - страсть в голосе Даррела разом стихла. Он понурился, опустил лицо на кулаки, упирающихся в столешницу рук. - Мне кажется, если бы он мог, он затащил бы сюда Юпитер и сам заперся с нами в этом гробу. Посмертное жертвоприношение Ясону-сама.

- Даррел, - очень мягко позвал Катце.

- Не надо, а? - уткнувшись лбом в кулаки и отчаянно жмурясь, ответил тот.

Они помолчали, потом Катце осторожно поддал носком ботинка тяжелую цепь, которой Даррел, как и остальные, был прикован к кольцу.

- Не можешь смириться?

Не поднимая лица, Даррел чуть поморщился.

- Я очень уважал Ясона-сама. И всегда был предан. Даже то, что я пытался помочь Рики бежать, не имело целью навредить ни одному из них. И ты знаешь, как мне лестно быть живым доказательством памяти о Ясоне-сама, но... - Даррел поднял лицо, блеснул серыми грустными глазами. - Меня даже не спросили.

Катце молчал. Молчал довольно долго, так что почти что выкурил свою сигарету, так, будто не чувствовал требовательного алчущего взгляда у себя на лице. Потом окинул взглядом всю комнату: снова забившегося в угол Килли, все еще растерянного стоящего посреди помещения Энифа, равнодушного ко всему Гая за креслом - и, наконец, прямо посмотрел в глаза Даррела.

- Все могло быть намного хуже, пойми это, Даррел. И успокойся.

- Ты так равнодушен, - более молодая мебель отвел взгляд, мимо Катце на свое бледное отражение в дальнем зеркале. - И так чертовски хорош. Никогда не теряешь самообладания, да?

Катце вздохнул.

- Возможно, в этом мой промах.

- Я не понимаю, - искренне признал Даррел. Катце всегда казался таким... безупречным что-ли? Тем, кто никогда не совершает ошибок.

- Понимаешь, - неожиданно ласково улыбнулся Катце. - Знаешь, что у меня есть самое дорогое?

Даррел прямо посмотрел в лицо реда, на половину завешенное скрывающей рубец длинной челкой, в его желтые ясные глаза. В грустные желтые глаза... и на различимый у подбородка краешек щрама...

- Знаю, - тихо-тихо ответил Даррел, - но... Катце, у меня нет даже этого.

- Даррел, - просто ответил Катце и мягко положил руку ему на плечо.

Они помолчали, каждый погруженный в свои мысли. Затем оба одновременно насторожились.

- Пора, - сказал Катце.

- Да, он уходит, - согласился Даррел. Не вставая, протянул Катце руку: - Ты еще заглянешь?

- Обязательно, - пообещал Катце, коротко сжимая прохладные пальцы. - Как только будет возможность.

- Спасибо, - Даррел снова опустил взгляд на клавиатуру, отказываясь смотреть, как Катце отстраняется от стены, бросает на пол и давит подошвой догоревший до самого фильтра окурок. Уверенные шаги гулко прозвучали в затихшей комнате.

- Устраивайся, Эниф, не стой, как пень, - безразлично бросил рыжий экс-пету и уже у самой двери снова подал голос: - А тебе, Даррел, надо хоть иногда подниматься и ходить. У тебя так атрофируются ноги.

И с этими словами в качестве прощания, открылась и хлопнула стальная дверь.

У Даррела коротко дернулся мускул на щеке. Сам он не знал внутреннего кода. Никто из пленников этой комнаты его не знал.

Впрочем, хватит уже себя жалеть.

Даррел развернулся на кресле и внимательно оглядел новоприбывшего экс-пета. Не поднимая глаз, тот мялся с ноги на ногу посредине комнаты, обросшие прямые волосы падали со лба, пряча глаза.

- Эниф, подойди сюда.

Ясный взгляд затравленного, напуганного зверька.

- О, Юпитер, ну не такой же я изверг. Ничего я тебе не сделаю. Не бойся.

Эниф осторожно подобрал цепь и нерешительно направился в его сторону, позволяя Даррелу критическим взглядом оценить его семенящую походку. Этого пета явно рвали. Причем не так давно, где-то с неделю назад. Поджить уже успело, но ходит боязливо. И слабый. По всей видимости, от недоедания. Сквозь открытый костюм пета так и выпирали обтянутые кожей острые выступы костей.

И лицо очень изменилось. Осунулось, и глаза чуть запали. А в них - такое тревожное виновато-недоверчивое выражение.

А еще подрос он заметно.

Этот Эниф был совсем не похож на того задиристого нахального юношу, которого Даррел видел в Апатии. Тот Эниф был строптив, но хорош. Этот - сломлен и покорен, но товарного вида уже не имел. Только в Цересе такое тело еще могло как-то пользоваться спросом.

Бывшая мебель удрученно покачал головой, и Эниф словно почувствовал его мысли: плечи поникли, взгляд в пол, руки виновато теребят звенья цепи.

Со вздохом Даррел поднялся и сам подошел к нему. Видно же, что костюм пета ему мал, а этот дурачок еще и затянул его по старой, привычной мерке.

- Ох, этот Катце. Никогда он не присмотрит за петами, как должно, - пробормотал он себе под нос, опускаясь перед Даррелом на колени, чтобы ослабить ремни и застежки у него на поясе и на бедрах. - Криворукий эксклюзив.

К его удивлению Эниф хихикнул, нервно, но все же весело.

- Ладно, Эниф, слушай, - Даррел поднялся, отряхнул колени. - Пищу мы получаем два раза в день из того люка в стене. - Он указал на неприметно углубление, левее компьютера. - Душевая кабинка и туалет за ширмой. Спальные места ограничены, так что либо будешь спать в кресле, либо делить постель с Килли. За дерзости, драки и прочие конфликты я лишаю еды, запомнил?

Эниф кивнул. Он так вытянулся, что его лицо теперь было почти вровень с лицом Даррела.

- Молодец. Иди - освойся.

Даррел мотнул головой в сторону ширмы.

Никакого ответа он в принципе не ожидал, поэтому тепло двух робких ладоней, вдруг мягко сжавших его руку, немного удивило его.

- Спасибо, Даррел, - благодарно прошептал Эниф, блеснул глазами и направился за ширму.

Мебель только дернул плечами, прогоняя подобравшуюся откуда-то сентиментальность, и, чтобы собраться, строго глянул на двух других своих "соседей по камере".

- Килли, перестань плакать. Гай, так и собираешься весь день пол вытирать? Сядь в кресло, - Даррел огляделся, ища кому бы еще дать ценные указания, но естественно более никого не обнаружив, сел сам и мрачно закончил: - Подумать только, какая карьера: командир уродов!

Впрочем, учитывая общество, это он, пожалуй, хватанул, потому что вышедший из-за ширмы Эниф побелел как полотно и виновато зажался, а Килли уже снова молча рыдал, крупно вздрагивая всем телом.

- Иди к черту, Даррел, - высказал единственную ценную мысль Гай. По-прежнему с пола.

- Хорошо-хорошо. У нас все хорошо, мы все ладим, - Даррел сделал успокаивающее движение обеими руками, а затем обессилено откинулся на спинку кресла.

- Ты первым здесь сломаешься, если не прекратишь психовать, мебель, - догнал его голос Гая.

- Спасибо за такую трогательную заботу, монгрел, - без всякого выражения ответил Даррел, потирая пальцами переносицу.

Тихие шаги, и рядом с ним на пол опустился Эниф, прижался к ноге.

- Ну что еще? Что такое? - непроизвольным движением ладонь сама потянулась к пету, погладила мягкие волосы. - Страшно тебе?

Мелкий кивок.

- Это ничего. Это пройдет, - пальцы все скользили и скользили по волосам. - Научиться жить здесь не так уж трудно. А для тебя это и вовсе золотой шанс. Так что будь хорошим мальчиком, и ничего с тобой не случится.

- А... - нерешительно начал Эниф, поднимая голову, и вместо продолжения бросил быстрый взгляд в сторону монгрела.

- Ты ему не нужен, не бойся. Ему никто здесь не нужен, - успокоил Энифа Даррел.

- Даррел, а почему... почему мы здесь? - снова прижимаясь к его коленям спросил бывший пет.

- А ты еще не понял? - Даррел грустно и ласково улыбнулся, погладил Энифа по подтянутой щеке. - Это музей памяти Ясона-сама. Мы его экспонаты.

- Значит, я здесь просто из-за той драки с Ри...

Даррел коротко ударил его по лицу, не больно, даже ладонь не обожгло, но Эниф, кажется, понял что-то и затих. Так и сидел, даже не пытаясь прижать ладонь к щеке и смотрел на мебель.

- Научись держать язык за зубами, Эниф, - Даррел чуть коснулся его лица так разительно мягко после оплеухи, - и у тебя в жизни будет намного меньше проблем.

Эниф закрыл глаза и всем телом подался навстречу его прикосновению, ласкаясь щекой о его ладонь, как истинный пет, которым он когда-то и был. Даррел расслабился. Что сказать, он немного скучал по нормальной жизни мебели. В отличие от того же Катце, у него почти не было свободного времени, но ему нравилась та работа, которую он выполнял. Ему нравилось руководить петами и заботиться о них. И к Рики он несмотря ни на что тогда привязался...

Эниф мурлыкнул и так естественно, так искренне положил руку Даррелу на колено.

Черт, тепло его руки провоцировало воспоминания... Всего лишь старая память тела, но Даррелу потребовалось некоторое усилие, чтобы заставить свой голос звучать строго:

- Эниф, не забывайся. Я - мебель, ты - пет. Я понимаю, что ты не знаешь других способов попросить о защите и выразить благодарность, но мне в равной мере, как не подходят твои способы, так и не нужны причины, чтобы заботится о пете.

Эниф поспешно убрал руку и отстранился, закусил губу, совершенно не замечая, что дает этим понять, как он обижен и уязвлен, и каким беспомощным и ненужным ощущает себя.

- Ну, перестань-перестань, - устало вздохнул Даррел. - Ты вроде не из тех, кто верит в сказки про нежные извращенные отношения между мебелью и маленькими беззащитными петиками, которых они оберегают от произвола петиков нехороших.

Эниф совсем поник, только что носом еще не хлюпал.

Ну, так дело точно не пойдет.

- Глупый. Не о том думаешь, - пришлось одернуть его, одновременно сурово и, как можно, мягче. - На самом деле, ты даже не представляешь, как ты здесь нужен.

- Кому я нужен? - критически хмыкнул Эниф, но серые глаза его все же заблестели чуть ярче, будто подогретые невольной надеждой.

- Килли, - твердо сказал Даррел. - И мне. Даже Гаю, немножечко, но нужен будешь... чуть-чуть попозже. Но больше всех, Килли. - Как Даррел уважал себя за умение говорить уверенно и однозначно. С петами это всегда срабатывало. Эниф уже слушал, развесив ушки. - Ты же знаешь, что помимо полного подавления личности, секс-долл программируются таким образом, что секс необходим им, как воздух.

Эниф закивал с видом большого знатока подготовки секс-долл. Даррел заставил себя подавить улыбку: секс-долл изготовлялись преимущественно на экспорт, богатым заказчикам с других планет. В среде петов их практически не было.

- Так вот, предыдущий хозяин был с Килли несколько... ммм... неаккуратен. Теперь наш товарищ жутко боится секса, хотя, в соответствии со своей программой, жить без него не может, - Даррел подумал, что на самом деле немного сочувствует юному монгрелу, поплатившемуся таким страшным образом.

Когда Килли доставили в их общую камеру, он только весь трясся и жался по углам, начиная безвольно плакать каждый раз, когда мебель пытался осмотреть его. Впрочем, через некоторое время он уже с робкой безнадежностью ластился к Даррелу, а потом их компания пополнилась Гаем…

И первым же делом, тот попытался убить несчастного секс-долл.

Вот уж любопытно, видел ли Рауль-сама подвиг Даррела, бросившегося грудью защищать достояние музея? Впрочем, сцена борьбы доблестной мебели с одноруким, но одержимым яростью монгрелом была, вероятно, столь же комична, сколь и коротка.

Гай быстро понял, что от Килли и без него уже мало, что оставили, и вернулся к собственным горестям. Но малыша он своим порывом отпугнул раз и навсегда.

Килли дико боялся теперь любой грубости, начинал плакать, даже когда Даррел с Гаем от нечего делать переругивались в пол голоса. И ворочался по ночам, не в силах уснуть, мучимый искусственно развитыми потребностями своего тела.

Впрочем, всего этого он Энифу рассказывать, конечно же, не собирался.

- Ты единственный из нас, кто может действительно ему помочь, понимаешь? - просто спросил Даррел.

Бывший пет промолчал и только кивнул, затем обернулся, явно присматриваясь к Килли. Значительная часть напряжения уже исчезла из его движений, уступая место более приятной глазу мебели изысканной плавности.

- Ты сможешь. Ведь ты, как никто, понимаешь его чувства. И еще, - Даррел дождался, пока Эниф обернется к нему, и добавил доверительным шепотом: - когда ты коснулся меня, это было действительно приятно.

И произошло то, чего он никак не ожидал – Эниф смутился.

- Спасибо.

Глаза у бывшего пета мерцали, благодарно и чуть-чуть грустно. Как будто бы он мог жалеть, что мебель – это мебель, а петы – это петы.

- Ну, все, хватит этих нежностей, - разрушил симфонию момента Даррел. – Давай, иди к Килли. Приласкай его…

Побуждающий жест кистями обеих рук будто разбудил Энифа, и он, покорно подобрав цепь, направился в сторону кровати… по дороге, мимолетно, но несуетно прихорашиваясь в зеркале.

Даррел развернулся в кресле и прикосновением руки оживил компьютер. Монитор мигнул, неохотно оживая, и высветил длинную колонку формул, над которыми мебель работал до появления их нового соседа. Впрочем, теперь весь этот многочасовой труд разом показался ему марней, бессмысленным желанием убить время.

Все настроение трахаться с тупой машиной сразу пропало, и Даррел с раздражением отключил компьютер.

За спиной приглушенно прозвучал голос Энифа, потом – очень тихий, очень неуверенный ответ Килли.

Даррел твердо решил, что прислушиваться он не будет. Впрочем, на деле это оказалось неожиданно трудно.

“Что за ерунда”, - раздраженно подумал мебель и, решительно поднявшись, направился к креслам и дивану. Вид на широкую постель и двоих сидящих на ней петиков оттуда был просто великолепный. Даррел устроился по удобней, потом свесил руку и постучал по внешней деревянной боковине подлокотника.

- Гай, поднимайся и сядь по-человечески. Когда еще будет случай почувствовать себя Блонди.

Сбоку раздалось невнятное, мрачное бурчание, но через пару минут вслед за ним появилась темноволосая голова и, гремя цепью, Гай плюхнулся в соседнее кресло. Как и обычно, он пребывал в угрюмо-задумчивом настроении, но та беспросветная атмосфера безысходности, что окружала его в первые дни, похоже стала понемногу рассеиваться.

“Надо будет как-нибудь мягко порекомендовать ему, что пора бы уже помыться”, - задумчиво глядя на свалявшиеся темные волосы, подумал Даррел и снова перевел взгляд на ложе, на двух бледных петиков на отливающих бронзой простынях.

С точки зрения эстетики, это стоило бы назвать “этюдом в охровой гамме”.

Эниф, следует отдать ему должное, как истинный пет, зрителей абсолютно игнорировал. Он что-то нашептывал крепко обхватившему собственные коленки Килли, ласково гладил его по плечу и по руке, губами касался его волос. От его прикосновений юноша то зажимался еще больше, то сам начинал тянуться к старшему пету. Его разные глаза поблескивали встревожено, но в то же время с такой жадной надеждой на ласку.

- Он ему не навредит, как ты считаешь? – спросил рядом Гай.

Повернувшись к монгрелу, Даррел едва сдержал усмешку.

- Забавно слышать такое от тебя. Ты же его убить собирался.

Удивительно яркие, как аметисты, глаза обожгли мебель, отбивая всякую охоту язвить.

- Нет, Эниф ему поможет, - вместо этого уверенно сказал Даррел и после минутного колебания тихо добавил. – Должен помочь во всяком случае…

Гай молчал, уперев локоть единственной руки в колено и положив подбородок на кулак.

- Гай, ты булочку с полдника доедать будешь? Или нет?

Короткая вспышка этих немыслимых глаз.

- А зачем тебе?

- Мне-то не надо, - Даррел почувствовал, что даже слегка оскорбился, - а вот Энифу сейчас любая еда впрок пойдет. Только посмотри на него: кожа да кости.

- Энифу, значит? – явно не рассчитывая на ответ, пробормотал Гай и снова повернулся лицом к кровати.

Даррел только плечами пожал и поспешил последовать его примеру.

А Эниф тем временем постепенно добивался успеха, Килли уже льнул на его прикосновения, похоже, больше доверяясь языку жестов, нежели словам незнакомого ему пета. Наконец, он протянул свои еще довольно маленькие ручки, как ребенок взял лицо Энифа в свои ладони и запрокинул голову, трогательно приоткрывая ротик. Старший пет ласково и осторожно поцеловал его, потом еще и еще, скользнул губами по щеке на шею Килли и вниз к плечу. Тот задрожал, запрокинулся в его объятии и тихонечко застонал. Аккомпанементом их действиям с почти па? ?адоксальной мелодичностью лязгали друг о друга цепи.

С шумным выдохом рядом отвернулся Гай, и, посмотрев на него Даррел, увидел, что глаза монгрела крепко закрыты, рука судорожно сжимает цепь. Щеки Гая медленно заливала краска, как от стыда, но на выразительном лице читалась искренняя неподдельная боль.

Тем временем события на постели развивались своим чередом. Эниф осторожно уложил Килли на спину и осыпал поцелуями его обнаженную грудь, одной рукой лаская бедро секс-долл.

- Пожалуйста, - неожиданно так слабо и одновременно очень отчетливо прозвучал голос Килли. – Пожалуйста, мне надо доставить тебе удовольствие. Я… я должен. Позволь мне.

Эниф приподнялся, внимательно глядя в открытое лицо Килли, потом чуть коснулся губами его лба и спросил:

- Ты точно этого хочешь? Я могу сам…

- Мне… нужно. Э… Эниф, понимаешь? - взмолился юноша, отчаянно цепляясь за плечи старшего пета.

Медленно качнулись обросшие волосы: Эниф кивнул.

- Только… только не сзади, ладно? – виновато попросил Килли и тут же спрятал лицо в ладонях. – Туда… очень больно.

- Я знаю, - ни к кому конкретно не обращаясь в пустоту сказал Эниф и, отпустив плечи Килли, лег рядом на спину. – Не волнуйся. Все будет хорошо.

Килли будто бы только и ждал этих слов, через мгновение он уже стоял на четвереньках над Энифом, ласкаясь упоенно и жадно, как оголодалый котенок, выпрашивающая молока у сердобольной старушки. Припав на локти, он терся лицом о шею Энифа, снова и снова всем телом подаваясь вперед, вьющиеся пряди подрагивали вокруг отчаянно сосредоточенного лица. Эниф чуть выгибался, запрокидывая голову, едва слышно шептал что-то, воодушевляя своего более юного партнера. Тот, кажется, осмелел и перемещался все ниже по торсу Энифа, уже целуя его ? ?лоский, слегка даже ввалившийся живот, судорожно тягая застежки на нехитрой одежде. Пет был не очень возбужден, скорее просто сомлел от ласк, но когда Килли трепетно взял губами его орган, довольно застонал и раскинулся на кровати с видом неподдельного удовольствия.

Килли, похоже, приходилось немного сложнее. По-прежнему оставаясь все в той же явно некомфортной для него позе на локтях и коленях, он поминутно напрягался всем телом, будто ожидая удара.

“Петики мои, петики, - с какой-то щемящей грустью подумал Даррел. – Как же плохо о вас заботились. Ничего, маленькие петики, теперь я возьму вас под свою ответственность и приведу в порядок”.

Он чуть улыбнулся своим мыслям, всем существом ощущая, что мысли эти правильные, а если уж Даррел считал что-то правильным, он никогда не отказывался от задуманного.

- Килли… Килли… - вторил его мыслям сбивающийся шепот Энифа. Очевидно малыш все же был неплохо обучен: пет уже часто и крупно вздрагивал, яростно впиваясь ногтями в простыню, чтобы не напугать собрата. – Да, Килли, еще, еще! Да…

Кожа Энифа блестела от пота, он жадно глотал ртом воздух, и было видно, как его худые бока и ноги яростно напрягаются, сдерживая непроизвольные порывы бедер.

Впрочем, приученный к наслаждению, как к норме, но порядком отвыкший от него в Цересе долго продержаться он не смог. Еще пара мгновений – и Эниф кончил, кусая собственные пальцы, чтобы не закричать.

Довольный собой Килли самозабвенно вылизывал ему пах.

- Этот Эниф… почему он здесь? – спросил рядом Гай и сам же предположил: – Кто-то из бывших петов Ясона?

- Не совсем. Он принадлежал другому Блонди, по имени Кайл, - дипломатично ответил Даррел, но унять любопытство монгрела так просто не удалось:

- А с нами он что делает? Мы вроде все здесь … по одной причине. А этот?

Пришлось отвечать быстро, не давая цепкому мозгу Гая возможности самому разрешить этот вопрос.

- Когда Рики был петом, они с Энифом… ммм… плохо уживались. Вплоть до драки. Вышло так, что Рики разбил Энифу лицо, а когда тот пожаловался на него своему хозяину… В общем благодаря всей этой ситуации, наш Эниф оказался выброшен на улицу раньше, чем можно было бы ожидать, учитывая его экстерьер, - Даррел внутренне поздравил себя с триумфом политкорректности. Ему совершенно не светило провоцировать новые разборки наподобие тех, что Гай пытался устроить Килли. С подчеркнуто безразличным видом, Даррел вернулся к прерванному разг! овором занятию – разглядыванию петов. – Еще одна жертва в нашей веселой истории.

- Да уж, - хмуро подтвердил Гай и приумолк.

На постели Килли осторожно терся своими бедрами о ногу Энифа, умоляюще заглядывая в лицо безвольно растекшегося под ним старшего пета.

Наконец немножко отошедший после оргазма Эниф осторожно привлек Килли к себе, уложил его на бок, спиной к зрителям, и стал бережно и сонно ласкать, помогая юноше кончить. Было не столько видно, сколько слышно, как они сладостно целуются. Потом Килли жалко и сдавленно, со слезой в голосе, застонал.

- Надо уходить отсюда, - внезапно очень тихо сказал Гай. – Надо уходить отсюда, или мы все сойдем здесь с ума.

Даррел его проигнорировал. Признать честно, было что-то такое, сродни ностальгии в наблюдении за совокуплениями петов.

- Даррел, ты меня слушаешь?

Стараясь вложить во взгляд максимум возможного недовольства, мебель повернулся к монгрелу.

- Да, Гай, что тебе угодно?

Ясные, как чистые аметисты, глаза сияли на него невыраженной, несказанной болью.

- Даррел, ну ты же умный мужик, придумай, как нам отсюда сбежать. Даже не так, ты мне хотя бы намекни. Я сам все сделаю, если что – вина на мне будет.

Таким Даррел его еще не видел, Гай почти умолял.

Годы неожиданно придавили мебель пыльным мешком, как будто каждый прицепил к себе еще по парочке, а то и вовсе по нулю. Он вдруг почувствовал себя старым, таким старым…

- Я не могу…

- Но, Даррел.

- Я не могу, Гай, - в голосе и взгляде вся твердость, на какую он только был способен.

Очевидно, этого оказалось достаточно, однорукий монгрел отпрянул, как обоженный.

- Но ты же здесь такой же пленник, как и все мы.

- Да, - согласился Даррел, - но ведь могло быть и хуже. По меньшей мере, пока под моей ответственностью находишься ты и эти два петика, я могу чувствовать себя нужным.

- Ты дерьмо, Даррел, - без ненависти, с какой-то усталой обреченностью в голосе ответил Гай.

Мебель только пожал плечами.

“Нет, я командир уродов”, - мысленно возразил он.

На мятом шелке кровати сонный Эниф ласково поглаживал прижимающегося к нему Килли. Позвякивали цепи.

В полутьме наверху шуршали пропеллеры вентиляционной системы.

* * *

Хорошо. Уютно. Тепло.

Ты такой добрый, худой человек Э… Эниф. Извини, мне трудно запомнить имя, а ты не хочешь, чтобы я называл тебя хозяин.

Ты и правда не похож на хозяина. На тебе такая же цепь, как и на мне.

А еще ты красивый. Не смотри так грустно. Мне больно от твоего взгляда. Я ведь хорошо любил тебя, Э… Э…

Ты не сердишься? Можно я буду тереться о тебя лицом?

Да, я Килли. Что мне сделать для тебя?

С тобой тепло. Хочется прижиматься ближе.

Я так счастлив, что ты теперь со мной! Я буду все-все для тебя делать. Обещаю. Все, что ты захочешь. Ты ведь не заставишь меня делать бóльные вещи? Но даже, если заставишь… Только не отталкивай меня. Мне так нужно к кому-нибудь прижиматься.

Злой однорукий человек говорит, я был другим. Я был гордым.

Я слишком боюсь гнева в его глазах, чтобы спорить, но его слова ничего для меня не значат. Его слова – пустой звук.

Я ничего не помню.

Но ведь это не важно? Для тебя это не важно?

Эниф… У тебя такие мягкие волосы.

С тобой так хорошо и тепло.

Можно я посплю, обнимая твою руку? Можно?

Глава 3

За огромными окнами небоскреба медлительно шел снег. Белые пушинки кружились под неслышную музыку, будто желая убедить, что снаружи этих шикарных апартаментов может быть лучше, чем внутри.

Впрочем, Катце соглашаться с ними особо не спешил.

Освещение в покоях Рауля, как и положено в столь поздний час, было приглушено: мерцали только подсветки у двух меланхоличных пустынных пейзажей, да бежали пузырьки в симметрично охраняющих огромное окно высоких аквариумах.

Все остальное: уютные большие диваны, кресла, столик из резного дерева, сложная икебана под старинным трюмо – тонули в густых, чуть синеватых тенях.

Катце тоже с удовольствием тонул в них.

Взять в плен самого Рауля тени пока что не решались, голодными шакалами следуя за каждым его шагом.

- Я хотел показать тебе еще одну вещь, которую я нашел для музея.

С недавних пор (не трудно провести параллель с известным событием) Рауль как-то тихо отказался от прежних, раздражающе-ярких цветов в одежде. Носил траур.

Непроизвольно Катце отметил, что более выдержанный, более строгий стиль его даже несколько украшает. Позволяет казаться моложе и возвышеннее.

- Это раритетное фото из архива. Как тебе?

Рауль протягивал ему запечатанную в жесткий прозрачный пластик фотокарточку: двое серьезных маленьких Блонди перед распределением. Очевидно людей на фотографии изначально было намного больше, и ножницам пришлось изрядно постараться, чтобы остались только эти двое.

Ясон – сияющ и уверен в себе. Рауль выглядит слегка растерянным, похоже, боится.

Дети. Серьезные целеустремленные дети. Катце не довелось знать их такими… В то время он, наверно, еще учился попискивать первые слова.

И надо сказать, годы явно идут Блонди на пользу.

Во всяком случае, клиенты парка Мистраль вряд ли позарились бы на длинные невыразительные лица, тонкие губы, слишком крупные для подростков атлетические тела… Там пользуется спросом совсем другое. И это другое – отнюдь не интеллект.

Но говорить об этом Раулю Катце, конечно же, не будет.

- Ценная вещь, - просто заключил он, возвращая фото, и было как-то даже неловко заметить, что глаза Рауля озарились на мгновение искренней радостью.

В последнее время Рауль довольно часто вызывал его к себе для подобной ерунды. Причем, в срочном порядке.

Бывшая мебель не возражал. У него тоже не было больше никого, чтобы просто погрустить вместе.

- Я уже благодарил тебя за Энифа? – почувствовав паузу, забеспокоился Рауль.

- Конечно. Даже дважды. Хочешь поблагодарить еще раз? - Катце улыбнулся, чтобы разрядить обстановку. Вышло довольно криво.

Рауль сделал вид, что не заметил.

- Где ты его нашел?

- Заверю тебя, Рауль, ты не хочешь ничего знать об этом месте.

- В цересском борделе?

- Он для этого уже стар. Его выкинули и оттуда.

- Аааа, - понимающе протянул Рауль, с видом человека совершенно не разбирающегося в реальной жизни. - И все равно, ты же нашел его! – настойчиво, с какой-то упрямой гордостью повторил он.

Катце пожал плечами, чуть склонил голову, сам не замечая, что автоматически дает длинной челке спрятать шрам у себя на щеке. Хищный янтарный глаз блеснул сквозь рыжие пряди.

- Не преувеличивай моих заслуг. Я просто нанял “Элитных телохранителей”. Они таскали мне всех подходящих под описание экс-петов, пока не попался нужный.

- Вот, так я и знал, что ты потратился! – Рауль отчаянно всплеснул большими руками. – Я был уверен. Был уверен, что ты потратился. Я все тебе компенсирую. Сколько я должен?

Он стоял, возвышаясь над сидящим Катце во всю высоту своего роста, и отчаянно вежливая маска на его лице так и шла трещинами. Кто бы подумал, что этот едва удерживающийся на грани истерики человек – один из величайших Блонди Танагуры, некогда второе лицо после Ясона, начальник столь жуткой и абсолютной инстанции, как лаборатория нейрокоррекции.

И все же, в его присутствии не возникало ощущения того, что, задевая Рауля, в буквальном смысле рискуешь головой.

Удивительно, но сейчас он больше всего напоминал заботливую мамочку.

- Ничего ты мне не должен, - отмахнулся от него Катце. – Лучше расскажи, как тебе удалось заполучить Килли. Я сильно сомневался, что этот тип из Федерации так просто расстанется с подарком бывшего Главы Синдиката.

Черты Рауля разом потеплели даже от невысказанной похвалы.

- Я выкупил его у Натана Хезала, - легкомысленный жест рукой, чтобы показать, как это было просто. – На самом деле Хезал все равно собирался уезжать. Впрочем, я выкупил бы у него Килли в любом случае. Это же ценнейший экземпляр в коллекции. Ценнее его, наверно, только Гай.

- Рауль, - Катце ужасно не хотелось убивать этот загоревшийся огонек жизнелюбия и энтузиазма, но не спросить он не мог. Нахохлившись замерзшей птицей, он поймал себя на том, что неустанно трет ладонью костяшки другой руки: - Неужели тебе не хотелось… отомстить Гаю?

На самом деле он хотел спросить не только об этом. Но второго вопроса он так никогда и не задаст. Почему он сам, сыгравший не последнюю роль во всей этой истории с Ясоном и Рики, остался по эту сторону стен музея. Пусть Рауль и не возглавил Синдикат, но его власти Блонди вполне хватило бы, чтобы заполучить в свою коллекцию бывшую мебель. Даже если эта мебель правит на черном рынке…

- Месть для тех, кто не умеет себя контролировать, - без паузы, как заученную формулу, выдал Рауль. – Я… я не вижу смысла ему мстить. Он себя сам наказывает. Каждый прожитый день.

- Мудрость Блонди. С ней не поспоришь, - усмехнулся Катце.

- Просто я достаточно наблюдал за ними, - пожал плечами Рауль.

- Даррел мне говорил, что ты проводишь там много времени.

Рауль отрешенно смотрел на снег за окном.

- Сколько могу.

- Нельзя искусственно культивировать в себе боль, - как можно мягче произнес ред.

Рауль только тяжело вздохнул и совсем отошел к окну. Освещение аквариумов вытворяло забавные вещи с его волнистыми волосами, но он этого не замечал.

- Я не такой сильный, как ты, Катце.

Шепот, еле слышный шорох в огромной комнате.

Катце долго молчал, потом спросил:

- Нальешь мне вина?

Такая просьба от бывшей мебели к Блонди не укладывалась уже ни в какие рамки, но Рауль, похоже, этого не заметил. Молча прошел к бару, наполнил два бокала темным вином и подал один Катце. Как равному. Как если бы это был другой Блонди.

- За наш музей, - печально улыбнулся Рауль.

- Да, за музей памяти Ясона, - кивнул Катце.

Вино было сладким и терпким. Из редких привозных фруктов – гранатов. Довольно крепкое, на вкус Катце.

Пока он смаковал напиток, Рауль оставил свой бокал на газетном столике и вновь вернулся к окну.

- Снег, - задумчиво произнес он, обращаясь скорее к своему отражению в стекле, нежели к гостю.

Совершенное создание Юпитер, сейчас он не казался ни величественным, ни идеальным, а скорее походил на редкую птицу, каких порой привозили из других миров контрабандисты, болеющую после переезда, помятую и печальную, с потускневшим оперением.

- Хорошо, что пошел снег, - неожиданно треснувшим голосом произнес он.

Катце смотрел на поникшую спину Рауля и ему было почти физически больно.

- Мне тоже очень не хватает его, Рауль. Не только тебе, - совсем тихо произнес он.

- Снег… А почти весь вечер был дождь. Я так не люблю дождь, Катце, - Рауль подался вперед, прижался лицом к стеклу, всхлипнул: – Если бы ты знал, как я не люблю дождь…

- Не надо, Рауль, - встревоженный, Катце начал подниматься со своего места.

Но реакции Блонди всегда превосходили человеческие. Одно движение, сполох светлых кудрей – и Рауль навис над ним, упираясь обеими руками в подлокотники кресла. Бледно-бледно зеленые глаза почти угрожающе сияли отчаяньем и мольбой.

- Катце, зачем я все это делаю? Зачем? Этот музей. Эти люди. Я же понимаю, что мое увлечение коллекционированием осколков происшедшего – ненормально. Зачем тогда?

- Ради памяти, - не веря собственным словам твердо ответил Катце.

Взгляд Рауля помутился, он опустил глаза.

- Мне больно от этой памяти, - будто против воли, плаксиво признал он.

- А ты подумай о другом, - под нависшим над ним Раулем, Катце не осталось ничего другого кроме, как откинуться в кресле, отдаляясь настолько, насколько это было возможно. Было неловко и даже немного страшно, как будто безысходная печаль Блонди могла передаться ему через прикосновение, как какая-нибудь зараза. – Подумай о том, что твой музей принес добро, по меньшей мере, двоим людям. Ты видел сегодня Энифа. Ты его просто спас. Да и Килли вряд ли долго протянул бы у Хэзала.

К несчастью, его слова вызвали у Блонди реакцию абсолютно противоположную желаемой. Рауль взвился, как раненный зверь.

- Да плевать я хотел на Энифа и Килли. Мне все равно, понимаешь? Все равно, что бы с ними стало! Юпитер, да я бы сам… - Рауль в бешенстве смотрел на свои сжимающиеся руки. - Вот этими вот руками… их всех… если бы… если бы это только могло вернуть Ясона...

- И меня? – сам не зная почему тихо спросил Катце.

В одно мгновение на невыразительном лице Блонди промелькнула очень сложная и малопонятная гамма чувств. Руки его разжались.

- Как ты можешь? – опуская глаза, прошептал Рауль.

- Извини, - Катце сам потянулся к нему, утешающим жестом коснулся локтя. И Рауль весь разом размяк, с неизменной грацией Блонди плавно опустился на пол перед креслом, на колени. Уткнулся головой Катце в живот, лицом в его ноги.

Мебель молчал и лишь осторожно гладил безупречные светлые волосы.

Он знал, что так будет. Ждал этой минуты с самого начала их разговора.

- Ты останешься сегодня со мной? – не поднимая лица спросил Рауль.

- Если ты этого хочешь.

- Я хочу.

- Тогда я останусь.

- Катце, а ты… ты хочешь быть сегодня со мной? – и еле уловимая дрожь в широкой спине, в могучих развернутых плечах.

- Это доставило бы мне удовольствие, Рауль, - пальцы Катце тонули в мягком шелке желтоватых волос.

Он не лгал. Извращение или нет, но даже мебели бывает необходимо человеческое тепло. Даже Блонди…

Он не стал колебаться, когда Рауль попросил его об этом в первый раз (переступил через себя и попросил о такой вещи!), не колебался он и сейчас.

Они никуда не спешили, Катце по-прежнему сидел в кресле, стараясь расслабится и не закрываться от Блонди, Рауль терся лицом о его бедро. Возможно, он действительно сходил с ума, насколько легко ему удавалось забыть обо всем в простой радости физического контакта. Хотя, может быть, ему просто было больнее, чем Катце... Или же просто Катце лучше умел переносить боль...

Пузырьки в аквариумах бежали кверху, снег за окнами падал вниз.

Волосы Рауля были мягкими, как шерстка маленького котенка, а от рук и тела поднималось тепло.

Катце подумал, что ему, в сущности, хорошо.

А потом Рауль поднял голову, посмотрел ему в глаза – и вот они уже целовались, медленно, сдержано, мешая вкус вина на губах… просто чувствуя друг друга. Рауль снял перчатки и взял ладонями лицо Катце, так осторожно будто касался стеклянной куклы… или же электрического ската. Мебель улыбнулся, ему нравилась нежность Рауля. Хоть он и понимал, что Ясон бы таким не был…

Все также внимательно, будто бы готовясь в любой момент смириться с отказом, руки Рауля скользнули по его плечам, по бокам. Осторожно подняли свитер. В комнате было прохладно, но Катце не возражал, доверяя себя теплу Рауля, его ищущим губам, ласковым пальцам. Сам поднял руки, помогая Блонди стянуть вязанную ткань себе через голову, на мгновение почувствовав, как обнажается всей прелестью длинного шрама его лицо. Затем рыжие волосы послушно упали вдоль скул, привычно прикрывая его бесс? ?ыжую тайну.

Сидящий на полу Рауль долго смотрел на его лицо и торс, будто впервые в жизни видел подобное, а потом склонился, подметая длинными волосами пол, и стал снимать с Катце ботинки.

Ред смотрел на то, с какой тщательностью Великий Блонди исполняет работу мебели, его собственную бывшую работу. Он не понимал, зачем это надо Раулю, но щемящая грусть глубоко-глубоко внутри прощала и позволяла все.

Когда большие бледные руки (столь непривычно обнаженные без перчаток) легли ему на ремень брюк, Катце остановил их:

- Пойдем в спальню.

Рауль поднял бездонные, ищущие глаза к его лицу и кивнул.

Баюкающая мякоть кресла осталась позади. Катце поднялся на ноги, протянул руку Раулю, помогая подняться и ему. Ладонь Блонди, теплая и совершенно сухая, осталась в его руке.

Так, будто дети держа друг друга за руки, они прошли в соседнее помещение – непосредственно опочивальню Рауля. Там было почти совсем темно, синеватый ночной свет падал лишь из окна, заполняя голубоватые пятна на полу и на стенах призрачным танцем кружащихся снежинок.

Не раздумывая, Катце освободил руку и, уверенно двигаясь в полутьме, прошел к просторной, но довольно простой по дизайну кровати Блонди. Не оборачиваясь, не отрывая глаз от кобальтово-синих в ночном освещении покрывал, Катце сам расстегнул и снял брюки и белье, молчаливо ожидая, когда подойдет Рауль.

Он не хотел поворачиваться к нему лицом. В конце концов Юпитер не зря дала Блонди роскошное ночное видение.

Теплые руки сомкнулись у него на талии, нагая грудь прижалась к спине, и Катце понял, что Рауль успел начать разоблачаться вслед за ним. Сквозь облегающую ткань нательного сьюта чувствовал он и то, как сильно, как отчаянно Блонди нуждается в этой близости...

- Повернись, - дыхание Рауля было слишком частым, заставляло голос дрожать.

“Знаешь, Рауль, даже когда ты приказываешь, в твоем голосе звучит столько мольбы. Именно поэтому, ты никогда не сможешь сравняться с Ясоном... Именно поэтому тебе невозможно отказать…”

Плавно и неторопливо Катце развернулся в кольце рук Рауля, сразу без паузы, находя его губы, смакуя их, плавя влажное нежное тепло. Волосы Блонди щекотали ему лицо, дразнились у самых ноздрей, опасно провоцируя на чих, но Рауль уже осторожно исследовал ртом его виски, левое ухо, горло, плечо…

Они оба знали, как это будет...

Катце отступил, сел на кровать и раздвинул ноги.

Смешно, но ред ничего не мог поделать с собой. Он ненавидел этот момент.

Он давно привык к теперешнему состоянию своего тела. Уже плохо помнил, как это было… иначе. Привык к гладкости форм и пустоте брюк, и к тому, что справляя малую нужду, вынужден присаживаться, как девочка. Но привыкнуть к ощущению чужого взгляда - взгляда Блонди - на ущербности своего обнаженного тела он не мог. Даже несмотря на то, что кроме как с Раулем это случилось с ним всего один раз – на аукционе элитной мебели, где его купил Ясон.

Теперь все было совсем - совсем иначе, и совершенно другими глазами смотрел на него Рауль, но…

“Давай же”, - мысленно поторопил его Катце.

Будто почувствовав его неловкость, Блонди поспешно шагнул вперед, опустился на пол. Как слепой щенок, ткнулся влажными еще губами чуть выше бедра Катце, в непроходящем изумлении коснулся кончиком языка впадинки пупка.

Ресницы Рауля чуть щекотали ему низ живота, наполняя сердце невольной надеждой, что Рауль не будет смотреть.

А ласка, она, известно, и кошке приятна…

Катце расслабился, запрокинул голову, позволяя Блонди целовать аккуратные хирургические шрамы у себя паху, чуть вздрагивая каждый раз, когда оставшиеся под кожей нервные окончания посылали в мозг бывшей мебели смутные приятные ощущения. Уже который раз, и это по-прежнему было как сон, запредельное, порочное, стыдное извращение… но когда влажный язык касался оставшегося ему для уринации крохотного отверстия, Катце невольно прогибался от острого бесстыжего удовольствия.

“Рауль, ты делаешь из меня лесбиянку”, - не давая себя застонать, улыбался в потолок Катце.

И в какой-то момент все убыстряющихся ласк этого теплого рта, пальцев, осторожно касающихся его бедер, шелковых волос – стало слишком много.

Тяжко глотая ртом воздух, Катце откинулся назад, на локти, едва сдерживаясь от того, чтобы не сжать коленями голову Рауля.

- Все, все, хватит, Рауль, хватит, - оборвал уже почти мучительное наслаждение мебель, и тут же встретился взглядом с сияющими глазами поднявшего лицо Блонди.

И почему-то после недавних слез Рауля, было так приятно видеть его радость, что Катце почувствовал колоссальную волну заботы по отношению к этому сверхчеловеку. Тело само шевельнулось, подаваясь вперед, руки обвились вокруг шеи Блонди, губы нашли благодарно открытый рот…

Это было изумительно сладко. Всеобъемлюще. Довольная сытая усталость и тепло поцелуев. Но…

- Встань, - коротко приказал он Раулю, и, легко скользя под его едва касающимися боков Блонди ладонями, Рауль поднялся над ним в полный рост.

Катце облизнул губы. Он действительно хотел это сделать. Очень хотел. Его ладони опустились ниже, на бедра Рауля, заставляя того дрожать. За бытность мебелью ему не раз случалось раздевать Ясона (да, и у него было свое маленькое сугубо личное счастье!), так что со сьютами Блонди обращаться он умел.

Прохладная, будто резиновая ткань расступилась под осторожными прикосновениями его рук, оставляя Рауля совсем нагим, во всей прелести его возбужденного тела.

Почувствовав, что Катце его рассматривает, Рауль замешкался, покраснел, отвел глаза, как девица прячась за соскользнувшими на лицо волнами волос.

- Ты такой красивый, - совершенно искренне выдохнул Катце, сам понимая, какую банальную чушь несет в лицо Блонди. Сбрасывая сонливую негу, ред поднялся и обеими руками отвел в стороны медовую бурю волос. – Ты прекрасен, Рауль.

И снова эти глаза, радостные и мокрые одновременно.

- Катце, эти эмоции… Почему так хорошо? – тихо-тихо прошептал Блонди, и призраки снежинок плясали у него на ресницах.

Вместо ответа, ред только улыбнулся и опустился на пол, коленями в мягкий ворс ковра, лицом в золотые кудряшки, разом, без прелюдии, принимая Рауля в себя.

У него не было особого опыта в таких делах. Любой пет знал в тысячу раз больше о минете, чем он. Все, что мог сделать Катце, это просто доверится Раулю, который сам был не слишком-то опытен в подобных вещах, открыться ему и ласкать его. И Катце ласкал губами и всем ртом горячую напряженно-подрагивающую плоть, слушал, как тихо всхлипывает над ним Рауль, и был вполне доволен таким положением вещей.

Более того, он не был бы честен, если бы сказал, что ему это совсем не нравится.

Совсем не нравится обнимать напряженные дрожащие ноги Рауля, слышать его дыхание, ощущать его горьковато-сладкий запах, солоноватый вкус… ощущать его…

- Катце, Ка… це, - еле слышно простонал Рауль, обеими руками зарываясь в волосы на затылке Катце, прижимая его голову ближе, умоляя пустить глубже… глубже…

И от этой беспомощной страстности, Катце неожиданно ощутил за собой такую силу, что разжал свой судорожный захват на бедрах Рауля, и в тот момент, когда нетерпеливая жаркая плоть протолкнулась в его расслабленное горло, закрыл глаза и коснулся пальцами двух магических сфер между ног Рауля.

Все тело Блонди ответило разом. Он дернулся. Он вскрикнул. Катце показалось, он кончит прямо сейчас. Рауль еле сумел сдержаться, впиваясь в затылок Катце, будто в единственную опору.

Катце попробовал улыбнуться, насколько мог с занятым ртом и горлом.

Ему начинало не хватать воздуха, но ред не обращал на это внимания, слишком увлеченный слепым исследованием яичек Рауля. Он гладил их, массировал пальцами, взвешивал на ладони, чувствуя, как жарко они пульсируют в ответ.

Рауль беспомощно стонал над ним, подавляя конвульсивные движения своих бедер и окрыляя Катце удивительным ощущением вседозволенности. Не раздумывая больше, он крепко сомкнул губы и глотательные мышцы и резким движением взял Рауля сзади на два пальца.

Оргазм ударил их обоих: кричащего, дрожащего, изнемогающего Блонди и почти задыхающегося, конвульсивно-торжествующего Катце.

Ему не удалось все сглотнуть. Густой одуряюще-пряной спермы было слишком много, она шла обратным путем, обильно стекая по подбородку, часть попала не в то горло, совсем перекрывая Катце дыхательные пути, но руки Рауля судорожно прижимали его голову к своему паху, не давая Катце возможности отстранится и прокашляться. Анус Рауля крепко сжимался вокруг его пальцев.

На мгновение у Катце потемнело в глазах от нехватки кислорода и дикого яростного торжества, а когда отпустило, его уже обнимали большие нежные руки, спутанные пряди лезли в глаза и ноздри, липли к приоткрытым губам. Рауль уткнулся лицом ему в шею, жарко и часто дыша, с каждым вздохом прижимаясь к плененному в его объятии Катце чуть влажным торсом.

Тень довольной улыбки успела мелькнуть на губах реда, прежде чем он, наконец, закашлялся.

- О, Юпитер, Катце, - Рауль разом весь ожил, засуетился, кажется, сам не вполне понимая, что хочет сделать.

Не в силах пока говорить Катце остановил его жестом. Он делал это с Раулем уже дважды, но в первый раз взрослый девственный Блонди кончил от первых же прикосновений его рта, да и во второй, Катце как-то удачно удалось все сглотнуть.

Чувствуя неожиданно сильную волну тошноты, Катце вскочил на ноги и, зажимая рот ладонью, кинулся в ванную.

Он как раз обнимался с унитазом в тот момент, когда тихонько отворилась дверь и сзади прозвучали шаги Рауля.

- Катце…

Мебель устало поднял голову, тыльной стороной ладони утирая рот. Темно-рыжие пряди падали на глаза, перечеркивая нагую фигуру неуютно переминающегося с ноги на ногу Рауля.

- Катце, ты в порядке?

Он только кивнул.

- Катце, я не… С тобой ведь правда все хорошо? Ты знаешь, я не хотел… так…

Волосы Рауля взбудораженным облаком разметались по широким плечам, он стоял мокрый и нагой у самой двери, опустив глаза, и неловко тер пальцами одной руки пальцы другой. Одновременно такой прекрасный и нелепый в своей наготе.

Катце сам не заметил, что смеется, и в ответ на удивленный взгляд Блонди смог только выдохнуть:

- Видел бы ты себя сейчас, Рауль!

Бледные щеки немедленно зарделись румянцем.

- На себя посмотри.

Он представил, какое это должно быть зрелище, и засмеялся еще пуще прежнего, даже сам не заметив, когда Рауль перестал делать обиженное лицо и заулыбался в ответ.

Потом они оба лежали в ванной, в искрящейся мыльной пене, и таяли в тепле и комфорте.

“Послать что-ли Рауля за сигаретами?”, - подумал Катце, но оценив недовольное пошкрябывание в горле решил пока с этим повременить, не давая воображению дорисовать у него в голове картину Блонди, мгновенно вскочившего по первому его слову: влажные дорожки сбегающей воды на безупречном теле - по широкой безволосой груди с маленькими бледно-розовыми сосками, безупречно подтянутому животу, стройным ногам, потемневшему члену, уже поднявшемуся от теплой воды и сознания того, что Катце на него смотрит…

Мебель улыбнулся и повернулся к своему соседу по ванне, нежно перебирающего отяжелевшие, потемневшие от воды пряди Катце. Собственная грива Блонди была собрана мощным узлом над головой (по старой памяти Катце сам собрал ему волосы).

- Катце, - Рауль чуть нерешительно коснулся его подбородка, поворачивая мебель лицом к себе. В теплом освещении и зеленоватых тенях ванной комнаты его глаза казались совсем хризолитовыми, такими открытыми в своей виноватой заботливости. – Ты ведь уже не сердишься на меня, правда… за то что я сделал тебе больно?

Катце сонно улыбнулся, поднял из воды мыльную ладонь, погладил охотно льнущего Блонди по щеке:

- Все в порядке, Рауль, расслабься. Полагаю, я сам тебя несколько… - ладонь Катце снова исчезла под водой, скользнула между ног Рауля, пальцы безошибочно нашли, приласкали потянувшийся в ответ на его прикосновение орган, - раздразнил.

Выражение лица у Рауля сразу стало совершенно беспомощным и беззащитным, таким открытым для любой боли, какую ни захочет причинить ему мир.

- Катце…

- Тише, тише, Рауль. Ты же не против, что я тебя там трогаю?

Чуть влажные прядки, выпавшие из узла, отчаянно взметнулись вслед за отрицательным движением головы.

- Ммм… ты так охотно отвечаешь. Уже такой твердый, - Катце никогда не думал, что может вдруг почувствовать себя таким развратным. Ладонь скользила и скользила под водой по горячему стволу, не в силах остановится. Мебель подался вперед, придвинулся ближе к Блонди, между его ног, шире раздвигая Раулю колени, нашел второй рукой яички.

Блонди чуть слышно застонал, закусил губу, не отрывая взгляда от лица Катце.

- Тебе нравится… нравится это, Рауль. Я знаю, что нравится.

- Катце…

- Тише, не говори ничего.

Рауль покорно замолчал, полностью отдаваясь во власть своего любовника.

Невольно млея, весь охваченный сознанием своей власти, Катце запрокинул голову, прикрыл глаза, погружаясь в ощущения чужой плоти под своими руками.

Еще в далекой-далекой юности отказавшись от своей мужской сути, теперь он испытывал какой-то необъяснимый, почти мистический интерес к половым органам своего партнера. Каждая дрожь в теле Рауля, каждый судорожный выдох в ответ на сильные, настойчивые ласки его рук был для Катце, как откровение, как еще одна вуаль, сдернутая с тайны.

То есть, бесспорно, соглашаясь в свое время на операцию, Катце уже не был невинным мальчиком, но никогда раньше он еще не испытывал столь жгучего ненасытного любопытства к этой стороне человеческой анатомии.

Он ласкал Рауля так, будто через его судороги и хрипы, мог сам почувствовать это ощущение, и с каждым вздохом, с каждым стоном оно передавалось ему.

- Катце, пожалуйста… Катце, могу я…

И молящие светлые глаза…

Конечно, он знал, что Рауль попросит. Ждал этого с того, самого первого вечера, когда Блонди попросил его остаться. Тогда он был готов повернуться и уйти, но во взгляде Рауля было столько одиночества, холодной тоски и, черт побери, обиды на Ясона, что он не смог отказать этим глазам. Впрочем, с того самого первого раза и до сих пор Блонди вполне удовлетворялся простыми прикосновениями и оральным сексом, что Катце более чем устраивало. Он не хотел давать большего, но сейчас…

Мокрые плечи Рауля в блестящих капельках воды, золотистые спиральки прядок, выбившихся из узла, налипших на плечи, полуоткрытый рот, полуопущенные густые ресницы… Сильное тело, горящее под его руками…

- Да, Рауль, ты можешь.

Лицо Блонди как осветилось изнутри. Тот час же цепкие пальцы крепко сжали плечи Катце, и он ощутил, как, поднимаясь на ноги, Рауль поднимает и его. По колено в воде, влажные тела прижались друг к другу. Губы Блонди неожиданно безжалостные и жадные впились в его рот, раня, волнуя кровь, заставляя желать и жаждать еще больше.

Катце молча вырвался из рук Рауля, коротко усмехнулся и, не говоря ни слова, повернулся лицом к стене.

Ждать так, раздвинув ноги, уткнувшись лбом в предплечье левой руки, которой он опирался о стену, было невыразимо унизительно, почти как когда-то давно… но ощущение скользкого геля, капнувшего ему сзади на поясницу, сбегающего к расщелине между ягодицами, заставило Катце улыбнуться.

“Значит, ты к этому готовился, беленький поганец…”

И в то же время улыбка вышла невольно благодарной: в конце концов, Рауль мог взять его и так, без всякой подготовки, Катце бы ничего ему не сказал…

- Пожалуйста, Катце, - целуя ему плечо, выдохнул сзади Рауль, и, чувствуя его пальцы, Катце расслабился, позволяя одному из них скользнуть внутрь.

Он совсем уже забыл, как это бывает…

Впрочем, первый палец ощущался достаточно приятно. Рауль явно сдерживал себя, стараясь быть осторожным, боясь своего неумения, боясь снова сделать Катце больно.

Второй палец проскользнул вслед за первым. Первые несколько мгновений было некомфортно, но почти сразу же стало хорошо. Действительно хорошо, как он уже не думал, что ему может быть. Звеняще-сладко и томно…

Катце понял, что ласкается щекой о собственную руку, и сдержал себя.

- Добавь третий, - не оборачиваясь приказал он.

- Катце, ты… - и сомнение, почти страх в ставшем таким низким от желания голосе.

- Ты слышал, что я сказал, Рауль.

“Ты слишком большой, Рауль, слишком…”

Три пальца растянули его так, что слегка задрожали ноги, но он стерпел, не давая Раулю заметить, стараясь оставаться расслабленным…

- Катце, милый, - Рауль дышал часто, жарко, тревожа зубами его плечо.

- Да, давай уже…

- Так?

- Выше. Дави сильней.

- Оооо! О, Юпитер… Катце!

Катце не мог пока ответить, он зажимал зубами кожу у себя на руке, чтоб не издать не звука.

Ничего, все будет хорошо, надо только чуть-чуть потерпеть.

- Катце, милый…

И нежные руки, так крепко обхватившие его поперек груди, будто Рауль изо всех сил цеплялся за него, чтобы не упасть.

- Катце…

Теплая волна поднималась медленно, от того места где колени Блонди прижались к внутренней стороне его собственных коленей, выше, согревая путь для Рауля внутрь его тела, и еще выше - в грудь, сдавливая дыхание, в голову – волной, ударом.

С тихим хрипом Катце подался назад, помогая Раулю найти путь, затем темп, ритм…

- Небо, Катце…

Рауль дышал ему в шею, сзади в затылок, с тихим всхлипом на дне каждого выдоха, каждого движения внутрь. Его большие теплые руки слепо шарили по груди Катце, задевали соски, ласкали живот, ниже… Жаркое тело двигалось внутри, заполняло, вторгалось в него и в то же время… (Катце сам не заметил, как закусил губу) не причиняло боли, а будто гладило его изнутри.

Эта мысль невольно потрясла мебель. Черт побери, захотелось плакать, чего он не делал, наверно, лет с пяти. Захотелось таять в руках Рауля, в его сбивающемся задыхающемся дыхании в затылок, в звуке собственного имени так молитвенно звучащем с этих губ…

Слепые пальцы Рауля коснулись его паха, шрамов, той пустоты, где ничего не осталось – и Катце замер, чувствуя унизительный удар сухого оргазма.

Глупое тело решило за него, вместо него. Мускулы сокращались, как хотели, творя немыслимый нелепый танец, кричащий миру о радости и жизни.

И тепло хлынувшее ему внутрь было лучшей благодарностью за эти мгновения позора.

Хрипя и еле дыша, оба осели в ванную.

“А вот теперь в самый раз бы покурить”, - подумал Катце, лениво открывая объятия для ткнувшегося лицом ему в плечо Блонди.

Несколько минут оба молчали, купаясь во взаимноблагодарной чудесной тишине.

Вода вокруг них постепенно остывала, и Рауль поднял лицо и посмотрел ему в глаза, умоляющим, кричащим, страждущим взглядом:

- Катце, скажи, нам ведь не придется платить ту же цену, что и Ясону с Рики. У нас все будет иначе? Мы ведь не позволим этому сломать нас? Мы умные. Мы сильные. Мы сможем. Ведь, правда, Катце?

В тепле ванны переплелись пальцы рук.

- Правда, Катце?

На улице шел снег...

* * *

Я проснулся посреди ночи.

И в первое мгновение, когда мир еще мутный и не совсем понимаешь, спишь ты все еще или уже нет, я почувствовал, что захлебываюсь в тишине. Тишина давила меня.

Пара секунд паники, и постепенно, медленно начало отпускать.

Сверху шуршали вентиляторы. Если прислушаться, можно было разобрать, как сопят на пару Эниф и Килли. Где-то рядом почти не слышно колыхалось дыхание Даррела …

В последнее время я часто просыпаюсь среди ночи. Я вообще стал плохо спать.

Я ведь преступник. И не потому что монгрел и вор, а просто потому что убил своего друга. И бывшего партнера.

Со стороны это наверно выглядит смешно и банально. Мститель-рогоносец.

О том, как все это выглядит в моих глазах, я больше думать не хочу. Слишком больно.

Я думал, что было больно раньше. Я не представлял, что может быть настолько больней.

Если бы я знал, как все закончится, никогда не взялся бы за это дело. Если бы я знал, что Рики действительно… мог… черт побери, ЛЮБИТЬ этого Блонди!

Впрочем, когда я смотрю на свой опустевший рукав, я понимаю, что в конечном счете был всего лишь орудием судьбы. Если бы я не попытался избавить Рики от Ясона, тот другой Блонди, с волнистыми волосами, мог бы попытаться избавить Ясона от Рики… Или не выдержал бы кто-то еще. Возможно, даже сама Юпитер.

Могло быть еще хуже, Рики мог в конце концов надоесть Ясону, и тот выкинул бы его на улицу. Последний плевок в и без того поруганную гордость лидера “Бизонов”. Не знаю, смог бы Рики потом жить с этим…

И все же факт остается фактом.

Я их убийца.

Но я не сижу ни в тюрьме, ни на электрическом стуле.

Мне нашли наказание много оригинальней. Я экспонат музея памяти Ясона. Однорукое чудовище…

Убийца. Монстр.

Так вот монстр проснулось.

Проснулся и подумал о нем. Об этом пете.

Раньше я никогда и никого не брал силой.

Когда мы были партнерами с Рики, я так гордился, был так счастлив, просто быть рядом с ним, что меня устраивала любая роль. Когда он пропал… и после… меня просто не влекло ни к кому.

Да и сейчас, разве это влечение? Просто желание тела.

Так что теперь я еще и насильник.

Когда я подкрался к их кровати в полутьме нашей импровизированной ночи и зажал ему рот рукой, он только открыл глаза и глупо захлопал ресницами, совершенно не пытаясь даже попробовать остановить меня.

Пет.

Он лежал на спине, будто предлагая мне лечь сверху. Что я и сделал. Его тощие колени сами обвили мне бока, левая рука легла на предплечье моей руки, зажимающей ему рот, так что можно сказать, он прекрасно со мной сотрудничал в этом деле. Другой рукой он даже не шевельнул, видимо, боясь разбудить Килли, спящего здесь же, всем телом, намертво вцепившись Энифу в локоть.

Так что мы оба старательно делаем вид, что его нет рядом.

Где-то у меня за спиной, крепко, как покойничек, спит Даррел. Люди с чистой совестью вообще спят спокойно.

Правда, пет?

Я знаю, что делаю ему больно. Он чуть всхлипнул мне в ладонь, когда я взял его, и с тех пор его губы крупно дрожат, пальцы сжимаются на моем плече, а серые глаза все ищут что-то в глубине моих собственных уязвимо-беспомощным взглядом.

Я чувствую, как пахнет его кровь.

Но это не значит, что я собираюсь остановится. Я не могу и не хочу щадить его.

Никто теперь не имеет права ждать от меня жалости.

Ведь я искалечил и убил моего Рики.

Такой вот я жестокий.

А еще… я дико изголодался по этому. По теплу другого человека, лежащего подо мной, по ощущению и запаху кожи, по сладости живого чужого нутра, принимающего тебя, по близости, по ненасытности и яростному ослеплению этого чувства… этих коротких рывков, возводящих тебя к вершине.

С Рики я никогда особо не претендовал на ведущую роль, но сейчас… сейчас я пьянею от этого дикого азарта. Мои бедра движутся уже сами, звенья цепи со звоном бьются о пол, волосы сползли с плеча на грудь Энифа… его губы шевелятся, касаясь моей ладони, он отчаянно пытается глотнуть ртом воздух. Рыбка, рыбка моя. Беспомощная, выброшенная на сушу моя рыбка. Тонкое тело, как струна напрягается подо мной, и он возбуждается. Возбуждается, черт побери, хотя я ничего для этого не делаю.

Глупый дрессированный пет. Стонет в мою ладонь, тянется целовать пальцы. И глаза туманные от боли и от желания.

Это хорошо.

Я не знаю почему, но это хорошо.

Потому что теперь мне нравится смотреть ему в глаза. Нет, в них и раньше не было осуждения... Такой чистый, такой сияющий взгляд над моей сжимающей его лицо широкой ладонью.

Вверх, еще вверх. Так хорошо, Эниф. Грязный пет. Так дико, безумно хорошо!

Не знаю, в какой момент ты это почувствовал. Не знаю, как я заметил, что ты уже смотришь не на меня, а в сторону – на Килли.

Я повернулся – и он тоже смотрел на нас своими нелепыми несовпадающими по цвету глазами. А потом я поймал его напуганный взгляд, и в тот момент я, наверно, уже знал, что произойдет.

Он закричал.

Испуганно и страшно, как раненное животное.

И именно в это мгновение меня накрыл оргазм. Эниф кончил почти сразу же, следом за мной.

Остальное уже не имело большого значения.

Где-то там вскочил наш дорогой Даррел, вспыхнул, подчиняясь его воле верхний свет. Килли уже не в силах кричать все еще издавал какие-то странные звуки горлом. Чуть постанывал подо мной Эниф, на которого я навалился теперь всей массой. Мы дружно и не в такт пытались отдышаться.

- Гай, что это значит?

Тяжело поднять голову, тяжело подняться на одной руке. Волосы лезут в глаза, липнут на лоб.

- Юпитер-сама, да здесь кровь! Гай, баран безмозглый, слезай с него.

Взгляд разбуженной мебели полон возмущения и, надо отметить, искренней тревоги за нашего пета.

Неохотно начинаю шевелится, взгляд сам собой скользит по Килли. Эта тень человека сидит на корточках, весь зажатый, по-прежнему отчаянно крепко прижимая к себе руку Энифа. В разноцветных глазах вопреки последней практике не только страх, но и почти даже вызов. Тоже мне, защитничек.

- Ладно, Даррел, встаю-встаю, - мрачно пробормотал я и, на мгновение скользнув взглядом по Энифу, увидел свое отражение в этих серых глазах.

Эниф лежал на спине, мягкие волосы разметались по подушке вокруг его лица, и смотрел на меня с такой… надеждой, что ли? Да, с такой отчаянной надеждой на непонятное неизвестное мне чудо, что у меня невольно засосало под ложечкой. Все-таки я ведь его… Как-то неловко.

К тому же я больше не собираюсь творить никаких “чудес”. Хватит.

Ох уж мне эти петы.

Я отступил от кровати, пропуская Даррела к Энифу, звякнув цепью, поднял руку и посмотрел на свою ладонь, еще влажную от его невольных поцелуев.

Неужели и Рики… так…?

Наверно, я и правда чудовище, наверное, я снова не прав, но я просто не выдержал:

- Знаете что? – полные ярости глаза в остальном безвольного Килли, чертова заботливая спина Даррела и тонкая рука Энифа на покрывале просто спровоцировали меня. – Я все же вытащу вас отсюда. Так или иначе. Просто потому, что мы все - люди.

* * *

Где-то нестерпимо далеко в небесах умирали две луны.

Эпилог

(Спустя некоторое время…)

Машину они бросили в нижнем Мидасе.

Пять часов утра - лучшее время, чтобы поменять средство передвижения. Даже в Мидасе. И особенно в нижнем.

Гай поморщился. Не умело перебинтованная Энифом рука саднила как черт его знает что, но почесать ее было буквально нечем: зубами он не доставал.

- Куда теперь? – аккуратно заперев за собой дверь угнанной машины, спросил невозмутимый будто андроид Даррел.

- Вон ховеры, - Гай мотнул головой в сторону темнеющих в переулке силуэтов. Вспышки мигающей на стенах рекламы и далекие отсветы Эоса скользили по мерцающим металлом обтекаемым формам.

- Вау, - тихо выдохнул образовавшейся откуда-то из подмышки Килли.

Гай покосился на него, но ничего не сказал и направился к машинам.

- Даррел, приходилось водить такое?

- Я же из Цереса, Гай.

- О’K. Заводи тогда.

- Что бы вы без меня делали, - мрачно, но с некоторой долей самодовольства пробормотал Даррел, устраиваясь на корточках возле ближайшего байка.

- Придумали бы, - невозмутимо пожал плечами Гай, привычно замирая на выходе из переулка на шухере.

Килли и Эниф стояли между ним и мотоциклами и выглядели здесь и сейчас совершенно нелепо и не к месту. Ладно еще Килли каким-то невытравимым природным инстинктом догадался упрятать свою тщедушную тушку в жесткий темно-красный камзол, едва не волочившийся за ним по земле, а вот Эниф с его маленькими петовским мозгами не нашел себе ничего лучше каких-то нелепых тряпочек из тех, что Блонди обычно носят поверх своих сплошных сьютов.

Эниф почувствовал, что Гай смотрит на него, и как-то удивительно трогательно улыбнулся монгрелу. И Гай понял, что как идиот, улыбается ему в ответ, и ему вдруг отчаянно и дико захотелось курить.

В полутьме заворчал, оживая мерцающей приборной панелью ближний мотоцикл, и Гай, не медля прошел к машине. Даррел уже возился со вторым байком.

“Интересно, если Энифа посадить за руль, он справится?” – отрешенно подумал Гай, рассеянно поглаживая культю левой руки.

В хорошей форме он, пожалуй, смог бы вести одной правой, но какого-то черта андроиды умудрились подранить именно его.

Кое-кто, похоже, угадал его мысли.

- Гай, я могу попробовать сесть за руль, – нерешительно, но с неожиданной, полузабытой уже силой в голосе предложил сзади Килли. – Если ты позволишь…

- Хочешь сказать, ты помнишь как летать? – хмыкнул старший монгрел, глядя сверху вниз на кучерявую макушку.

В ответ коротко блеснул на него из-под челки левый, желтый глаз.

- Ты мне подскажешь.

Гай чуть нахмурился. Он не был так уверен, что доверял обрывочной памяти Килли. И не был уверен, что Килли вообще можно доверять.

Впрочем, Килли, похоже, и сам все понимал. Кудрявая голова понурилась, голос прозвучал уже еле слышно.

- Гай, ты же знаешь… знаешь, я…

- Знаю, - перебил его Гай. Он тоже совершал ошибки, и непоправимые ошибки. Он тоже до сих пор расплачивался за них.

А еще он помнил, каким был Килли до того, как Рики вернулся. Вернулся совсем другим. Помнил его смелость и дерзость, задорный дикий блеск в его глазах, который так напоминал ему иногда Рики.

Но это было давно.

Теперь Килли был предателем.

За что его заставили жестоко и страшно заплатить. Заставили те (язык не поворачивается сказать “люди”), которые не имели на это ни малейшего права.

Теперь Гай тоже был предателем. Он тоже платил свою цену. Хотя в его случае, по меньшей мере, все было справедливо…

Не оборачиваясь, однорукий монгрел решительно бросил через плечо:

- Даррел, я еду с Килли. Ты возьми Энифа.

И он коротко кивнул своему бывшему товарищу по банде, чтобы забирался на байк.

- Спасибо, - еле слышно прошептал Килли, но глаза его просияли так, что Гай понял: превращенный в секс-долл юный монгрел до конца не верил, что Гай разрешит ему “порулить”.

У второй машины тихонечко матерился Даррел, что-то у него там все никак не получалось.

Легкое прикосновение ладони, почти не ощутимое тепло сзади на плече отвлекли монгрела:

- Что, Эниф?

- Гай, - и смущенный румянец на бледности впалых щек. – Гай, я хотел тебе сказать, что я… я… Понимаешь, когда Катце привез меня в музей, и уже после, когда я перестал бояться и понял, что теперь у меня всегда будет, что поесть и крыша над головой, я просто не знал, кого благодарить за такое счастье. За избавление от улицы. Но потом ночью… ты пришел ко мне…

Гай поморщился. Было немножко даже стыдно вспоминать об этом, хотя они с Энифом уже не раз спали и после этого.

- Ты пришел и, понимаешь, Гай, сколько бы у меня ни было партнеров, за всю мою жизнь у меня никогда не было так… Так, чтобы мне смотрели в глаза, и я видел, что думают обо мне. Мне было больно с тобой, но ты… Гай, пожалуйста, пойми меня… Я просто вдруг почувствовал… Гай, ты сказал, что хочешь, чтоб мы ушли из музея, и я понял, что пойду с тобой. Как бы я ни боялся, возвращаться на улицу. Каким бы немыслимым счастьем для пета не было прожить до смерти накормленным и при доме... Гай, я не могу объяснить все это... Мне так трудно.

Гуляющий в переулке слабый сквозняк ворошил легкие тряпочки на пете, игрался с его обросшими, неопределенно русыми волосами.

У него не было совсем ничего общего с Рики. Возможно, это даже и к лучшему…

Эниф поднял лицо, освещенное внутренней борьбой и странной решимостью.

- Гай, мне кажется, я… я тебя…

Неожиданно ожил мотор у второй машины, и Энифа пришлось перебить:

- Пора.

Пет поднял опущенную до этого голову, заглянул в глаза Гаю и неожиданно подавшись вперед легонечко, совсем коротко коснулся губами его щеки.

Это было как шок.

Как удар в солнечное сплетение, когда ты думаешь, что уже победил, и вдруг начинаешь бессмысленно глотать воздух не в силах ничего сделать.

Потому что это не имело никакого отношения к сексу, это была просто нежность. Ни к чему не обязывающая благодарная маленькая нежность.

Гай никогда не думал, что от подобного глупого проявления симпатии ему может стать так хорошо.

И почему где-то глубок внутри вдруг полегчало, будто перестала болеть и ныть так и не затянувшаяся старая рана.

- Потом, - улыбнулся он удивленно трогающему кончиками пальцев собственные губы экс-пету.

Наверно, укололся щетиной. Побриться что-ли?

Впрочем, Эниф уже поспешил к Даррелу, послушно забравшись позади него на сиденье.

Гай занял свое место за Килли, обняв его раненой рукой за талию. Юный монгрел, на удивление, сидел на байке будто влитой. Мышечная память его, похоже, ничуть не страдала от нейрокоррекции.

Через минуту обе машины уже летели по ночной улице, направляясь прочь из Мидаса - в Церес. Неудержимо хихикал Килли, улыбался им с соседнего байка Эниф.

Воля. Гай запрокинул голову, отдаваясь во власть треплющего ему хвост ветра.

- И что теперь, Гай? – сквозь рев моторов услышал он голос Даррела.

Гай молча пожал плечами. Вопить на всю улицу о своих планах он не собирался.

- Может быть устроим бордель? – снова выкрикнул Даррел. – Я сяду на кассу. Ты будешь вышибалой. Килли станет работать. Эниф сначала ему поможет, а когда наберем еще мальчишек, переквалифицируется в инструкторы.

- Я… я не согласен, - возмутился Эниф.

- Он так шутит, Эни, не бойся, - ответил ему Килли, и, глянув на мебель, Гай подумал, что Килли, пожалуй прав.

- Дураки вы все, - коротко фыркнул он, удобнее перехватил единственной рукой тощее тельце Килли под жестким камзолом.

- Гай, ты теперь будешь спать с Энифом? – не оборачиваясь и достаточно тихо, чтобы не слышали пет и мебель, спросил Килли.

- Да, - решил Гай.

- Скажи, ты ведь, наверно, будешь очень зол, если кто-то еще станет с ним спать? – полуутвердительно продолжил свою мысль секс-долл.

- Ты к чему это? – Гаю вдруг остро захотелось взять Килли за подбородок, поднять ему лицо и прямо посмотреть в эти разноцветные глаза.

- Я хотел бы тоже спать с ним… с вами: с ним и с тобой, - хмуро сообщил Килли. – Мне… надо. – И отчаянно: - Ты же понимаешь?

Гай чуть отстранился, глядя в затылок Килли. С полминуты он раздумывал, что на это сказать. То есть оценивал, как он вообще к этому сам относится.

Потом горько выгнул уголок рта.

Эх, Рики-Рики, кто бы знал, что так выйдет…

Ему на мгновение представилось сцена: они втроем на одном ложе: с одной стороны Эниф, спящий, положив голову ему на грудь, с другой – Килли, играющийся волосами старшего пета. Он не знал, почему ему представилось именно это, а не секс, но выглядело оно как-то очень даже не плохо.

- Ладно, Килли, - фыркнул он в вольные кудряшки и улыбнулся: - но не думай, что это делает тебя моим партнером.

- Идет, - бесшабашно засмеялся в ответ Килли.

С соседнего байка им улыбался прильнувший к спине Даррела Энифа.

* * *

Еще несколько глубоких затяжек, и Катце заметил, что сбивает пепел себе в кофе.

Все еще не в силах перестать думать о звонке, Катце поднялся, нырнув головой в царящее в его комнате облако дыма, и направился в кухню.

Звонок в дверь застал его с чашкой кофе в руке и сигаретой в зубах. Катце поморщился, в раздражении плюнул сигарету в чашку и, оставив ее на полке, потянулся открывать дверь.

Там снаружи в замусоренном коридоре стоял Блонди.

- Катце, у меня проблема, - прямо с порога заявил Рауль, и густой сигаретный дым плыл прочь из комнаты, трогательно касаясь пышных сияющих волос, подбородка, мягких губ, чудесных ресниц…

Катце сжал кулаки. Не до этого, несостоявшийся герой-любовник.

- Проходи. Я как раз собирался сделать кофе. Ты будешь?

Рауль поднял руку ко лбу. Весь боевой запал, с которым он выпалил первую свою фразу будто бы разом испарился.

- Да, спасибо, Катце. Конечно.

- О’K. Я сейчас.

Забрав чашку, бывшая мебель прошел в свою маленькую кухню. Хорошо хоть купил недавно целую банку кофе. А то и так грязь кругом, вот было б весело, если б еще и кофе Раулю не нашлось.

Ладно, Блонди пришел к нему не просто так. К делу.

Налив две чашки крепкого горячего кофе, Катце вернулся в комнату.

Рауль сидел на одном из двух диванов, такой прекрасный, сияющий и совершенно чужой во всей этой нищенской обстановке его жилища.

- Не знал, что ты так живешь, - виновато улыбнулся он из-под челки.

- Я собирался купить квартиру и переехать, но… - Катце пожал плечами, протянул Раулю его кофе, - потом решил, что мне это не надо.

- Да, понимаю, - усталая вымученная улыбка на миг осветила лицо Блонди. – Черный рынок.

- Да, - Катце тоже коротко улыбнулся, глотнул обжигающего кофе и сел напротив Рауля, прямо на низкий газетный столик. Длинные ноги Рауля не умещались между диваном и столом, и он сидел широко раздвинув острые коленки. Казалось таким естественным по-хозяйски положить сверху руку. Катце сдержался.

- Ты сказал что-то насчет проблемы.

Рауль погрустнел, опустил плечи. Золотые локоны осыпались вниз, скрывая лицо. Тонкие губы, чуть скривились улыбкой.

- Меня сегодня вызывала Юпитер. Мне… отказано в доверии. Я больше не возглавляю лабораторию нейрогенетики.

- Понимаю, – Катце глубоко затянулся, выпустил дым в потолок. – Плохо дело.

- Да, и боюсь у нового руководства я - первый кандидат на психокоррекцию.

- Она узнала?

Рауль небрежно пожал плечами.

- В конечном счете, Юпитер-сама известно все.

- Рауль, - Катце и сам не заметил, как его рука скользнула по этим медовым кудрям. Блонди поднял голову, и они встретились взглядами. – Чем я могу помочь?

“Я не хочу потерять тебя…”

- Не знаю, Катце. Может быть, я просто струсил и слишком сгущаю краски, - веки Рауля опустились, он рассеянно потерся щекой о ладонь Катце. – Я правда не знаю.

Никто, никогда еще так не делал.

- Рауль, я могу перекрыть доступ оперативной памяти Юпитер к ее базам данных, - Катце сам не поверил, что сказал это. Это же был его крапленый козырь, та часть “Секрета Танагуры”, которую он успел спереть прежде чем Ясон поймал его. Но Рауль... Рауль был важнее. – Если система зависнет, всем станет не до тебя…

- Всем станет до ТЕБЯ, глупышка, - Рауль протянул обе руки, сгреб Катце в охапку, прижал к себе: - А я этого не хочу.

Они помолчали, просто обнимая друг друга. Губы Рауля слепо ткнулись ему в подбородок, скользнули по скуле, по уголку шрама.

“Я что-нибудь придумаю, Рауль. Обещаю”.

- А знаешь, что самое смешное?

Щекой Катце ощутил улыбку Рауля.

- Они сбежали.

Катце даже не стал спрашивать “кто”.

- Моему музею конец. Знаешь, как это называется? День сюрпризов.

Ничего не говоря, Катце снова погладил Рауля по волосам.

- Ох, Катце, ты мне просто не поверишь, как это было. Даррел высчитал на своем примитивном компьютере критическую точку одного из зеркал. Гай ручкой от чайной ложечки вскрыл кодовые замки на их цепях. Затем они обмотали цепями вертящийся стул Даррела, и Гай метнул его в зеркало.

Катце невольно прищелкнул языком. Метнуть утяжеленный цепями стул одной рукой… А Гай, похоже, там форму не терял.

Рауль тем временем продолжал.

- Вчетвером они выбрались во внешние помещения. Украли там одежду для петов, - по в общем невозмутимому лицу Рауля прошла короткая судорога, хотя и без того было понятно, чью именно одежду они украли “для петов”. – Затем Даррел изнутри вызвал андроидов охраны. Сказал, что он приставленная к музею мебель и там произошло ЧП. Когда прибыли андроиды, Даррел проскользнул им за спины и встал между внешними дверями, не давая им закрыться, а стоило андроидам пройти во внутреннее помещение, вся четверка ускользнула наружу.

- Действительно очень просто, - хмыкнул Катце. – А почему андроиды не стреляли?

- Стреляли и даже ранили одного из них, но было уже поздно. Внешние двери успели закрыться, и Гай разбил кодовую панель, – Рауль скорбно вздохнул и закончил: - Из здания их вывел тоже Даррел. Он же мебель. Говорил всем, что я отдал ему распоряжение, привести в мою резиденцию в Апатии этих двух петов и Гая, а еще принести одежды. Они забрались в машину и уехали. Вот собственно и все, Катце.

Катце улыбнулся, поднялся с колен Рауля.

- Пей кофе. А-то он совсем остынет.

Рауль покорно взял чашку, печально покачал головой. Неоновый циферблат часов в полутьме подмигивал им с Катце.

- Пей кофе, Рауль.

Блонди покорно повиновался и в тот же миг с лестницы донеслись звуки отчаянно спорящих голосов, а затем пронзительно прозвучал звонок.

- Ты кого-то ждешь? – мгновенно напрягся Блонди.

- Все в порядке, сиди, - улыбаясь Катце прошел к двери и открыл ее.

- Быстро вы, - холодно приветствовал он стоящего на пороге Гая.

- А мы на байках, - невозмутимо ответил однорукий, проходя в квартиру. За ним чуть ли не размазавшись по его спине осторожно следовал Эниф, потом – Килли, и замыкал процессию недоверчиво-настороженный Даррел.

Закрывая за ними дверь, Катце спиной почувствовал пораженный выдох Рауля. Когда он обернулся, говорили практически все:

- Как ты их нашел? – улыбался Рауль, обращаясь к Катце.

- Я предупреждал, что он нас выдаст, - качал головой Даррел.

- Неблагодарные, - осуждал его и остальных Рауль.

- Может быть, нам лучше снять это, - неловко ерзая в одеждах Блонди, советовался с Килли Эниф.

- И не подумаю, - с прежней задиристостью в голосе отвечал тот.

Игнорируя весь этот шум, Гай кивнул Катце:

- Ну что? Сможешь достать нам четыре билета на ближайший рейс.

- Я еще не думал об этом, - признал Катце. – А почему я собственно должен это делать? Вам ведь даже и заплатить мне нечем.

Гай невозмутимо положил руку на плечо Килли:

- А ты спроси свою совесть, может она подскажет.

Катце откровенно поморщился:

- Кто бы говорил.

- Катце, - слегка растерянно позвал с дивана Рауль. – Что происходит?

И неожиданно ред почувствовал, как душно в его маленькой квартирке, как в ней неуютно и тесно.

- Даррел, отведи петов на кухню, сделай им что-нибудь горячее, чтоб согреться, - распорядился он. – Гай, займи себя тоже пока чем-нибудь.

Однорукий хмыкнул и сел перед компьютером, условно оставляя любовников наедине.

Светлые глаза терпеливо, выжидающе смотрела на него снизу-вверх. Катце шагнул вперед, коленом отодвинул газетный столик и опустился перед Раулем на корточки. Сжал бледные руки в своих ладонях:

- Рауль, что бы ты сказал, если б я предложил тебе вместе со мной покинуть Амои?

Катце прямо смотрел в эти бледные ясные глаза, не отпуская взора Рауля, пока ему не показалось, что тот сейчас просто заплачет. Но Рауль не заплакал, он просто молча скользнул с дивана прямо на пол, к Катце, заключая его в объятия, зарываясь лицом ему в плечо.

“Какой же я, наверно, дурак”, - счастливо подумал ред, чувствуя, что непроизвольно улыбается, и все гладя, гладя рукой широкую спину блонди.

Гай, сидящий у компьютера к ним спиной, одну за другой ломал в пальцах и бросал в мусорку сигареты “Черная луна”. В ящике у Катце их было еще очень много, но Гай всегда был упрям.

За единственным окном спала Танагура: Церес, Мидас, Апатия, блистающий точеными башнями Эос, и только две луны: Золотая и Черная - молча наблюдали из бархатистой тьмы, как покинут Амои шесть свидетелей их жестокой любви, будто бы Ясон и Рики, навсегда соединившиеся на небе, прощались со своими друзьями и врагами, людьми, которые что-то значили в их общей страшной судьбе.

Мертвые оставались мертвым, а живых ждало их собственное будущее.

(C) Jasherka Kat